Голубой Лабиринт
Шрифт:
– Я предполагаю, что поездка в Индио была разочарованием, - сказала она.
Пендергаст, который сейчас смотрел на одну из оформленных голографий, кивнул, не взглянув на нее.
– Мужчина по-прежнему молчал?
– Наоборот, он был очень многословен.
Констанс разгладила свою юбку спереди.
– И?
– Это все бред.
– Что он сказал?
– Как я уже сказал, бред.
Констанс сложила руки.
– Я хотела бы знать точно, что он сказал.
Пендергаст повернулся к ней, его светлые глаза сузились.
– Вы сегодня слишком настойчивы.
Констанс
– Мужчина говорил о цветах.
– Не о лилиях ли, случайно?
Он ответил с сомнением в голосе.
– Да. Как я уже неоднократно говорил, это бессмысленный бред.
Констанс снова промолчала. Оба сохраняли тишину несколько минут. Пендергаст продолжал играть своим стаканом, допил его, встал и вернулся к буфету. И опять потянулся за бутылкой абсента.
– Алоиз, - начала она.
– Человек мог сказать глупость, но это был не бессмысленный бред.
Игнорируя ее, Пендергаст начал подготовку второй порции напитка.
– Мне надо поговорить с вами – по очень деликатному делу.
– Хорошо, прошу, говорите, я слушаю, - сказал Пендергаст, наливая абсент в нижнюю часть бокала, и поместил шумовку сверху.
– Где этот чертов сахар?
– бормотал он про себя.
– Я изучаю историю вашей семьи. Вчера во время нашей встречи в оружейной комнате было произнесено имя доктора Эвенса Паджетта. Вы знакомы с этим именем?
Пендергаст положил кубик сахара и начал растворять его ледяной водой.
– Я не люблю драмы. Выкладывайте.
– Жена доктора Паджетта была отравлена эликсиром вашего пра-пра-прадеда. Человек в тюрьме Индио страдает от тех же симптомов, что и жена Паджетта – и, как и все остальные, кто принял патентованное лекарство Иезекии.
Пендергаст схватил стакан абсента и сделал большой глоток.
– Человек, который, очевидно, убил лаборанта остеологии в музее – и напал на вас – украл длинную трубчатую кость жены Паджетта. Почему? Возможно, потому, что он работал на кого-то, кто пытается воссоздать эликсир. Очевидно, что в кости должно сохраниться остаточное количество.
– Какая чушь, - сказал Пендергаст.
– А я вот не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы, поначалу, говорили о запахе лилий – это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемый чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира, запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсиры становились бесполезны – фактически, они только способствовали ускорению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, - Констанс заколебалась.
– В конце концов, смерть становилась спасением.
Пока она говорила, Пендергаст поставил стакан и встал. Он принялся расхаживать по комнате.
– Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.
– Есть еще одна вещь: эликсир вводился в виде пара. Вы не найдете его в таблетках или каплях. Его необходимо вдохнуть.
Еще больше ходьбы взад-вперед.
– Конечно, вы могли видеть, как это происходило, - сказала Констанс.
Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.
– Алоизий, ради Бога, вы были отравлены эликсиром. Не только это – но и то, что очевидно была применена очень концентрированная доза!
– Вы пронзительно кричите, Констанс.
– Вы начали чувствовать запах лилий?
– Это достаточно распространенный цветок.
– Вчера после нашего совещания, я попросила Марго, провести расследование. Она обнаружила, что кто-то – без сомнений использующий фальшивое имя – занимался исследованиями эликсира Иезекии в публичной библиотеке Нью-Йорка и Нью-Йоркском историческом обществе.
Пендергаст остановился. Он снова сел в кресло и взял свой бокал. Откинувшись назад, он сделал быстрый глоток, прежде чем поставить его.
– Простите мою прямоту. Но кто-то мстит вам за грехи ваших предков.
Пендергаст, казалось, не слышал ее. Он опрокинул в себя последний абсент и начал готовить еще одну порцию.
– Вам надо сейчас же получить помощь, или вы закончите, как тот человек в Калифорнии.
– Не надо мне никакой помощи, - ответил Пендергаст с неожиданной яростью, - я сам могу спасти себя. И я буду вам благодарен, если вы не будете мешать моему расследованию.
Констанция поднялась со скамьи и сделала шаг к нему.
– Дорогой Алоизий. Не так давно в этой самой комнате, вы назвали меня своим оракулом. Позвольте мне сыграть эту роль. Вы больны. Я вижу это. Мы можем помочь вам – все мы. Самообман станет для вас фатальным.
– Самообман?
– Пендергаст рассмеялся звонко и резко. – Здесь нет никакого самообмана! Я осознаю свое состояние. Неужели вы думаете, что я не старался в меру своих сил найти способ, чтобы исправить ситуацию?
– Он схватил стопку бумаг и швырнул их в угол комнаты.
– Если мой предок Иезекия, чья жена умирала от воздействия его эликсира, не мог найти лекарство... тогда как я смогу? Также я не могу смириться с вашим вмешательством. Это правда, я звонил тебе мой оракул. Но теперь ты становишься моим альбатросом. Вы женщина с идеей фикс, как вы это столь резко продемонстрировали, когда вас осаждал ваш покойный любовник на вулкане Стромболи.
В Констанс настала перемена. Ее тело стало жестким. А ее пальцы крепко сжались – только один раз. Искры вспыхнули в ее фиолетовых глазах. Сам воздух потемнел вокруг нее. Эта перемена была столь резкой, и с таким затаенным злом, что Пендергаст, поднимая бокал за еще одним глотком, вздрогнул и непроизвольно выставил руку в защиту, выплеснув напиток на его ладонь.
– Если бы это мне сказал любой другой человек, - сказала она ему тихим голосом: - Он бы не пережил эту ночь. Затем она развернулась на каблуках и покинула комнату.