Гончаров и портрет дьявола
Шрифт:
Однажды когда мы с Любой остались одни я поставил ей жесткий ультиматум:
– Я не собираюсь рыскать по Самаре в поисках твоего любовника, я не собираюсь выяснять с нем отношения, как впрочем и с тобой, но если ты ещё хоть одну ночь проведешь вне стен этого дома, то больше ты в него не зайдешь. Это я заявляю тебе с полной ответственностью. И ещё учти, что если ты и впредь продолжишь вести такой образ жизни, то Майки тебе не видать как своих ушей. А ты меня знаешь, то что я говорю, то и делаю.
Она
– Ты даже не знешь, что ты сейчас сделал.
– Глянула она на меня какими - то жутковатыми глазами.
– Какой камень ты сдвинул в самом низу кладки.
– Оставь свою драму при себя, мне глубоко наплевать на твои сердечные дела, но калечить Майку я тебе не позволю. Считаю, что на этом наш разговор окончен.
– Я подчинюсь тебе.
– Постарев за эти десять минут на десять лет она ушла к себе в комнату. И в тот день я больше её не видел.
А потом, вроде бы все наладилось и вошло в свое русло. До того самого дня когда в салон не пожаловал тот мерзавец.
– Скажи, Герберт, в тот день когда ты ходил занимать деньги у Гринберга, тебе ничего не показалось странным в его поведении?
– Да нет, а что там могло быть странного? Я договорился с ним заранее по телефону, так что к моему приезду деньги были уже готовы. Он улыбнулся, похлопал меня по плечу, вручил деньги и передал Любе, что он с нетерпением ждет её выздоровления. Потом он проводил меня до калитки и пожелал удачи.
– Он женат? У него есть семья?
– Нет, он живет один, но в доме постоянно обитают несколько смазливых девчонок.
Большой он любитель молоденьких девочек, тут уж ничего не поделаешь.
– Большой, ох какой большой.
– Думая о своем согласился я.
– Герберт, последний вопрос. Я понимаю, что ты слаб в бухгалтерии, но все таки постарайся на него ответить. Ты говоришь, что с тех пор как Любовь Васильевна начала ездить в Самару, ваши дела в фирме начали поправляться, я тебя правильно понял?
– Да, это так. Они даже шли в гору вплоть до самого поджога и в этом моя большая заслуга. Мне удалось привезти большую партию кожи из Монголии по совершенно бросовым ценам и ещё закупка в Китае...
– Извини, дорогой, меня интересует совсем другое. Не обратил ли ты внимание на на вдруг исчезающие приличные суммы из вашей бухгалтерии?
– Да, несколько раз, я с удивлением обнаруживал крупные недостачи в нашей подпольной кассе, но Люба всякий раз меня заверяла, что все нормально. Но тогда не верить ей у меня не было основания. Теперь - то я понимаю куда они утекали.
– Ничего ты ещё не понимаешь, но дело не в этом. Какая сумма по твоим прикидкам уплыла в общей сложности? Ответь хоть приблизительно.
– Откуда же я знаю?! Но
Не дурственно. Герберт, у тебя есть место где бы ты со своим, вновь обретенным, товарищем можешь пожить пару недель? И желательно с телефоном?
– Не знаю, я об этом как - то е думал, а зачем?
– Кажется я тебе уже объяснял, что я потревожу огромное осинное гнездо с ужасно злыми осами и у меня есть все основания опасаться за твою жизнь.
– Господи, да что ж это такое?! Когда же это все кончиться?
– Оно ещё не началось. Отвечай на мой вопрос.
– Так сразу? Я даже не знаю, надо подумать. Можно я позвоню тебе завтра.
– Конечно, и даже нужно, а теперь извини, я сегодня страшно устал.
– Это ты меня извини, сижу уже больше часа. До завтра.
Врача судмедэспертизы я поднял с кровати когда не было уще и одиннадцати вечера. Не смотря на столь ранний час он уже имел несчастье отойти ко сну.
– Идиоты, кретины, что там у вас опять случилось?!
– Даже не поинтересовавшись кто его беспокоит сразу заорал он.
– У меня беда, доктор, жена родила две пары сиамских близнецов черного цвета.
– Ты параноик, Гончаров, урод!
– После секундного замешательства ответил он.
– А от уродов только уроды и рождаются. Клепай третью пару и не мешай мне спать.
– А я думал, что ты хочешь немного заработать, а ты на меня орешь.
– Извини, Гончаров, погорячился я, старый хрен, ты очень умный и сообразительный парень. Просто вчера ночью у меня было два дольних вызова, вот я и подумал, что это опять по мою душу. Какие проблемы?
– Захарыч, месяц назад, четвертого ноября к вам болжна была поступить семиклассница Майя Седых. Она погибла от отравления газом. Ты не помнишь такую?
– Помню.
– Широко зевнув ответил Корж.
– Там какая то дъявольская мистификация. Ее Антонина резала. А что конкретно тебя интересует?
– Ее девственность.
– Ладно, в понедельник позвоню, но по разговорам мне мне помниться, что целомудрием она похвастаться не могла. Уточню.
– Будь любезен. Я на своем старом телефоне.
– Гы-ы-ы, вышвырнул тебя полковник. Отдыхай, алкаш патентованный.
– Ну вот, теперь все встает на свои места.
– Подумал я натягивая куртку.
– Ты куда?
– Хрустнула пальцами Милка.
– Я с тобой.
– Успокойся, я просто отгоню на стоянку машину и скоро вернусь.
Перед дверью Наталии Эдуадовны Ливицкой я простоял не меньше десяти минут. Не смотря на мои настойчивые звонки мне так и не открыли, чего я, собственно говоря и ожидал. Ее как и дочери дома попросту не было. И это не смотря на то что дело близилось к полуночи.