Голубой огонь
Шрифт:
— Но… как он мог? — в смятении спросила Сюзанна.
— Он порой приходил в бешенство, когда был рассержен. Жизнь тогда еще не наказала его. В тот день он был очень зол. Печально видеть его вспышки и сейчас, когда ничто не провоцирует его.
— Кого он бил? — спросила Сюзанна. — Кого-то из работавших на ферме?
Джон посмотрел вниз на буруны, шумевшие у крутых скал. И ответил, не глядя на нее:
— В тот день он бил Дэрка Гогенфильда. Позднее ваш отец благодарил меня за то, что я остановил его тогда. При всем своем гневе он никогда не причинил бы зла Дэрку, если бы не приступ бешенства.
Что-то болезненно шевельнулось в Сюзанне:
— Но что такое сделал Дэрк, что привело в ярость моего отца?
Джон покачал головой:
— Я никогда не знал причины. И не спрашивал. Я просто унес плеть и вошел в дом только тогда, когда все успокоилось. Я больше не видел Дэрка до отъезда, и ваш отец никогда не упоминал о причине, по которой это случилось.
Буруны далеко внизу с холодным звуком ударялись о скалы. Южная Атлантика мрачно сверкала под лучами солнца, бриз становился холодным.
Сюзанна не могла больше слушать. Внутри нее, казалось, туго натянулась струна, способная оборваться в любую минуту.
— Не забывайте, что все это произошло очень давно, — сказал Джон. — Дэрк тогда был еще мальчиком. Теперь уже никто не помнит об этом.
Но Дэрк не забыл. Она подумала об этом, спускаясь по крутой дороге. Но она не хотела думать об этом сейчас Она хотела только прогнать от себя ужасное воспоминание об этой плетке.
Когда они спускались по дороге, Джон взял ее за руку, и она ощутила успокаивающее пожатие его пальцев. Был ли он здесь когда-то с Джанет? Она внезапно ощутила жалость к нему из-за его потери и из-за его одиночества.
— Я сожалею о вашей жене — сказала она ласково.
— Сегодняшняя поездка как бы вернула ее назад, — признался Джон. — Я думал о ней всю дорогу с того момента, как мы покинули Кейптаун. Но все это относится к другому времени, не к тому, в котором я живу сейчас.
Она поняла его. Любую жизнь можно разделить на отрезки. Ее собственную тоже. Был отрезок ее детства в Южной Африке. Годы взросления в Чикаго. Потом новый для нее газетный мир и все, что было связано с ним. Затем мир Дэрка, в котором она живет сейчас. Она ласково пожала пальцы Джона и высвободила свою руку.
Они нашли старика в том же положении, в котором оставили его. Его сигара превратилась в окурок, он сидел прислушиваясь, видимо, ожидая их возвращения и готовый к тому, чтобы ехать домой.
Они молча ехали вдоль противоположной стороны Кейпа. Сюзанна вертелась на переднем сиденье, глядя на чистые маленькие городки и деревни, остававшиеся позади. Но она думала не о них. Она вспоминала о том, что говорил ей отец в тот день, когда она принесла ему сломанный фотоаппарат. В тот день, который она начисто похоронила в своей памяти непонятно по какой причине. На этот раз она не пыталась захлопнуть дверь.
Теперь она ее откроет полностью! Теперь она была готова дать ответ. Цепь ее воспоминаний стала видна все яснее. Ее охватила волна нетерпения. Она захотела как можно скорее добраться до дома и выполнить свою миссию.
ГЛАВА XXI
Когда Никлас сказал, что у него дела в нижнем городе и попросил Джона отвезти его туда, Сюзанна почувствовала огромное облегчение. Она не просила их подталкивать ее к выполнению своей главной задачи, предпочитая сохранить секрет до поры до времени. Когда они оставили ее в Орлином Гнезде и уехали, она зашла в дом только для того, чтобы освободиться от фотопринадлежностей. Затем, не снимая пальто и с большой кожаной сумкой через плечо, она отправилась в Проти-Хилл. В сумке лежал ключ от ее детской комнаты, и она была уверена, что один из предметов, который она увидит, вновь оживит ее память.
Раньше ее воспоминания блокировались, теперь же она найдет способ устранить этот барьер и вспомнить все до конца. Она должна покончить с этим до приезда Дэрка.
Тогда она будет знать, рассказывать ли ему о своем открытии, касающемся отца.
Горничная долго не открывала на звонок. Сюзанна, все еще запыхавшаяся, поздоровалась с ней. Не спрашивая разрешения, она за ее спиной взбежала по ступеням в холл. Она надеялась, что Мара не будет сегодня мешать.
Ей хотелось кое-что быстро сделать без ее ведома.
К ее удивлению, дверь детской комнаты была открыта, и из окон дул ветер. Она застыла в недоумении на пороге, увидев, что под присмотром Мары Белман горничная производит обещанную весеннюю уборку. Сама Мара стояла на коленях на подушке возле сундука, а вокруг нее были разбросаны игрушки. В руках она держала маленький фотоаппарат и, открыв заднюю крышку, заглядывала внутрь, когда разгневанная Сюзанна вошла в комнату.
На секунду затаив дыхание, обе пристально смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью. До сих пор сдерживаемое возмущение, неприязнь, ревность к этой женщине — все это поднялось волной гнева и выплеснулось наружу.
— Что вы здесь делаете? — закричала Сюзанна — Я не давала вам разрешения рыться в моих вещах!
Краска залила светлое лицо Мары, но она не поднялась с пола.
— Это надо было сделать давно, — сказала она, пренебрежительно указывая рукой на игрушки, лежавшие в куче на полу, — Все это, по-видимому, не более чем хлам, и я была уверена, что вы захотите избавиться от него с нашей помощью.
— А я не хочу! — резко сказала Сюзанна, — Отец сохранил все в этой комната для меня, и я желаю, чтобы это оставалось на своих местах. Не потрудитесь ли вы удалиться?
Мара даже не шевельнулась. Она все еще держала фотоаппарат с открытой задней крышкой и снова с любопытством заглядывала в маленький черный корпус. Она потрясла его, как будто ожидая, что что-нибудь загремит или вывалится оттуда. Сюзанна, сгорая от нетерпения, наблюдала за ней, пытаясь решить, что делать, если Мара не уступит ей. Но та с тщательно разыгрываемым безразличием положила фотоаппарат обратно в сундук и медленно встала.
— Как угодно, — сказала она и, кивком головы позвав горничную, вышла вместе с нею из комнаты.