Голубой Лабиринт
Шрифт:
Внутри локтя появилась вена.
Удерживая эластичный жгут между зубами, он поднял шприц свободной рукой. Рассчитывая свои движения между спазмами конечностей, он вставил иглу в вену. Он немного подождал, потом слегка приоткрыл зубы, выпуская жгут.
Он позволил своим глазам закрыться и сидел там в течение нескольких минут, игла свисала с его руки. Затем, снова открыв глаза, он вытащил шприц и отложил его. Он осторожно сделал неглубокий вдох, как купальщик, проверяющий температуру воды.
Боль исчезла. Спазмы исчезли. Он был слаб, дезориентирован, но мог функционировать.
Мечтательно, как старик, пробудившийся от сна, он встал со стула. Затем пожал плечами, надел свою кобуру и пиджак. Потом осторожно вытащил свой значок ФБР, удостоверение личности и запер их в сейф, оставляя при себе паспорт и кошелек. Наконец оглядевшись, он вышел из гостиничного номера.
Глава 36
Вход в «Город Ангелов» лежал в конце узкой извилистой улицы в северном районе Рио. На первый взгляд, сама фавела ничем не отличалась от соседней области Тижука. Она состояла из серых бетонных коробок высотой в три и четыре этажа, плотно жавшихся друг к другу в лабиринте почти средневековых улиц - кривых и запутанных. Ближайшие здания были серого цвета, но цвет сменялся на зеленый, а затем и на терракотовый по мере того, как обширные трущобы поднимались по крутым склонам, простираясь на север, волоча за собой тысячи столбов дыма от приготовления на огне еды, размытых и колеблющихся на солнце. И только когда Пендергаст заметил двух молодых людей, развалившихся на пустых бензиновых бочках, в шортах и гавайских сандалиях, с автоматами, перекинутыми через их голые плечи – дозорных, проверяющих всех, кто приходил и уходил – только так он понял, что находится у ворот в совершенно другую часть Рио-де-Жанейро.
В проулке он остановился, чуть-чуть покачиваясь. Принятые наркотические лекарства – будучи необходимыми для выносливости – уже притупили его разум и замедлили реакции. В его состоянии было бы слишком рискованно пытаться замаскироваться. Пендергаст мог сказать только несколько слов на португальском, и в любом случае он никогда бы не смог освоить наречия, которые менялись от фавелы до фавелы. Если наркоторговцы или их охранники в португальском Городе Ангелов приняли бы его за полицейского под прикрытием, он был бы немедленно убит. Его единственным вариантом было не маскироваться вовсе; чтобы обратить на себя внимание.
Он подошел к подросткам, которые смотрели на него с прищуром, застывшим без движения. Над головой электрические провода и кабели телевизионных линий, пересекающие улицы снова и снова, были настолько плотными, что погружали улицу в вечный мрак, провисая под собственным весом, подобно какой-то огромной и зловещей паутине. Зловонная улица была подобна горячей духовке, воздух провонял мусором, собачьими экскрементами и едким дымом. Когда он приблизился, подростки – пока не поднимаясь со своих насестов на бензиновых бочках – позволили своим пулеметам соскользнуть с плеч в руки. Пендергаст не предпринял никаких попыток, чтобы обойти их, а вместо этого подошел к старшему из двух.
Мальчик – ему было не больше шестнадцати – осмотрел агента сверху вниз с комбинацией любопытства, враждебности и презрения. В знойную жару одетый в черный костюм, белую рубашку и шелковый галстук, Пендергаст выглядел как пришелец с другой планеты.
– Куда ты идешь, гринго?
– спросил он угрожающим тоном по-португальски. В то время как он произносил эти слова, другой юнец – повыше, с лысой бритой головой – соскользнул со своей собственной бочки, вскинул автомат и небрежно прицелился в Пендергаста.
– Мой сын, - сказал Пендергаст.
– Мой сын.
