Голубые рельсы
Шрифт:
В Дивном Дмитрий из самых крепких, выносливых парней сформировал четыре поисковых отряда. По десять человек каждый. Отряды воздухом забросили в предполагаемое место катастрофы, туда, где оборвалась связь с вертолетом. Бойцы разбились на пары и начали прочесывать тайгу. Они шли по рисунку солнечных лучей — от одной точки в разных направлениях. В каждой паре было ружье. Изредка боец стрелял холостым зарядом.
…К вечеру третьего дня Каштан вышел к устью Анги. Здесь река вливалась в Урхан.
Вид у него был плачевный: одежда порвана в клочья в завалах сухих деревьев и кустарников, ботинки разбиты. Микропористые подошвы он подвязал лентами, отрезанными от брезентовой накидки, но они или соскакивали в ходьбе или разрывались на каменистой дороге. С обувью он измучился вконец, в кровь сбил ступни, натер мозоли и, пожалуй, дольше бы не смог идти.
Сырой рыбой, непрожаренными как следует грибами, полусозревшей голубикой он испортил себе желудок. Слабость разлилась по всему телу; постоянно тянуло прилечь, отдохнуть.
Один раз он слышал далеко в стороне гул вертолета. Зная, что вертолеты в такое ненастье не летают, Каштан понял: их ищут…
В устье Анги прибрежные скалы как бы сбились в кучу. В поисках удобного ночлега Каштан набрел на пещеру. Она широким проемом уходила в скальный грунт, затем резко суживалась. Здесь, под сырым сводом, он развел костер.
Знобило. Простудился, что ли? Немудрено. Третий день льет холодный дождь, на нем сухой нитки нет. Он придвинулся ближе к огню и прилег. А не лежал ли тут, вдруг подумалось ему, много тысячелетий назад его волосатый прародитель? И не так ли прыгали перед его глазами упругие оранжевые языки пламени?..
Утром Каштан проснулся с тяжелой, гудящей головою. К ознобу прибавился кашель, сухой, лающий. Усилием воли он заставил себя подняться. Вскипятил кружку воды, обжигая губы и глотку, выпил. Потом вышел из пещеры.
Дождь, ливший три дня кряду, наконец перестал. Облака посветлели, но солнечные лучи не могли еще пробить их. Похоже, ненастье отступало.
В сооружении плота главное, смекнул Каштан, закрепить бревна так, чтобы они не разошлись при ударе о подводный камень. Ведь порогами Урхан не обижен, их здесь на каждом шагу.
Проще соединить минимальное количество бревен, например, два. Ведь у него нет ни стального троса, ни костылей. Но тогда стволы должны быть толстые и длинные, способные держать тяжелого Каштана на плаву. Итак, первое: надо два длинных, метров по пять, бревна.
Второе: дерево должно быть легким и прочным. Кедр и лиственница, пожалуй, не пойдут: тяжелы. Сосна! Да, только она. Их здесь полно, подпирающих макушками небо мачтовых, прямых как стрела сосен.
Раньше плоты Каштан вязал разве что мальчишкой, для забавы…
В тайге раздались звонкие удары топора. Вскоре две, в обхват, сосны рухнули на речную косу.
Вялость, одышка. Но Каштан не позволил себе отдыха. Он перерубил стволы, затем, вконец измучившись, подкатил бревна к воде.
Брезентовая накидка пошла на веревки. Он стянул бревна в трех местах: спереди, сзади и посредине. Закончив работу, сомнительно покачал головою и сказал вслух:
— Халтура. На соплях держится.
На концах бревен он вырубил глубокие и узкие пазы. Потом вытесал два бруска и обухом топора вогнал их в пазы. Поперечные бруски соединили бревна надежнее брезентовых лент.
Часа три он потратил на то, чтобы вырубить из бревна весло, которое служило бы рулем. Его пришлось делать широким, тяжелым, ведь управлять надо не послушной байдаркой, а неуклюжим плотом. В середине плота Каштан вогнал между бревнами два кедровых клина — крепеж для руля. Последний удар топора застал его уже в сумерках.
Пожалуй, Каштан никогда так еще не уставал. Пошатываясь, он собрал в тайге сыроежек. Один вид грибов вызывал в нем чувство тошноты, но он развел в пещере костер, сварил и съел их. Глотание причиняло ему острую боль. Воспалилась глотка.
Рано утром Каштана разбудил слепящий солнечный луч, плашмя ударивший в пещеру. То, что погода, наконец, установилась, не принесло ему радости. Состояние было скверное. Голова так и полыхала, ноги налились свинцовой тяжестью.
— Ничего! Ведь топать не надо. Только сиди да ворочай веслом…
После двух кружек кипятка немного полегчало. Каштан вышел из пещеры.
Ненастья как не бывало. На небе ни облачка. Река сверкала солнечными бликами до боли в глазах.
Он попробовал приподнять, стащить плот на воду. Нет, ничего не получилось. То ли плот был таким тяжелым, то ли Каштан так ослаб. Пришлось вырубить крепкую кедровую жердь и действовать ею, как рычагом. Плот подхватило течением, и Каштан вспрыгнул на него, заработал веслом-рулем. Он вырулил на середину Урхана. Здесь проходила стремнина, и довольно неуклюжее сооружение из двух бревен вмиг приобрело удивительную резвость и прыть.
Каштан оглянулся. За считанные минуты двухдневная стоянка его с поваленными соснами удалилась на порядочное расстояние. Он повеселел. Если так дело и дальше пойдет, то к вечеру покажется сопка Любви и родной Дивный.
Берега то расступались, то суживались, течение то замедлялось, то несло Каштана с ветерком. В реку вверх тормашками опрокинулись еще два берега.
На реке почти посредине показались два темных предмета. Он подумал, что это камни, но, приглядевшись, увидел, что предметы передвигались. Через минуту Каштан различил мощные рога и длинные морды сохатых. Самец и самочка вплавь переправлялись на другой берег. Заметив приближающийся плот, звери заметались в воде, вытягивая мускулистые шеи. Каштан прошел от них так близко, что мог достать веслом до рогов. Самец злобно фыркнул, кося на человека черно-блестящим глазом с кровавым от напряженной работы белком…
Наконец впереди показался первый порог, шивера, если по-северному. Он был небольшой, лишь кое-где торчали камни да белели возле них говорливые буруны. Каштан вырулил ближе к левому берегу, где бурунов не было вообще. Когда до шиверы оставалось полсотни метров, плот запрыгал, как телега на ухабистой дороге. Держась за руль, Каштан пригнулся, шире расставил ноги, словно изготовился к прыжку. Внизу раздался долгий, по всей длине бревен скрежет. Это подводный камень прошелся по днищу. Плот резко замедлил движение, конец руля ударил Каштана в грудь. От толчка он чуть было не свалился в реку. Но ничего, обошлось.