Гомер
Шрифт:
день). Телята с неописуемой радостью встречают своих матерей-коров (X.410-414);
зарезывается скот для домашних целей (XI.411-415); ревет бык на поле (XXI.48 сл.), и
оводы жалят коров во время жары (XXII.299-301).
Очень ярко представляет себе Гомер закалку железа (IX, 391-393); струны из овечьих
кишок, натягивающиеся на форминге (XXI, 406-408), мастера, золотящего серебро (XXIII,
159-161). Из области мореплавания: строится грузовой корабль (V.249 сл.); описывается
еще
корабельном бревне (IX.384-386); водолаз ныряет в воду (XII.413 сл.); упоминаются
корабельные ребра (XIV.574); после кораблекрушения немногие с великим трудом
доплывают до берега и спасаются (XXIII.233-238).
Автор сравнений в «Одиссее» в противоположность ахейскому обычаю постоянного
употребления мяса говорит о рыбной пище и о ловле рыбы и морских животных. Только
два сравнения говорят об употреблении в пищу говядины и свинины: XI.411-415, XX.25-
27. Все остальные подобного рода сравнения говорят только о ловле рыбы или других
морских животных: V.431-435, X.124 сл., XII.251-254, XXII.384-388.
Хищников автор «Одиссеи» действительно боится. Таковы сравнения со львом
(IV.335-340, 792 сл., VI.130-134, IX.292 сл., XVII.126-130, XXII.402-405) и соколами (302-
306). Причем указывается, что те и другие появляются с гор. На знакомство с горами
указывает и сравнение в XIX.205-208 слез Пенелопы с тающим снегом на горах. Однако
сравнение с повозкой, запряженной четырьмя конями (XIII.81-83), и с равниной, на
которой ветер клонит стебли травы (V.328 сл.), свидетельствуют скорее, что автор мыслит
себя находящимся [102] на равнине. На равнине же, а именно в поле, пастух зарывает
головню в золу для сохранения огня (V.488-490). Говорится о сиянии солнца и луны (IV.45
сл., VII.84 сл.).
Из общественной жизни в сравнениях один только раз упоминается царь (XIX.109-
114), однако цари были не только у ахейцев, но и у ионийцев. И один раз упоминается
судья. Но интересным образом с этим судьей, идущим домой ужинать после целого дня
работы, сравниваются ни больше ни меньше как обломки корабля Одиссея, через долгий
промежуток времени появившиеся из пасти Харибды (XII.439 сл.). Ясно из этого
сравнения, что Харибда для Гомера вовсе не так ужасна, и ее действия приравниваются к
самым обыкновенным фактам из человеческой жизни.
Единственное военное сравнение из всей «Одиссеи» это в VIII песни 523-530, да и
оно является полным и окончательным осуждением войны: Одиссей плачет так, как плачет
жена, падающая на тело своего убитого во время осады города мужа, причем враги
уволакивают эту несчастную и плачущую
свою пещеру, как покрывают колчан крышкой (IX.314), то это сравнение не обязательно из
военной жизни. Оно может относиться и к охоте.
Таким образом, изучая ту сферу жизни, из которой автор «Одиссеи» берет свои
сравнения, т. е. то, что для него наиболее понятно и при помощи чего он поясняет
непонятное, мы с полной достоверностью должны установить, что это сфера мирного
строительства жизни. В ней не остается почти никакого места для мифологии и царит
мирный и скромный труд, противоположный гордым ахейским военным идеалам и
ахейской роскоши и обилию в жизни. Картину такой ионийской счастливой жизни мы
находим в сравнении XIX песни, 110-114. И даже ужасную казнь служанок Одиссея Гомер
сравнивает только с судьбой пойманных голубей и дроздов (XXII.468-470). Скромность
мировоззрения Гомера сквозит также и в сравнении хитона Одиссея не только в его блеске
с солнцем, но в его нежной ткани – с пленкой лука (XIX.232-234).
В итоге нужно сказать, что хотя в непосредственном содержании «Одиссеи» и очень
много страдания и крови, в том стилистическом приеме Гомера, который называется
сравнениями, царит мирная жизнь и мирный труд и нет никакого места для войны и для
военной аристократии.
Еще более разительная картина в «Илиаде». Эта поэма наполнена изображениями
войны в разных ее видах. С точки зрения сюжета это, можно сказать, единственная
основная тема поэмы. Но как раз поэтическое видение Гомера этому совершенно
противоположно. Изучая его сравнения с этой стороны, мы с удивлением должны
констатировать, что война вовсе не является здесь чем-то понятным, естественным, не
[103] требующим доказательств, объясняющим все другое, тем, сравнение с чем помогло
бы художественному изображению жизни. Это – удивительная вещь: среди огромного
количества сравнений в «Илиаде» опять-таки только ничтожное число сравнений взято из
военной области: троянцы отступают настолько, насколько проносится дротик при его
метании во время состязаний или на войне (XVI.588-591); сияние вокруг головы Ахилла
сравнивается с сигналами, которые дает в сумерках осажденный город (XVIII.203-214), и
крик Ахилла сравнивается с звуком военной трубы перед сражением (215-221). Все
остальные сравнения берутся из какой угодно, но только не из военной области.
Прежде всего мифологических сравнений в «Илиаде» тоже поразительно мало: