Голубятня на желтой поляне
Шрифт:
— Привет! — сказал он нам. Подмигнул и поднёс факел к запальному шнуру. Огонь перескочил на шнур и неторопливо побежал вверх. Мальчик сунул факел в приготовленное ведёрко с водой и стоял, глядя на бойкий язычок пламени. И все глядели. Огонь добрался до края чаши, спрятался за ним… и над чашей вспыхнула пламенная корона! Сразу где-то грохнуло, взлетели над чёрными деревьями гроздья ракет, запели фанфары, им отозвались далёкие уже барабаны, а толпа закричала «ура», зашумела…
Пёстрая колонна с флагами, куклами и шарами
Вот и пришла самая важная минута.
— Давайте, — сказал я ребятам. И мы придвинули к огненному краю чаши наконечники копий. На каждом — стерженёк бенгальского огня.
Что же они не горят? Старые, испортились? Отсырели?
Но вот разом вспыхнули трескучие огоньки у братьев — Петьки и Романа. И у Оксаны. И у других ребят. Ещё, ещё… А у меня?
А у меня тоже горит! Ярче других! На кончике копья — ослепительный шарик, а из него летят гроздья белых звёзд!
Горит, горит… Но ведь это недолго. Всё реже, всё мельче белые звёздочки. А где искорка? Она зажглась? Как её увидеть? В глазах — сплошь зелёные пятна от огней.
Да нет, была бы искорка, я бы её разглядел.
Значит, нет её…
Всё…
— Смотри, у тебя не совсем погасло, — раздался рядом звонкий голос.
Это мальчик-огонёк. Он рядом стоял и смотрел вверх.
— Что? — сказал я. — Где?
Замигал. Сильно-сильно.
— Вон, — сказал мальчик. — Светлячок.
И я увидел на острие копья чуть заметную светлую точку.
Что? Правда?!
Какая маленькая…
Я перестал дышать. Осторожно-осторожно наклонил копьё. Придвинул к лицу обугленный стерженёк. Точка светилась на его верхушке. Но я слишком резко шевельнул копьё, стерженёк дёрнулся в сторону, а искорка повисла в воздухе.
Я, не веря, поднёс к ней палец. Она не обожгла, не кольнула. Я придвинул к ней, маленькой, ладонь, тихонько сжал пальцы. Спрятал искорку в кулак. И ощутил в кулаке чуть заметное щекочущее тепло.
— Поймал светлячка, — шёпотом сказал мальчик.
— Ага… — сказал я тоже шёпотом, потому что осип от счастья.
Остальные не обращали на нас внимания. Лежали животами на перилах и глазели, что делается на площади. Над ней всё ещё вспыхивали взрывы фейерверка. В глазах мальчика горели разноцветные огоньки.
— Спасибо, — сказал я ему.
Он засиял улыбкой. И спросил хитровато:
— А за что?
— Так…
Он вдруг сказал:
— А я тебя знаю. Ты Травушкин из нашей школы. Ты к нам в класс приходил, про сверление Земли рассказывал.
Я, правда, зимой был у первоклассников, делал им доклад про сверхглубокую скважину, на которой работает папа. Такое мне дали задание. Я ужасно волновался, запинался и на ребят почти не смотрел. Ни одного лица не запомнил тогда.
Но лицо Огонька было знакомо. Очень-очень знакомо.
И я вспомнил! Огонёк был в точности как мальчишка с Ерёминого снимка.
Может, всё это не случайно? Я сказал весело:
— Я тебя тоже знаю.
Нахлобучил на Огонька свой серебряный шлем, положил перед ним щит и копьё, а сам побежал вниз.
Искорка в кулаке ласково грела мне ладонь.
ИСКОРКА
С Юркой и Янкой мы ещё днём договорились, где встретимся после парада. На полянке позади летнего павильона. Полянка была незаметная, укрытая кустами сирени, поросшая высокой травой. Из травы кое-где торчали каменные раскрашенные гномы. Краска с них пооблезла — гномов забыли в этой парковой глуши.
Когда я пробрался на полянку, там ещё никого не было. Стояла тёплая, какая-то пушистая темнота. Лишь один далёкий фонарь мигал сквозь листья. Зато звёзды были громадные…
Я сел в траву, прислонился к твёрдому гному и разжал кулак. Искорка в темноте засияла ярко и радостно. Я осторожно убрал из-под неё ладонь. Искорка повисла в воздухе, не упала, не улетела от меня.
— Хорошая ты моя… — шёпотом сказал я ей.
Зашуршали ветки. Я опять спрятал искорку в кулаке.
— Гелька, ты здесь?
Это появился Янка. С фонариком.
— Выключи фонарик, — сказал я.
Он выключил.
— Смотри, — сказал я. И разжал пальцы.
Янка наклонился близко-близко. Я даже почувствовал на ладони его дыхание.
— Чудо какое… — прошептал Янка. — Не гаснет?
— И не думает.
— Не обжигает?
— Нисколечко… Подержи, если хочешь.
Я оставил искорку в воздухе, потом поднёс к ней Янкину ладошку. Искорка послушно села на неё.
— Тёплая, — сказал Янка.
— Ага.. А теперь попробуй перебросить её мне. Полетит?
— Ну… пожалуйста.
Янка пустил искорку с ладони, будто крошечную бабочку. Она огненной ниткой прочертила воздух и остановилась передо мной. Я посадил её на сустав согнутого мизинца.
— Она никуда от нас не улетит, — уверенно сказал я.
— Потому что наша, — отозвался Янка. — В ней же наша кровь.
Ворча и цепляясь барабаном, выбрался из кустов Юрка. Мы показали ему искорку. Он притих, долго держал её на ладони.
— Смотри, как она слушается нас. Она живая, — сказал Янка. — Ну-ка, пусть она летит ко мне…
Мы долго стояли кружком на тёмной поляне и перебрасывали друг другу искорку. Она летала между нами, будто крошечный светлячок, и садилась то на ладонь, то на кончик пальца.
Наконец Юрка сказал:
— Жалко, что нельзя сейчас испытать её. Никакого колёсика не догадались взять.
— Завтра испытаем, — успокоил Янка. — И так видно, что ома такая… настоящая.
— А у кого она будет до завтра? — ревниво спросил я.
— Ты зажёг, у тебя и будет, — великодушно решил Юрка. — Янка, ты не против?