Голубой чертополох романтизма
Шрифт:
— Вот так сижу и раскладываю пасьянсы, — сказала она, перебирая карты. — Дама червей на короля пик, трефовый валет на червонную даму…
Хотя он не смог придумать ничего подходящего в ответ, тем не менее его пригласили на следующую субботу к восьми вечера.
— Вы обязательно расскажете мне о своей работе, и поподробнее, ведь быть репортером — это ужасно интересно!
Ну, особенно много рассказывать ему не пришлось. И сидели они не за столиком, а на кушетке. Да и не только сидели. Ведь он был очень услужливым малым.
В следующую субботу они опять встретились на кушетке, затем во вторник утром. А потом в воскресенье в полдень, и снова, и снова. Они уже взяли это в привычку.
И соответственно утратили осторожность.
Так что начальник отдела министерства Ремигиус Хлоупка в один прекрасный день, притом совсем случайно, обнаружил кое-какие следы. А потом — уже совсем
Увы и ах, душа его раздвоилась: на одну половину эта находка почти не подействовала, зато другая пришла в ярость. Эта вторая половина сказала ему: «Бедный Ремигиус, ну что тебе еще осталось? Только беситься». И он страшно взбесился. Будь жена здесь, она бы не узнала своего прекраснодушного муженька в этом рассвирепевшем дикаре. Но она сидела в кафе и листала журналы, а посему лишь ни в чем не повинной кушетке пришлось выслушивать, какого он мнения о собственной супруге, — целых десять минут. Потом, правда, одинокому обвинителю показалось слишком глупым обращаться с речью к мебели, и в наступившей тишине он услыхал голос первой половины души: «Что вы хотите, господин начальник отдела? Развода? Судебного процесса по поводу нарушения супружеской верности? Или, может, дуэли? Короче: скандала?» Разумеется, этого он не хотел. Но все еще чувствовал себя должником второй половины души, той, разъяренной. А потому дернул себя за волосы и рванул на груди рубашку — символически, конечно, — просто-напросто расстегнул воротничок. И тут же ему пришла мысль — разорвать фотографию. На этом стандартном снимке для паспорта был изображен широколицый молодой человек: волосы начесаны на лоб, как у Марлона Брандо в роли Марка Антония, большие вопрошающие глаза, столь же вопрошающий открытый рот, все очень серьезно, чуть ли не до тупости. А вообще-то славный парень, вызывающий доверие. Даже несмотря на то, что написано на обороте: «Регине, моей тайной королеве, от Вальтера, 24 марта».
Значит, они забавляются уже месяца три, сообразил муж Ремигиус Хлоупка, начальник же отдела Хлоупка подумал, что как раз эти три месяца прошли для него особенно приятно: ни единой ссоры, удивительно мало пожеланий, ни одного упрека и она уж совсем не переутомляла его, как случалось прежде. Более того, эти три месяца она была, как никогда, предупредительной, терпеливой, чуткой и такой милой да нежной, какой он давненько ее не видел. Одним словом, в дом вошло счастье, и то обстоятельство, что счастье это, собственно, не вошло, а прокралось, ничуть не поколебало намерения Хлоупки отныне удержать его здесь навсегда.
Поэтому он спрятал фотографию обратно в тумбочку, ободряюще улыбнулся себе в зеркало и на радостях хлопнул в ладоши. А затем поехал в частное детективное агентство с поручением: во-первых, установить имя, фамилию, профессию, адрес и условия жизни молодого человека и, во-вторых, по возможности круглосуточно регистрировать дальнейшие события. Что поделаешь, если жена моложе на двадцать лет.
Вышеупомянутый молодой человек в течение пяти с половиной семестров изучал журналистику и уже около года служил в редакции газеты «Абендпост», в отделе местной хроники, в качестве самого младшего подручного. С утра до вечера он на ногах, хотя материал, за которым его посылают, всего лишь пустяковые транспортные аварии, драки, квартирные пожары и тому подобные происшествия, которым посвящаются в лучшем случае мелкие заметки, но не репортажи; короче, такие вещи недостаточно сенсационны для газетной полосы; практически он работал в корзину, а ведь мечтал когда-то о передовых статьях.
Что ж, пришлось переключиться на иные предметы, например помечтать об этом вот существе на двух ногах, которые стояли перед ним на эскалаторе. В редакции работает одна милашка, с которой у него кое-что было, недель шесть или семь, и от всех встреч почему-то запомнился запах подогретой капусты. То ли дело эти ноги… Но вот знакомство состоялось, они сидят на кушетке. И не только сидят… Что ж, выходит, он не сглупил, повел себя настоящим молодцом, иначе бы никогда не развязался с той милашкой и не очутился здесь.
Здесь, в этой квартире, где свет смягчен толстыми ворсистыми гардинами, где перед едой подают аперитив и едят не капусту и клецки, а мозги в кляре или суфле из сыра; где ни один запах не заполняет все помещение целиком, а лежит прозрачным слоем, как бы мазком, рядом с двумя-тремя другими, такими же утонченными; где упоминаются имена и обсуждаются события, какие обычно встретишь только в газетах (разумеется, не в отделе местной хроники); где слова падают тихо, будто тени, и даже телефон не трезвонит,
Так что с самого начала он твердо решил добиваться места, которое ему предложили «по рекомендации из журналистских кругов», как дословно говорилось в сугубо официальном письме. Он не стал ломать себе голову над тем, кто бы это мог быть его неизвестным благодетелем, и в назначенное время явился в министерство торговли в начищенных ботинках и аккуратно повязанном галстуке, прошел по сумрачному коридору к комнате номер 118 и постучал, негромко, но энергично, прочитав в последний момент табличку на двери: «Начальник отдела д-р Р. Хлоупка. Приемная».
За дверью откликнулось сопрано:
— Войдите!
Итак: вперед! А в душе ёкнуло: назад!
— Я хотел только спросить…
— Господин Патцак?
Он подумал: нет, главное — не называть фамилию, я, мол, ошибся дверью! И кивнул.
— Прошу вас, присядьте на минутку, господин начальник отдела будет рад…
Но едва он уселся, как из бесшумно открывшейся в комнату секретарши двери уже засияла радушная улыбка, и не успел он вскочить с места, как его пальцы охватило неповторимо мягкое рукопожатие, и, влекомый этим пожатием, он словно вплыл в кабинет начальника отдела. А двадцать минут спустя Патцак был назначен — пока, правда, с испытательным сроком — редактором ежемесячного журнала «Мир и отечество», официального органа Общества иностранного туризма.
— Журнал какой-то бесцветный, бледный, — сказал ему начальник отдела. — Нам кажется, что вы, господин Патцак, как раз тот человек, который сумеет внести в него свежую струю: современные идеи, бодрый дух.
Ибо начальник отдела отлично понимал, что связь его жены с молодым человеком не протянется долго, если будет постоянно сопряжена с опасностями и тяготами, вызванными необходимостью соблюдать полнейшую секретность. И еще: ему надо держать молодого человека в финансовой, а следовательно, и в моральной узде, чтобы, смотря по потребности, осадить его либо подстегнуть — короче говоря, всегда самому управлять затеянной игрой в счастье.
Люди строгих правил, пожалуй, не одобрили бы поведения начальника отдела, он же был убежден, что поступает вполне в духе христианской любви к ближнему. Ну что она получала от него, его хорошенькая молодая жена? Все утро он торчал в министерстве… ладно, другой, допустим, торчит сорок пять часов в неделю у токарного станка. Так ведь и после полудня и вечерами часто бывают всевозможные заседания: в Обществе иностранного туризма, в Институте архитектурного планирования, в попечительском совете по охране садов и парков, в обществе «Венский лес», в комиссии городского архитектурного надзора, в Обществе связи с зарубежными странами; или приходится идти на обед, устраиваемый министром, на коктейль для прессы, на редакционное совещание; или же показывать иностранным гостям склеп капуцинов, винодельческий район Гринцинг, а потом, чего доброго, везти их в бар «Эдем». И чем больше ложилось на его плечи всяких должностей и функций, тем чаще он должен был отлучаться в конце недели: в Лугано на конгресс «Туризм и реклама», в Братиславу на конференцию со словацкими коллегами, в Линц на открытие подъездной дороги к автостраде, в Баден-Баден с докладом о лечебных источниках в Восточных Альпах, в Варшаву на официальное открытие австрийского бюро путешествий, в Мюнхенскую телестудию на конференцию круглого стола об интеграции туризма, в Кицбюэль в связи с пуском новой канатной дороги. (Позабавиться дома своей игрушечной железной дорогой ему теперь уже недосуг.) Нет, жена от него действительно мало что видит, а с тех пор как сынишку отдали в интернат в Либенау, наверняка чувствует себя еще более одинокой. Отсюда, рассуждал он далее, и ее экстравагантные запросы: каждый месяц подавай новую шляпку, а через день она уже ей больше не нравится, и стереоустановка с бесчисленными пластинками Караяна, и требование купить вместо «фиата» «санбим» (правда, он еще не дал на это согласия). Нет, он в самом деле мало уделяет ей внимания, тем более что в глубине души вполне убежден, что брак не что иное, как приватная проституция — так сказать, домашний бордель: не дешевле, правда, но удобнее, и сифилиса не подцепишь.