Подросток заржал и обменялся взглядом со своим напарником. Без сомнения, это была обычная картина: отец ищет своего блудного сына. Бритый приготовился стрелять в Пендергаста, не задавая дополнительных вопросов. Вместо этого, низкий подросток – который, казалось, был настроен формально – отклонил его. Стволом своей пушки он жестом показал Пендергасту поднять руки. Агент выполнил указание, и лысый подросток обыскал его. Его паспорт был изъят вместе с бумажником. Небольшое количество денег из кошелька забрали и сразу же поделили. Когда смотровой нашел Лес Баер 45 калибра, возник спор. Коротышка выхватил пистолет у лысого и потряс им перед лицом Пендергаста, задавая гневные вопросы по-португальски.
Пендергаст пожал плечами. – Мой сын, - повторил он.
Спор продолжался, и собралась небольшая толпа любопытствующих зевак. Казалось, что лысый, в конце концов, добьется своего. Протянув руку в секретный внутренний карман пиджака, Пендергаст извлек пачку денег – тысячу реалов – и предложил их более низкому дозорному.
– Мой сын, - повторил он еще несколько раз, тихим, не угрожающим голосом.
Подростки посмотрели на деньги, но не взяли их.
Пендергаст снова полез в карман, вынул еще тысячу реалов и добавил их в пачку, которую протягивал. Две тысячи реалов – тысяча долларов – в сообществе, как это, были очень большими деньгами.
– Пожалуйста, - сказал он, аккуратно размахивая деньгами перед дозорными. – Позвольте мне войти.
С внезапной гримасой, юноша выхватил деньги.
– Черт, - пробормотал он.
Это вызвало еще один взрыв возмущений от его бритоголового товарища, который был явно настроен просто убить Пендергаста и забрать деньги. Но коротышка заткнул его потоком проклятий. Он передал паспорт и бумажник обратно Пендергасту, удержав пистолет.
– Выйдешь здесь, - сказал он, пренебрежительно махнув агенту, – сукин сын.
– Благодарю. Пока Пендергаст проходил мимо импровизированного поста охраны, он увидел краешком глаза, как бритоголовый отделился от собравшейся толпы и исчез в переулке.
Пендергаст брел по центральной улице фавелы, которая быстро расщеплялась в запутанный лабиринт более узких улиц, пересекающихся бесчисленное множество раз, поворачивающих под странными углами, и – иногда – заканчивающихся тупиками. Люди молча смотрели на него, когда он проходил мимо, одни с любопытством, другие с подозрением. Время от времени он останавливался, чтобы спросить кого-то, - Мой сын, - но это встречало быстрый, молчаливый отказ в виде покачивая головы и торопливого ухода, чтобы избежать бормотания сумасшедшего.
Работая через вялость медикаментов, Пендергаст подталкивал свои чувства, необходимостью со всем справляться. Ему нужно было полное восприятие окружающей обстановки. Переулки были сравнительно чистыми с редкими бродящими курицами или крадущимися исхудалыми собаками. Кроме двух охранников он не видел никакого оружия, торговли наркотиками, или открытой уголовщины. Действительно, фавела, казалось, демонстрировала больше порядка, чем город за ее пределами. Здания были оформлены в диком изобилии ярко раскрашенных разноцветных плакатов и листовок, по большей части отслоившихся и трепыхающихся. Звук был почти ошеломляющим. Из открытых окон лилась музыка бразильского фанка, разговоры, или громкие споры; иногда восклицания типа «засранец!» или некоторая другая брань. В воздухе нестерпимо пахло жареным мясом. Мопеды и ржавые велосипеды попадались редко – машин почти не было. На каждом перекрестке был хотя бы один паб – бар с грязными пластиковыми столами, десятком мужчин собравшихся вокруг древнего телевизора с бутылками пива Скол в руках, ликующих на неизменный футбол. Их голоса взлетали изо всех мест, когда забивался гол.