Гончаров и криминальная милиция
Шрифт:
– Но почему, как они оказались в вашем городе?
– А вот это нам и предстоит выяснить, - поднимаясь с кресла, ответил Требунских.
– Простите за столь неприятное сообщение, но лучше знать наверняка, чем томиться в неведении...
– Да о чем вы говорите!
– бросилась на него Устинова.
– Что с Аленкой?! Скажите мне, ради бога! Они ее тоже убьют? Почему они собрались там все вместе? Помогите ей, сделайте все, что можете. Аленка у меня золотая девочка, она тоже погибнет!
– Кто ей угрожает?
– приостановился полковник.
– О ком вы говорите?
–
– В том-то и дело, что нужно разобраться, кто кого и почему убивает. Если у меня появится что-то новое, я вам обязательно позвоню. Вы же, со своей стороны, сделайте то же самое. Вот вам моя карточка. Давайте свой телефон и фотографию Елены Николаевны, а еще запишите мне адрес, по которому в Угличе проживали Вячеслав Николаевич и Глеб Вячеславович. И еще, не сочтите за труд, напишите мне номер и адрес вашего почтового отделения, того самого, через которое к вам поступают телеграммы. Кстати, чуть не забыл. Ольга Федоровна, вам передает большой привет Степан Иванович. Надеюсь, вы помните такого?
– Да уж не забуду, - с каким-то совершенно непонятным подтекстом ответила Устинова.
– Значит, жив еще одноногий Сильвер?
– Жив.
– Стараясь разобраться в этой вдруг возникшей шероховатости, он намеренно затягивал разговор.
– Навестили бы старика, один он там остался. А почему вы его в пираты записали? Он грабил какие-то суда или острова?
– Грабить не грабил, но на абордаж брал, - шутливо выскользнула старушка.
– Так что навещать его у меня нет никакого желания. Держите, Петр Васильевич. Я здесь все вам записала, а это два последних фото моей Алены.
– Спасибо, - досадливо поблагодарил он хитрую старушенцию.
– Ольга Федоровна, позвольте последний вопрос, да я раскланяюсь. Имя Рихард Наумов вам что-нибудь говорит?
– Да, Алена несколько раз его вспоминала. Он был ее другом там, в Тольятти, но это все, что я о нем знаю.
– Могла ли она остановиться у него?
– Откуда же мне знать, Петр Васильевич. Когда она в последний раз мне звонила, я у нее спросила, как она там обустроилась, но она ответила мне ничего не значащей фразой, вроде того что все нормально, мама, все хорошо.
– А еще о каких-нибудь друзьях она вам рассказывала?
– Конечно, но разве я всех упомню! Она ведь там начала и закончила школу, отучилась в педагогическом техникуме, какое-то время работала преподавателем в начальных классах. Она преподавала родной язык и физкультуру. Вы можете себе представить, сколько там у нее друзей и товарищей!
– Да, это довольно проблематично, - не мог не согласиться с ней полковник.
– Кстати, а не могли бы вы посмотреть ее вещи? Наверняка в ее туалетном столике можно найти какие-то давние пометки, старые записные книжки, в общем, то, что уже и не нужно, но и выбросить жалко.
– Простите, Петр Васильевич, но это неприлично.
– Согласен с вами, Ольга Федоровна, но мне кажется, что безопасность вашей дочери дороже пустого соблюдения моральных догм.
– Наверное, вы правы, - после некоторого раздумья согласилась Устинова.
–
– Смотря что понимать под словом "вред".
– Вы прекрасно меня понимаете, не надо играть словами. Я спрашиваю, не получится ли так, что, разыскав мою дочь, вы упрячете ее за решетку?
– Конечно же нет, если она не совершила чего-нибудь из ряда вон выходящего. Скажите мне честно, как мать, - она способна при определенных обстоятельствах пойти на преступление?
– Абсурд. Подождите, сейчас я передам вам две ее старые записные книжки.
Поздравив себя с удачным уловом, полковник с удовольствием выпил чашку холодного чая и успел подумать, что уж больно долго Устинова ищет книжки дочери.
– Боже мой! Это какой-то кошмар!
– входя в комнату, искренне возмутилась старушка.
– Или я сошла с ума, или в квартире домовой. Записных книжек Алены нет! Нет, и все тут! А ведь были. Я совсем недавно, прибираясь в ее комнате, аккуратно положила их на трюмо возле телефона. Это я точно помню, а теперь их нет, они исчезли, но я же помню их - одна была большая в зеленом переплете, а другая миниатюрная, для каждодневного ношения. Или у меня наступил старческий маразм?
– Не похоже, - успокоил ее Требунских.
– Скажите, Ольга Федоровна, уборку вы делали до приезда Вячеслава Николаевича или же после?
– Уборку я делала утром, а они появились в тот же день, но только вечером.
– А где они у вас спали?
– Вячеславу я постелила в комнате Алены, а Глеб ночевал здесь на диване. Боже мой, вы думаете, что это они... Ну конечно же, какая я непробиваемая дура. Получается, что они вроде как за ней охотились?
– Получается, что так.
Едва поспевая пересесть с одного самолета на другой, Требунских в четырнадцать пятнадцать вошел к себе в кабинет и тут же собрал экстренную оперативку.
Глава 13
Меня везли в багажнике какой-то новой иномарки. Это я понял, как только пришел в себя. Ужасно болел затылок, а почесать я его не мог ввиду того, что мои заведенные за спину руки были скованы наручниками, ноги тоже, впрочем, почесать затылок ногой при всем своем желании я не мог. А ведь в детстве мне предлагали записаться в секцию гимнастики или балета. Не послушался, дурень. Может быть, теперь я блистал бы на сцене Большого театра, а не валялся бы на дне багажника, как куча собачьего дерьма. Да, верно говорят: если бы молодость знала, если бы старость могла. Золотые слова, да не для таких, как я, сказаны.
Интересно, как мадам Костромская сумела так изящно и элегантно вставить мне в задницу морковку и куда подавался этот чертов Макс?
Скорее всего, его, бедолагу, так же как и меня, везут в другом багажнике на казнь. Любопытно, а как они будут нас убивать? Наверное, выхлопными газами, слава богу, Костромская на этом собаку съела.
– Но почему так сразу убивать? Что у вас за мрачные мысли, господин Гончаров. Зачем ей нас убивать? Я скажу, что мы просто играли в сыщики-любители, и, глядишь, все будет в порядке. Она немного нас пожурит и отпустит.