Голубятня на желтой поляне
Шрифт:
Я глядел и просто оторваться не мог от этих глаз и ребячьих ладошек. Почему-то грустно сделалось, но это была хорошая грусть. Я про маму стал думать…
Она так давно уехала в Ярксон, месяца три назад. Я уже успел в пятый класс перейти, свои десять лет без неё отпраздновать, и вот уже каникулы перевалили через половину, а я всё без мамы. В прошлом году тоже уезжала. Потому что у папы там «чудовищно трудная работа», его нельзя оставлять одного… Папу я вообще больше года не видел по-настоящему, только на экранах видеофона. Правда, скоро у него отпуск, и они вместе с мамой приедут в Старогорск. Но «скоро» это когда?
Юрка перестал чиркать напильником. Зашуршал бумагой — свернул пакетик. Я быстро опустил глаза: не хотел, чтобы он заметил, куда я смотрю. Ещё скажет что-нибудь…
— Дело сделано, — сказал он. — Двигаем?
Мы с Янкой стали загораживать коробками нишу. Опять попалась тяжёлая, я ухватил её за картонный клапан, он оторвался. Посыпались какие-то проволочки.
— Бенгальские огни! — обрадовался Юрка.
— Ну и что? — сказал я. — Лучше помоги…
— «Что»! А от какого огня надо зажигать искорку? Там сказано — от праздничного. А это как раз самые праздничные…
— Оставь! Ты рехнулся? Получится, что мы воры.
Юрка зло засопел, огрызнулся:
— Подумаешь, три штучки хотел взять. Они копейки стоят. Я могу полтинник в коробку положить. Вот…
— Не надо, — сказал Янка. — У нас дома есть бенгальские огни. С Нового года в игрушках завалялись.
Мы молча поставили в штабель последние коробки и пошли к окну. Грудью и плечами пересекли мы лунные лучи — тонкие, прямые и даже какие-то ощутимые. Будто тысячи стеклянных нитей. Мне даже показалось, что они тихонько лопаются перед нами.
Я шёпотом сказал Янке:
— Как струны…
И он сразу понял. Он остановился.
Поднял смычок, осторожно ввёл его в сноп лучей. Смычок заискрился.
— Я загадаю…– сказал Янка.
Юрка, обернувшись, молча смотрел на него. Лицо у него стало тонким, большеглазым, бледным от луны. Будто и не Юрка.
Янка повёл смычком. И лунные струны зазвучали тихо-тихо, но ясно. Я не удивился. Я даже знал, что так и будет.
Янка двигал смычком, и на полу двигалась его вытянувшаяся чёрная тень. А смычок отбрасывал искорки, и звучала мелодия. Еле слышная, но хорошая-хорошая. Ласковая, вроде колыбельной песенки: «И если были слёзы в этот день, придёт другой…» И я опять подумал про маму.
Что-то тёмное мелькнуло за окном, лучи порвались на миг, музыка стихла. Мы вздрогнули и прислушались. Но всё было спокойно. Видимо, просто мимо окон пролетела ночная птица.
На улице, когда уже прощались, я спросил Янку:
— А что ты загадал? Там, в церкви…
— А… Я подумал: если будет музыка, значит, всё будет. Искорка зажжётся. Ну и вообще всё хорошо…
Я кивнул. Я этого и ждал. Но Юрка мне напомнил:
— Жми домой. Тётушка с бабкой, небось, уже в колокола бьют.
И они с Янкой опять ушли вдвоём.
А я что ж… Я побрёл к дому.
В доме горел свет. Даже больше, чем всегда. Во всех комнатах! И метались тени. Конечно, меня ищут и ждут.
Я поднялся на крыльцо покорный и в то же время упрямый. Пускай делают что хотят. Пускай говорят любые слова, называют меня кем угодно, запирают на семь электронных замков. Пускай… хоть как в старинные времена, как того крепостного Янку-музыканта!.. Потому что настоящий, нынешний Янка и мой лучший друг Юрка даже не проводили меня до дома, чтобы сказать: «Гелька не виноват! Он с нами! Он ничего плохого не сделал!»
Не догадались? Наверно. Потому что Юрку никогда в жизни не запирали дома. Янка тоже вольный человек. Он не знает, как это можно бояться идти домой…
Я с опущенной головой протопал по освещённому коридору. Шагнул в прихожую…
Там такие яркие плафоны! Я зажмурился. Помигал.
На меня смотрела бабушка. Смотрела тётя Вика. И…
— Мама!..
ОГНЕННЫЙ РЕЦЕПТ. ПРОДОЛЖЕНИЕ.
Конечно, мама сразу простила все мои грехи. И не только потому, что я разревелся.
А разревелся я дважды. Сперва как только увидел маму. Облапил её, ну и… в общем, не выдержал. А второй раз, когда узнал, что отец не приехал и приедет ещё не скоро.
— Ну, почему?! Он же обещал!
— Сейчас ему не до отпуска, Гелик. Там на скважине странные дела. Совсем не те результаты, которых ждали.
Мне было наплевать, какие там результаты, но всё же я сердито спросил:
— Какие?
— Скважина выходит совершенно не туда… Об этом даже не говорят пока. Ох, Гелька, я не разбираюсь в этих делах. Там что-то связано с теорией параллельных пространств. Всех посторонних просили уехать на месяц. Никто не знает, какой там может возникнуть эффект…
«Уже возник, — подумал я. — Папа не приехал, вот какой».
Но мама всё-таки приехала! И теперь всё будет по-другому.
— Ты меня завтра отпустишь к ребятам?
— Ладно уж, бродяга, — улыбнулась мама. — Мы попросим тётю Вику больше не сердиться.
— Меня совершенно незачем просить, — отозвалась тётушка (она всё ещё торчала рядом). — Теперь воспитываете вы. А я… даже не знаю, кто я теперь…
И утром я помчался в вагон.
Мы начали колдовать.
Янка принёс из дома пробирку от детского набора «Чудса химии». Юрка — несколько иголок. Они неприятно блестели. Глеб достал флакон с одеколоном, обмакнул в него иглу и решительно ткнул себе в палец. Чертыхнулся.
Ерёма сердито проскрежетал:
— Не могу я на это смотреть. — И ушёл в свой угол. Мне захотелось туда же.
Глеб спустил с пальца в пробирку алую тяжёлую каплю. Сказал Ерёме:
— Терпи, старина. Мы будем с твоим Васькой кровными братьями.
Юрка, равнодушно посвистывая, взял другую иглу и сделал всё, как Глеб. Янка весело попросил :
— Ну-ка, проколи мне, я не умею…
— Давай… не бойся, — сказал Юрка.
— Я ничего… пожалуйста…
Я и не заметил, как остался последний в очереди.