Голубой огонь
Шрифт:
Сюзанна оторвалась от письма и посмотрела на отца. Чистая дымчатая поверхность очков была непроницаема. Он взял со стола сигару и отрезал кончики, затем зажег ее с легкостью человека, привыкшего все простые действия совершать на ощупь. Сюзанна наблюдала за ним, зачарованная, размышляя над словами, которые только что прочла. Забота ее матери была трогательной, но очень наивной.
— Не было необходимости посылать за мной из-за этого, — сказала она. — Я не такая беспомощная, как она описывает.
Он выпустил кольцо дыма и ничего не сказал. Она продолжала читать. Теперь ее мать касалась личных дел со своим мужем. Сюзанна сразу не поняла и перечитала во второй раз:
«Я знаю, ты никогда не верил, что я непричастна к исчезновению Кимберли. Ты думал, что я воровка. Как я могла вынести это, Никлас, когда я не знала, что случилось с камнем? Как я могла оставаться твоей женой, оставаться в Южной Африке, если ты думал, что я способна на такую ложь? Я говорила тебе правду, хотя ты никогда не верил мне».
Сюзанна оторвалась от письма.
— О чем она пишет?
— Ты прочла его до конца? — спросил ее отец.
Она снова вернулась к Клариному письму, склонившись над страницей:
«Одно время я почувствовала, что ребенок что-то знает об алмазе. Возможно, она была чему-то свидетелем или что-то слышала. Она была в очень смятенном состоянии перед нашим отъездом. Когда я пыталась расспросить ее, она только истерически рыдала. Единственным выходом было увезти ее из Южной Африки, где что-то омрачало ее существование.
Я старалась, чтобы она обо всем забыла. Я учила ее не оглядываться назад, как и мне пришлось забыть и не оглядываться. Это был единственный путь. Хотя мне все еще хотелось узнать, что именно спрятано в ее детских воспоминаниях, — что-то, в чем она не отдавала себе отчета. Может быть, тебе удастся добиться этого, если когда-нибудь увидишь ее».
В заключительной части письма не было ничего определенного. Оно завершалось холодно, официально, затем в постскриптуме переходило в мольбу за судьбу Сюзанны, что было похоже на Клару.
Сюзанна протянула письмо и положила на стол, насколько доставала ее рука.
— Я не знаю, что она хотела этим сказать. Я никогда не слышала о пропавшем алмазе.
— Она пишет о Короле Кимберли, — сказал Никлас, — одном из самых знаменитых алмазов Южной Африки. Он исчез много лет назад, и с тех пор о нем ничего не известно.
Его тон был ровный, без эмоций. Он нащупал Кларино письмо и складывал его, пока Сюзанна размышляла над прочитанным. У нее мелькнула мысль, объясняющая содержание письма, и она выразила ее вслух.
— Мне кажется, я поняла, почему мама так написала. Она не могла быть уверенной, что вы заинтересуетесь мной после стольких лет. Поэтому она решилась на хитрую уловку. По крайней мере, ей казалось, что хитрость удастся. Порой она была способна на удивительные выдумки.
— Я не понимаю, — проговорил он.
— Конечно, это звучит глуповато, — сказала Сюзанна, оправдываясь, — но я знала ее очень хорошо. На такого рода выдумки она была способна. Если бы ей удалось убедить вас, что я что-то знаю о пропавшем алмазе, то, возможно, вы заинтересовались бы мной. Вы изменили бы свое отношение и взяли бы меня под защиту. Ведь у нее могли быть такие намерения?
Еще раз между ними установилось длительное молчание. Он не отвечал на ее предположение, не соглашался с ним и не отрицал. Однако чем дольше она думала об этом, тем правдоподобнее оно казалось. Кларе не приходило в голову, что Сюзанна может не захотеть возвратиться в Южную Африку. Или что может оказаться утомительно и неприятно, если отец и другие начнут выпытывать у нее то, чего она не помнила, да и вообще не знача.
Видимо, замысел удался. Никлас Ван Пелт немедленно послал за своей дочерью. Даже Дэрк, который, несомненно, читал это письмо, спросил ее тогда в Чикаго, слышала ли она о Короле Кимберли. Но Дэрк явно не был заинтересован в этом, и она вспоминала об этом с благодарностью. Ему не было до этого дела, и он не вернется к этой теме.
Если отец позвал ее к себе домой только для этого, тогда она желает избавиться от его присутствия и закончить этот бесполезный допрос.
— Возможно, вы не согласитесь с моими доводами, — сказала она. — Но я больше ничего не могу добавить. Мне было бы лучше уйти.
Он услышал, как она встала, и, найдя трость с серебряной ручкой, прислоненную к его креслу, тоже поднялся. Он не пытался ее удержать, только протянул ей руку. Она положила свою руку в его и ощутила его чувствительные пальцы, изучающие ее хрупкую ладонь. Но он не пригласил ее к себе, так же как и она не предложила встретиться еще раз. Из-за Дэрка ей, несомненно, придется бывать в этом доме время от времени, но ничего не осталось, что напоминало бы отношения отца с дочерью. Мара вышла встретить ее, когда она покинула кабинет, и Сюзанна с некоторым сожалением взглянула наверх, куда вела лестница. Многое в доме она помнила лучше, чем своего отца. Ей хотелось побродить по верхнему этажу, по его комнатам и коридорам, которые вернули бы ее в прошлое. Но она не попросила об этом Мару Белман.
— Томас может отвезти вас домой, если хотите, — предложила Мара.
Сюзанна отрицательно покачала головой и похлопала по фотоаппарату, висевшему у нее сбоку.
— Спасибо, но я хочу пройтись пешком. Может быть, мне удастся сделать несколько снимков по дороге.
Мара проводила ее до двери, и Сюзанна была рада оказаться снова на круто поднимающейся улице, взобраться на то высокое место, огибаемое дорогой в форме подковы, и обернуться на дом с более высокого уровня, чем на противолежащем холме.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас побыть одной. Неожиданное чувство боли и разочарования наполнило ее. Несмотря на усилия убедить себя, что отец ничего для нее не значил и что не следовало многого ожидать от этой встречи, не сбылась надежда, порожденная воспоминаниями о глубокой детской привязанности к отцу. То, что уловка ее матери удалась и он послал за ней не из родительского чувства, а только в надежде отыскать благодаря ей огромное богатство, оставило в ней чувство глубокого сожаления.