Голоса прошлого
Шрифт:
– Одна мама здесь, – она прижала кулачок к груди, – а вторая ты, Энн. Не умирай больше никогда! Слышишь?
– Слышу, – заверила я маленькую. – Слышу, солнышко моё...
– Никогда не смей! – выкрикнула она, и я испугалась, что она снова сорвётся в истерику, пообещала поспешно:
– Никогда не буду.
Наивная, я сама верила собственным словам.
– Правда? – насупилась девочка, размазывая кулачками остатки слёз по своей чёрненькой рожице.
– Правда! Честное слово.
– Самое Честное Слово?
– Самое Честное!
– Хорошо, – кивнула она важно, и постаралась принять серьёзный вид, хотя и шмыгала носом совершенно несерьёзным образом.
– Ну… пошли? – предложила я, и, отдельно к подруге:– Ане, спасибо.
– Не за что, – отозвалась Ане. – Пойдём…
Вечером Нохораи уснула почти мгновенно. Вцепилась в мягкую игрушку – пятнистого весёлого пса, порядком вылинявшего и затрёпанного, но его когда– то купила мать девочки, Ликесса Балина, и мы берегли его. У нас слишком мало её вещей осталось, мы не могли позволить себе ими разбрасываться. Кубик, называли мы собаку. Убейте меня, не помню, как и почему возникла эта кличка! Наверное, неправильно давать клички игрушечным животным, не знаю. Нам не мешало.
Потом мы с Ане пили чай. Именно Ане приохотила меня к чаю марки «Ахмадени», говорила, его выращивают на её родной планете, на Ласточке. Ане скучала по родному миру, это же видно. Но вернуться обратно она не могла, и это было видно тоже. Я не расспрашивала её, зачем лезть человеку в душу. Захочет – расскажет, не захочет, значит, так тому и быть. Чай мне не слишком нравился, кофе лучше. Но я не хотела обижать Ане.
Звякнул личный терминал. Я удивилась ко мне мало приходило сообщений,, в основном по работе, но я всё ещё была на больничном, так что…
– Что думаешь, – добродушно сказала Ане, – открывай.
Она улыбалась, видно что– то знала. Я пожала плечами, раскрыла голографический экран, и… изумилась до обалдения. Сообщение пришло, на минуточку, от самого адмирала Тропинина, и требовало приказным тоном явиться завтра на парад для награждения…
– Чего? – не сдержалась я вслух.
Ане улыбнулась снова.
– Ты!– возмутилась я. – Ты что– то знаешь!
– Ну да, меня о тебе расспрашивали, – сказала подруга.
– И что ты им рассказала?
– Правду. Ты спасла меня, и не только меня. Если бы не ты, нас бы затащили в тот транспортник, и где бы мы сейчас были. Станцию отбили, но отбить маленький транспортник намного тяжелее. Может быть, его остановили бы. Может быть, нет. Я не знаю. Проверять практикой, сама понимаешь, не хочется.
– Лучше бы ты промолчала, Ане, – с досадой сказала я. – Зачем мне ещё и это…
– Не скромничай, – ответила она. – Ты заслужила.
Заслужила. Я плоховато помнила события того дня. Ужас свой запомнила прекрасно, а вот всё остальное вспоминалось словно бы через дымку. Через ослабленный фильтр сквозь толстое, изрядно запылённое окно.
***
Утром мы собрались на парад. На комической станции утро и вечер – условны, дань привычному суточному режиму сна и отдыха. Половина народу на станции живёт по ночному распорядку, половина по дневному, ночь и день неотличимы друг от друга. Но весь жизненный график привязан к стандартному времени, которое отсчитывается по суточным циклам Старой Терры, и потому в разговоре сохраняется: ночная смена, дневная прогулка, вечерний рейс, утренняя пробежка.
Стандартное время принято основным для всех космических объектов. Очень удобно. Ночь на пересадочной станции в локали Ратеене совпадает с ночью на станции Кларенс, синхронизирована вся сеть межзвёздных GVS и локальных MVS Федерации, и можно представить себе, какой дикий хаос начнётся, если каждая станция станет жить по времени главной планеты своей локали или по своему собственному времени.
В торжественные дни прямо полагалось открыто носить все свои награды; у Ане были значки медицинской службы Ласточки: Орден Доблести и Знак Почёта, федерального, правда, значения. А мне пришлось достать свой Солнечный Крест. Я получила его за Соппат, в возрасте, который мало кто назовёт зрелым; позже, читая материалы по Соппату, я наткнулась на подробные описания, за что… и запоздалым ужасом поползли по спине мурашки. Не хотелось верить в то, что это было когда– то со мной. Я почти не помнила ничего. Но принимать отстранённо изложенное в обезличенном файле военной библиотеки Альфа– Геспина не получалось.
– Ого, – сказала Ане с уважением.
– Да… – неловко ответила я. – Так вот вышло… Соппат, Ане.
Она подняла брови в удивлении.
– Так вот почему ты так яростно говорила тогда! Но, погоди, сколько же тебе было лет? Двенадцать?
– Десять, – бледно усмехнулась я. – Но видишь, какая штука… У меня обнаружилась опухоль в мозгу… и флотские целители отказали мне в паранормальной коррекции: для них это оказался безнадёжный случай. Лечили паллиативно, нейрохирургией. И я, понимаешь… я попросила врачей, чтобы заодно убрали память. Не телепатически, любой телепатический блок можно вскрыть или ослабить. А чисто физически чтобы убрали те части мозга, ответственные за память о Соппатском исследовательском центре. Я не хотела помнить всё то дерьмо. Мне пошли навстречу. А это…– я коснулась ладонью Креста, – это теперь со мной. Адмирал Гартман лично вручил, тогда тоже был парад. Парад помню. Всё, что было до – нет.
– Ох, Энн, – сочувственно выговорила Ане, приобнимая меня за плечи. – Досталось же тебе…
Не люблю жалость. Не люблю, когда кто– то жалеет. Всегда хочется стиснуть зубы и заорать. Но у Ане получалось настолько добро, настолько <i>исцеляюще</i>, что хотелось пить её щедро льющиеся чувства, как живую воду прозрачного родничка.
– Пойдём, – сказала я, с треском захлопывая пустую коробочку из– под Креста. – Опоздаем…
И мы пошли.
Военные, отбившие станцию у врага, уходили на свои базы, оставляя на лечение тяжелораненых; раненых настолько тяжело, правда, было немного. В локальном пространстве Кларенс отныне будет находиться постоянная опора Военно– Космических Сил Федерации. Кларенс получил живительную дозу для своей экономики: военные заказы, военное строительство, медицинское обслуживание и прочее в том же духе. Ну, а по традиции, обязательно проводился парад. Всё по той же традиции парад принимал и проводил тот, кто руководил боевой операцией по спасению. В нашем случае, – Кай Тропинин. Личность незаурядная, что уже там.
Нохораи прыгала от счастья: она очень хотела увидеть настоящих военных и настоящего адмирала. И по такому случаю мы нарядили её в белый костюмчик и вплели в пружинки волос белые ленточки, Ане принесла ей связку разноцветных воздушных шариков, наполненных гелием, всего штук девять, и конечно же, один девочка упустила, и он улетел под потолок, а потом его снесло в шахту лифта. Чётное количество шариков никуда не годилось, и один мы оставили дома, осторожно вытеребив из связки его верёвочку.