Гончаров и Бюро добрых услуг
Шрифт:
– Какие ещё вещи?
– Ничего не понимая и опасаясь за старушачий разум спросил я.
– Личные и интимные, но вам как прокурору, тетя Фаина может довериться. Я НАКЛАДЫВАЮ В ЧУМАДАН свои панталоны и лифчики, чтобы сегодня поехать к сыну в Минск. Но вы, товарищ Гончаров - Турецкий, не имейте на меня видов, потому что мой сосед Лёвик уже будет присматривать за моей квартирой и кошками. У Лёвика есть большое ружье и много ножиков. Так что я спокойно буду отдыхать у Сёмы в Минске.
– Весьма сожалею, госпожа Броневицкая, но ваш отдых придется отложить.
– Вытаскивая блокнот скорбно заметил я.
– Отдохнете позже.
– Ха! Это почему же, старая
– Потому что этот самый, как вы изволили сказать, проходимец, сейчас выписывает вам повестку.
– Деловито и жестко ответил я рисуя в блокноте козлинную морду.
– Мне надоело играть в ваши дурацкие игры, соизвольте завтра в десять утра быть в двадцать третьем кабинете. Он находится на втором этаже. Повестку я опущу в почтовый ящик. За неявку вы заплатите крупный штраф, всего вам хорошего.
– Молодой человек, постойте!
– Выскакивая на лестничную площадку, что есть силы завопила заблудшая дочь Израиля.
– Куда же вы, я вас умоляю, зачем всерьез принимать истерику старой женщины? Не откажите мне в маленькой любезности, зайдите в мой бедный дом. Только не делайте мне больно, не делайте мне повестки. Если я не приеду, мой Сёма очень расстроится, а у него язва двенадцатиперстной кишки и мочекаменная болезнь. Я же думала, что вы просто шутите.
– Прокуроры не шутят.
– Проходя в переднюю сурово отозвался я. Рассказывайте, что у вас здесь вчера произошло.
– Боже ж мой, так я ж ещё вчера утром вашим коллегам все рассказала. Суетливо защелкивая многочисленные замки удивленно затрясла она бурлами. Неужели они не поставили вас в известность? Хотя, что от них ожидать, босяки и оборванцы, только на вас, на прокуратуру, вся наша надежда.
– Отчего же.
– Вступился я за незаслуженно обиженную милицию.
– Прежде чем к вам прийти я ознакомился с вашими показаниями, но мне бы хотелось задать вам кое-какие вопросы. Услышать вас, как говориться, собственными ушами.
– Я ничего не имею против. Боже ж мой, да что ж я вас держу за бедного племянника моей тети? Почему вы ещё не проходите в комнату и не сидите в мягком, удобном кресле? Сейчас я сварю для вас кофе и налью туда неможко коньяка.
– Не беспокойтесь.
– Проходя в комнату отмахнулся я.
Назвать этот дом бедным можно было только с большой натяжкой. Ковры, антикварная мебель, сверкающий хрусталь и три разжиревших кота штабелем лежащие на диване, все говорило о том, что хозяйка не бедствовала, а в начале семидесятых годов, когда было приобретено все это великолепие, её материальный уровень существенно отличался от уровня моего благосостояния. Это настораживало и заставляло задуматься. Получится или нет, неизвестно, но попробовать стоило.
– Интересно, кем работала эта пышнотелая дщерь еврейского народа? Развалясь в кресле спросил я сам себя и подумав ответил.
– Не иначе как зубным техником, если не гинекологом. Везет тебе, Гончаров, на старых евреек гинекологов. И к чему бы это? Не к добру, Константин Иванович, не к добру!
Поднявшись с кресла я подошел к окну и отдернул тяжелую бархатную портьеру. То что предстало перед моими глазами заставило меня заурчать от удовольствия. Широкий трехметровый козырек магазина находился в метре под моими ногами. По нему даже бегемот мог без труда дойти до окон Скворцовской квартиры. Зафиксировав эти ценные сведения я проскользнул в переднюю и на заранее приготовленных кусках воска сделал четкие оттиски дверных ключей. После этого
– Боже мой, зачем вы осложняете себе жизнь и давите мне на психологию? Это же так просто, - ничего не подозревая колдовала она над джезвой, - ещё немножко и кобудет готов и тетя Фаина тоже будет готова к вашим услугам. Только не надо спешить. А если вам не терпится, то вы можете включить телевизор и посмотреть какуюнибудь стоющую вещь. Видеофильмы я содержу в тумбочке под телевизором.
– Я с вас смеюсь.
– Невольно переходя на её язык заржал я.
– Эти американски боевики и парнуха уже кусают меня за печень. Тошнит. Лучше я с вами побуду.
– Это естественно, всегда приятней поговорить со старой, мудрой женщиной.
– Затряслась она внушительным животом показывая безукоризненно ровный ряд искусственных зубов.
– И о чем же мы будем говорить?
– О чем угодно, например о вашей жизни.
– Это долгий и скучный рассказ. Кому интересна история старой одинокой женщины?
– Почему же вы одиноки? Насколько я понимаю у вас есть сын Сёма.
– Ах, Сёмочка, это единственное, что у меня осталось. Несчастный Гриша ушел на войну, когда Сёмочке было полгодика. Гриша ушел в сорок первом и с тех пор я его никогда не видела. Последнее письмо от него пришло в январе сорок первого, а следом за ним принесли похоронку. Вот и жили мы в Ташкенте вдвоем с Сёмой до семидесятого года. Пойдемте за мной в комнату, кофе уже готов.
– Разливая по чашкам дымящийся аромат объявила она.
– Квартира у нас была чудесная, в самом центре на Шота Руставели, трехкомнатная сталинской планировки. Гриша занимал ответственный пост и поэтому нам её дали. Потом, в семидесятом году мы выручили за неё приличные деньги, так, что смогли купить две двухкомнатные. Одну в Минске, для Сёмы и его покойной Белочки, а эту для меня. Раньше у меня здесь жила тетка и квартиры были дешевые. С семидесятого я живу одна и только раз в год навещаю Сёму.
– Позвольте спросить?
– Решительно прервал я нескончаемый поток её словесного поноса и перешел к делу.
– Каким же образом вам будучи одинокой удалось воспитать сына и приобрести такую прекрасную обстановку?
– Видите ли, молодой человек, - порозовела она от удовольствия, - в наши дни тоже водились спонсоры, правда назывались они тогда по другому, но суть дла это не меняет. Кроме всего прочего я работала главным администратором в одной из самых престижных гостиниц Ташкента. Я ничего не говорю, но вы же не глупый осел, сами прекрасно понимаете, что я каждый день имела приличные деньги и кушала в ресторане. Чего скрывать, секретарь горкома частенько подвозил меня до дома, а наутро на службу уходил от меня. Да, всякое бывало, где мои семнадцать лет?..
– Мечтательно закатила глаза старуха и неожиданно для меня продекламировала: "Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная?"
– Не скажите, вы и сейчас очень даже ничего. С какого года вы сожительствовали са своим соседом, Батуровым Дмитрием Ивановичем? Внезапно спросил я надеясь получить самые невероятные результаты.
– Что-о-о?
– Чуть не захлебнувшись кофе, открыв рот, вызвездилась на меня старуха.
– Я думала, что в прокуратуре работают умные люди. Азиатский верблюд по сравнению с вами будет просто Эйнштейном. Как вы могли такое подумать, а тем более
сказать это мне! Да я бы на порог этого босяка не пустила!