Голоса прошлого
Шрифт:
Уговорила...
В итоге я взяла белую юбку с жакетом, и серое, с жемчужным отливом платье, и несколько костюмов различных фасонов и расцветки. Ещё мне понравился образ на основе полевой формы: серо– белые плотные брюки с множеством карманов на липучках и магнитных застёжках, майка, куртка, платок– бандана на голову и обувь, нечто среднее между кроссовками и бутсами. Всё это через пару дней и привезли в лучше виде на дом, в коробках с голографическими логотипами 'Старой ворчуньи'.
С собой я взяла не так много вещей, только самое необходимое. Шкафы пустовали. Пришло время их заполнить. Я вешала одежду, расставляла обувь, раскладывала украшения для волос... Всё новенькое, чистенькое, свеженькое, пахнет чем– то приятно– тонким. На ум всё время лезла пещера на Планете Забвения. Там пахло иначе. Там вообще всё было иначе. И одежду я шила себе сама. Кроила десантным ножом шкуры, орудовала костяной иголкой. Пока приспособилась, исколола острым концом самодельной иглы всё, что только можно было исколоть. Пальцы, вспомнив ту боль, поневоле сжались сами. Каким же трудом давалась нам не мода, – защита от холода, ветра, непогоды.
О тонкой, льнущей к телу, невесомой ткани из паучьего шёлка тогда и там даже не мечталось.
Девятнадцать лет во что– то складываются, что ни говори. Их не выкинешь из памяти, и ничем не заглушишь. Самодельный костяной гребень для волос с несколькими выломанными зубчиками дороже новых, лёгких, инкрустированных драгоценными камнями. Не потеряешь и не забудешь его никогда. Слишком много живого чувства в него вложено. Памяти. Боли. Любви...
Вторая реликвия, приехавшая на Океанию вместе со мной, – китель старой полевой формы. Он стал мне мал в первый же год на Планете Забвения. Натуральные роды всегда меняют фигуру... Я тщательно вычистила китель, спрятала, бережно хранила, а потом забрала с собой. Не могла расстаться. Не могу до сих пор. Эта память старше той, что связана с гребнём. И г о рше.
Перед последним вылетом я нацепила весь свой 'иконостас'. Полудетская бравада, этакий вызов всем окружающим, нате, мол, съели? Стыдитесь! И он сработал: мальчишка, которого навязали мне в напарники, подавился всеми теми словами, которые приготовил для Презренной Отступницы, Которой дали Шанс героически Искупить Вину в бою. Что бы он там понимал, сосунок!
Вот Геля Гартман – другое дело. Выдержала мой взгляд, не поперхнувшись. Железной воли человек. Я ей ни слова не сказала. Ни одного слова. Что нам было говорить, о чём? Так я тогда рассуждала.
Но сейчас я думаю себе: если бы заговорила? Если бы спросила прямо, в лоб, не твоя ли это была замечательная идея, Ангелина Грайгеревна? Она сказала бы мне правду, не стала бы лгать, я её хорошо знала. Раздавила бы меня эта правда или не раздавила бы? Что бы я сделала, ответь она мне 'Да'? Тайна, которую уже не разгадать.
Может и к лучшему.
Я расправила китель, провела ладонью по наградам. Они тихонько зазвенели в ответ. Нашивки невезения: каждая означала ранение на службе. Медали За Отвагу. Три ордена Мужества. Орден Славы.
Солнечный Крест.
Крест я получила за Соппат, в том числе за то, что не позволила уничтожить Фиолетовый корпус вместе со всеми запертыми там детьми. Во мне уже проснулась психокинетическая паранорма, но никто не знал, и я сама не знала, что обретённая мощь способна пробить защиту хвалёного саодваройка, оллирейнской индивидуальной брони, выдерживающей прямое попадание гравитонной бомбы или слаженную атаку пятёрки бойцов– пирокинетиков.
Каково было десятилетней девочке противостоять здоровенным, вооружённым до зубов мужикам? Я читала отчёты и протоколы, любезно предоставленные инфосферой. Занимательное чтение с картинками, само по себе способное вывести из равновесия кого угодно. Но собственных, личных, воспоминаний о Соппате у меня почти не осталось. Детская память не удержала страшных событий. Не жалею, но Солнечный Крест из– за этого всегда воспринимала отстранённо. Он принадлежал девочке, ушедшей в прошлое без следа и без возврата. Её награда перешла ко мне по наследству, и я хранила её, как хранят награды своих старших внуки и правнуки боевых ветеранов.
Зато всё остальное – моё и только моё. Моя гордость, мои кровь, боль и слёзы. Истории, длиною в чью– то жизнь...
Орден Славы.
Врана.
Память оживала, вынимая из потаённых углов души полузабытые тени.
ЧАСТЬ 2. Врана
ГЛАВА 1
Врана, локальное пространство Ворон, Земная Федерация, 26 лет назад
Сине– зелёно– белый, разводами, шар планеты на экране капитанского флеш– куба. Планеты голубого ряда, то есть, пригодные для жизни без тяжёлой защиты и растянутых во времени программ терраформирования, встречаются не так уж и редко, как многие думают. Но ценность их от этого не уменьшается нисколько.
Врана.
Название получила из– за своеобразной формы континентов. Из космоса в соответствующем ракурсе складывались в фигурку ворона, расправившего крылья в полёте. Эта птица – эндемик Старой Терры; на других планетах, насколько мне известно, распространения не получила. На Вране не водилась тоже. Ну да это неважно...
Привилегия капитанского звания: помимо обособленного личного пространства вдобавок отдельный рабочий кабинет. Крохотный, как и всё на наших линкорах; главное ведь системы вооружения, жизнедеятельности и ангары с техникой.
В десантных трюмах кораблей военно– космического флота не живут. Живут в боях или на базах. Поэтому комфорт отдельно взятой личности – по остаточному принципу.
– Поздравляю с повышением, – сказала Ванесса серьёзно, без привычной ехидинки в голосе.
Сюрприз был на утреннем построении тот ещё. Не у одной меня морда вытянулась.
На Ласточке, во время предыдущей миссии, погибла комадар нашего взвода, Лариса Левашина. Девчонки гадали, кого повысят в звании и поставят на её место, каждая примеряла на себя. Мне было всё равно. Я пришла в десант не за званиями...
Терминал, выгнутый полукругом, занимал добрую половину капитанского кабинета. Экраны были отключены, и мёртвая поверхность тускло отсвечивала в тон потолку. На стене неярко светилась эмблема отряда, синяя стрела, натянутая на лук из звёзд. У меня на рукаве красовалась такая же...