Голубая Саламандра
Шрифт:
– Работа такая.
– Инспектирующий службу охраны… Как это понимать? Андрей не успел ответить; из розовой мглы вновь появилось улыбающееся лицо секретаря.
– Да, господин Грачев, он примет сразу после двенадцати, если Вас устроит.
– Благодарю. До скорой встречи.
– Пожалуйста, не опаздывайте.
Это было маленькой, но вполне приятной победой. Он все еще смотрел на мерцающий пластик, словно ожидая опровержения. Сам пронырливый Луи Пэран отвергал возможность быстрого контакта с "неприступным" Грэгом и, вдруг, пожалуйста, - зеленый свет! Может, здесь похлопотал Филипс? Или под внезапной сговорчивостью руководителя центра скрывалось что-то другое, непредусмотрено - неприятное.
– До встречи два с лишним часа, - прервал его мысли Приленский.
– Если вам некуда спешить, мы можем спуститься в сад и поболтать простодушно, как два нечаянно встретившихся русских. Не знаю, как на материке, здесь я стал отвыкать… Маленькая семья. Племянница - Марина с мужем, - вот и все.
– Я думал в центре работает много русских. Разве реактор и "Пи6ОО" строила не Россия?
– Нет. Российский проект, плюс начинка. В руководстве есть несколько русских, но говорят даже с шипением. Так идемте?
– Минутку. Разрешите воспользоваться Вашей техникой еще разок?
Грачев набрал код. Дежурный офицер был ему уже знаком и прежде чем Андрей успел задать наболевший вопрос, рапортовал: - Майор Пэран на месте. Готов вас соединить.
Когда на экране возникла фигура Луи, он убедился, что поездка в Окленд была успешна; на столе стоял кейс со служебным коммуникатором, стоивший, как минимум его, Грачева, репутации.
– Спасибо Луи, - искренне произнес он.
– Ты заставил поволноваться.
– Не драматизируй. Твои нервные клетки несгораемы.
– Смотря по какому поводу скрипеть зубами. Планы на сегодня поменялись: в двенадцать у меня встреча с Мюрреем.
В словах Грачева звучала недосказанность, и реакция Луи оказалась сдержанной: - Значит с Мюрреем… Мне прислать авто или заехать самому?
– Самому, если свободен. Есть несколько вопросов. После экскурсии по саду Приленский проводил в беседку у границы его обширных владении. Там они заговорили вновь о России. Живописуя нравы современного Петербурга или небезразличного Приленскому Новосибирска, Грачев позвонил себе окончательно расслабиться и пока не думать о предстоящей встрече с Мюрреем. Хозяин почему-то сник, более не разыгрывая из себя молодцеватого, неподверженного старению, пенсионера. Он выглядел старше своих семидесяти пяти; глаза его ностальгически блестели, а в голосе сквозило что-то от осеннего ветра.
Лишь когда Грачев проявил интерес к событиям двадцатилетней давности, узнав, что Андрей Александрович был одним из инженерной элиты авторитетным консультантом проекта. Приленский ожил, стал предаваться воспоминаниям с все большим пылом. В патетических фразах он рисовал картины масштабной стройки, иногда вскакивал со скамьи и вытягивал руку к далеким корпусам лаборатории. Его возбужденный, напыщенный вид, казался забавным со стороны. Одновременно энергия старого инженера трансформировалась каким-то образом на Грачева, и тот возможно неуместно спросил: - А реактор, Андрей Александрович, - такой будто бы единственный в мире, - тоже строили при вас?
– Дался вам реактор!
– Голос Приленского вдруг стал дребезжащим и сердитым.
– Нет. Уже через год. Но при чем здесь реактор?! Вы видели циклоидный блок? Увидите сегодня. Дело как раз в нем! Расскажу одну историю… Удивительную, если хотите - невероятную.
Это случилось семнадцать лет назад. Работа над основными корпусами завершалась, а циклоид только закладывали; еще не все площади были расчищены, мы вгрызались в гору и вели шестую шахту под трек, тянули коммуникации. Ясно помню тот день. Я стоял на площадке возле мачтовой и наблюдал за пересменой. Тогда подошел один человек. Хотя у меня было полно дел, мы как-то неожиданно разговорились. Он спрашивал о ходе работ,
Начинало темнеть. Я должен был осмотреть еще участок пятой шахты и собирался проститься. Он же говорит: " Пойдемте, Андрей Александрович. Я хочу сообщить Вам нечто важное. Мне не хотелось обращаться к Асухате - на это есть свои причины. Пойдемте, поскольку Вы спешите, договорим по пути".
Мы спустились к мостику и перешли котлован. Он продолжил: " А знаете, проект не совсем удачен. Для циклоида необходимо восемь секций вместо шести, пожалуйста, не удивляйтесь, что я смею так рассуждать. Я посвятил этой проблеме много времени и нашел ошибки: физики неверно определили величины репитера, - с увеличением напряженности элипсных полей они начнут значительно варьировать. Внести необходимые изменения в проект еще не поздно. Согласитесь, пока не начали возводить реактор, было бы разумно оставить площади для двух дополнительных секций. Затраты не велики, а перспектива огромна…" По пути он кое-что объяснил мне о нестабильности остальных параметров. Истинную ценность его идеи я понял через несколько дней, обратившись к Асухате. Профессор был изумлен, долго не соглашался со мной, однако тщательный перерасчет и моделирование через "БТА-3" убедили его. Вот так циклоид превратился в то, что он есть теперь. И все физики признают; будь иначе - отстали бы мы лет на двадцать. Или вообще никогда не узнали, как слоится пространство.
– Любопытная история. Кто не тот новоявленный гений? Каковы его лавры?
– Гений исчез тем же вечером. По крайней мере, я не сумел его разыскать ни среди физиков, ни вообще где-либо. Лавры… Асухата - основная заслуга его. А историю с исчезнувшим человеком он слушал с ироничной улыбкой. Он не поверил мне; называл меня шутником, то скромником. На том все кончилось… Хотя я не могу утверждать, будто странный человек исчез навсегда…
Как вас понимать?
– нетерпеливо спросил Грачев.
– Я хорошо запомнил его лицо. Его такие, знаете, необычные, одновременно естественные манеры. И если не бояться выглядеть выжившим из ума стариком, я бы сказал, что встретил его недавно.
– Здесь? На острове?
– Да. В нашем поселке. Потом видел в лаборатории. Сам я редко бываю там, но, уж если наведываюсь, то непременно встречаю его. Он как будто меня не узнает - ведь сколько лет прошло! Семнадцать… А он за это время совсем не изменился. Понимаете?
Опишите мне его, Андрей Александрович. Пожалуйста, во всех возможных подробностях.
Грачев с трудом сдерживал волнение: слово за словом Приленский вырисовывал портрет Рона Гулида. Если события, изложенные Приленским, действительно имели место, и все это не было ловкой, чрезвычайно ловкой подтасовкой, тесно завязанной с Люси Белью, - да мало ли кем!
– то начинала доминировать третья версия, та самая, с ядовито-горьким, неземным привкусом. Нелепая, одновременно вонзившаяся в мозг, как заноза.
Устроившись на заднем сидении автомобиля Пэрана, стиснув коммуникатор, Грачев натужно искал опровержения. Чем глубже он вникал в поставленный вопрос, тем более сумасшедшей, дикой представлялась его основа. Он чувствовал боль в висках и, повернув голову к опущенному стеклу, старался, чтобы Луи не видел в зеркало его лица.