Голубой велосипед
Шрифт:
– Благодарю вас, месье. Беру эту книгу. Сколько я вам должна?
– Не знаю. Кассирша вам скажет. Извините меня, мне пора идти.
Взяв со стола серую фетровую шляпу, он, уходя, поклонился Леа.
– Вы берете эту книгу, мадемуазель? – спросила продавщица.
– Да, мне ее порекомендовал только что вышедший господин. Она хорошая?
– Если вам се посоветовал месье Рафаэль Маль, значит, да, – с широкой улыбкой поддакнула продавщица.
– Он управляющий магазина?
– О нет. Месье Маль – один
– А чем он занимается?
– Точно никто не знает. У него то много денег, а то он занимает направо и налево. Он интересуется картинами, предметами искусства, вроде бы еще и старыми изданиями. Он еще и писатель. В издательстве "Н.Р.Ф" у него вышли две книги. Их заметили.
Рассчитавшись, Леа вышла. Странное впечатление оставила у нее эта встреча. Со свертком в руке она пошла по бульвару Распай.
Леа уже подходила к дому Камиллы, когда оттуда вышел мужчина. Она сразу же узнала Тавернье.
– Что вам здесь понадобилось?
Сняв шляпу, он ответил:
– Я наносил визит мадам д’Аржила.
– Не думаю, что это доставило ей удовольствие.
– Вы ошибаетесь, дорогая. Она чрезвычайно дорожит моим обществом. Меня же находит забавным.
– Меня это не удивляет. Вечно она ошибается в людях.
– Не во всех, лишь в некоторых… вроде вас, – произнес он задумчиво.
– Что вы этим хотите сказать?
– Она вас не воспринимает такой, какая вы есть на самом деле. И вас любит.
Леа пожала плечами, будто говоря: "А мне какое дело?"
– Да-да! Она любит женщину, которая пытается увести у нее мужа. Ведь в этом вы поклялись в своей очаровательной головке?
Леа вспыхнула, но сумела подавить свой гнев. С невинной улыбкой она ответила:
– Как только вы можете говорить подобные ужасы! Я уже давно все позабыла. Лоран для меня сейчас только друг, в момент отъезда, доверивший мне свою жену.
– Не похоже, что это вас развлечет.
Леа разразилась молодым откровенным смехом.
– Вот тут вы правы. Камиллу интересуют лишь скучные вещи.
– Ну а вас?
– У меня есть желание все узнать, все увидеть. Не будь моих тетушек, следящих за каждым моим шагом, и не будь войны, забравшей всех молодых парней, я бы каждый вечер ужинала в роскошных ресторанах, танцевала в кабаре, часами просиживала в барах.
– Какая чудесная программа! А что вы скажете, если я заеду за вами к семи часам? Сначала отправимся выпить по рюмочке, затем в мюзик-холл, потом поужинаем в каком-нибудь модном уголке, а в завершение потанцуем в кабаре или послушаем русские песни.
При этом перечислении удовольствий глаза Леа расширились, как у ребенка на его первом рождественском празднике. Этот дерзкий характер, жажда жизни и откровенная чувственность так ему нравились, что Тавернье пришлось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не заключить ее в объятия!
– Это было бы здорово, я так скучаю!
Признание было сделано таким жалобным тоном, да еще таким очаровательным ротиком, что благие намерения Тавернье едва не рухнули. Чтобы скрыть смятение, он захохотал.
"Истинный волк, – подумала Леа. – Он, как и все остальные. Буду из него веревки вить".
– Значит, договорились? К семи заеду за вами. Пока же созвонюсь с вашими тетушками, чтобы испросить их позволения.
– А если они откажут?
– Знайте, моя красавица, никогда еще женщина не отказывала мне в том, о чем я ее прошу, – произнес он с иронией, которую Леа приняла за самодовольство.
– Посмотрим, что скажут тетушки, когда я вернусь.
Перемена в ее настроении не ускользнула от Франсуа Тавернье, который, расставаясь, подумал: "А нет ли у нее чувства юмора?"
Когда Леа вошла в белую с бежевым комнату Камиллы, та стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу. В своем домашнем платье из кремового сатина она как бы сливалась с окраской стен и ковра. Услышав хлопнувшую дверь, обернулась.
– Почему ты поднялась? – воскликнула Леа. – Думаю, ты обязана оставаться в постели.
– Не сердись на меня. Я себя чувствую намного лучше. Ко мне заходил месье Тавернье. Он очень меня поддержал.
– Встретила его у подъезда.
– Он тревожится о нас и считает, что нам следует уехать из Парижа. Я ему сказала, что беспокоится он напрасно: на фронте спокойно. Так спокойно, что генерал Энтзингер пригласил на театральный праздник в своей ставке все парижское общество.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Лоран пишет об этом в своем письме. Я получила его сегодня.
– Как он поживает?
– Очень хорошо. Просит тебя обнять и сказать, что ему доставило удовольствие твое письмецо. А у тебя есть известия от родителей?
– Да, мама зовет меня домой.
– Ох! – простонала, опускаясь в кресло, Камилла.
– Не волнуйся. Я ответила, что не могу бросить тебя здесь одну. Ты же во мне нуждаешься!
– И это чистая правда! Я только что говорила месье Тавернье: присутствие Леа меня успокаивает, придает мне силы и мужество.
Не отвечая, Леа позвонила горничной.
– Помогите хозяйке лечь в постель. Теперь, Камилла, тебе надо лечь. Ах, забыла! Я же принесла тебе книгу.
– Спасибо, дорогая, что ты об этом подумала. Кто автор?
– Какой-то Селин. Мне сказали, что он великий писатель.
– Селин! Ты уже читала его произведения?
– Нет. А ты?
– Пробовала. Но он описывает такие жестокие, такие ужасные вещи…
– Наверное, ты его с кем-то путаешь. Некто Рафаэль Маль уверял меня, что это очень забавная книга.