Гончаров и убийца в поезде
Шрифт:
Полуобморочную дежурную я отнес в холл на руках. Из номеров уже пялились любопытные постояльцы. Вернувшись, я закрыл Сашкину дверь на замок и, бросив ключ узбечке на стол, опрометью кинулся вниз навстречу встревоженному гостиничному персоналу. У разбитого окошка дежурного администратора, остановившись на секунду, я выпалил:
– В двести тридцать шестой - милицию! Быстро! Я за скорой".
Уходя дворами от злосчастной гостиницы, я проклинал себя последними словами. Права Ленка, сто раз права! Какого черта я полез туда, куда не просили? Видно, горбатого могила исправит. Теперь-то меня наверняка будут разыскивать, причем
– Послушай, Костя, ты приехал к дядьке отдыхать или морочить ему голову? глядя, как я собираюсь, серьезно спросил Виктор Борисович.
– Послезавтра вернусь, дядя, - бодро ответил я, щелкнув замками новенького кейса.
– Ну куда ты под вечер?
– Как раз на последний успеваю. До Ангрена два часа, сослуживца повидать надо. Обидится!
Куда идти ночевать, я не знал. Знакомых в Ташкенте не было. Впрочем, как и мифического сослуживца в Ангрене. В гостиницы нельзя. В частных ночлежках периодически устраивают шмон, именуемый паспортной проверкой. Ночью болтаться по скверам и паркам одинаково опасно. Как бы то ни было, но паспорт, едва дядька отвернулся, я зашвырнул за массивный резной буфет дореволюционного образца. Он был только помехой. В ближайшей парикмахерской я коротко, очень коротко подстригся. В универмаге приобрел умопомрачительную американскую футболку, вероятно, ташкентского производства. Подумав, разорился и купил портативный магнитофон, он легко и удобно лег в кейс.
К восьми вечера Гончарова, то бишь меня, было не узнать. Один лишь вопрос о предстоящем ночлеге оставался открытым. Нужно было предпринимать какие-то превентивные меры. Торопиться мне было некуда, и я на автобусе добрался до центра, до сквера Революции. Здесь под открытым небом стояли столики и заканчивали трудовой день ташкентские алкаши. Выбрав одного поинтеллигентнее, я подсел к нему с бутылкой ликеру и попросил составить компанию. Засуетившись, он поспешно согласился, отодвигая соседний стул и услужливо придвигая себя к столику. Тягучая малиновая жидкость растеклась по стаканам, и мужик с сожалением заметил:
– За такие деньги можно было две водочки купить.
– Не пейте, - посоветовал я с опозданием, ибо интеллигент с интересом рассматривал обнаженное дно стакана.
Крепкий ликер уже через несколько минут заметно расслабил нервы и снял напряжение сегодняшнего дня.
– Будем знакомы.
– Собутыльник хозяйским жестом распорядился моим ликером и, дружелюбно улыбаясь, представился: - Гена!
– Чебурашка, - ответил я, с трудом гася вдруг поднявшуюся во мне злость.
– Не понял...
– Приказа "повторить" не было.
– Пардон!
– Мужик суетливо пододвинул ко мне свой стакан, и тут вообще стало мерзко до тошнотиков.
– Завязывай "дуру" гнать, Гена. За знакомство!
– Я поднял малиновый граненый стакан.
– Костя.
– Паскудно?
– Весело!
– Видно.
– Он втянул в себя липкую жидкость из стакана и философски добавил: - А кому сейчас легко?
– Тебе!
– Что так?
– Бухаешь себе каждый день и трын тебе трава.
– Я работаю!
– Кем?
– Художник и физиогномист.
– А-а-а, редкая профессия. Большой, должно быть, спрос на тебя?
– Да
– Гена тоскливо уставился на пустеющую бутылку.
– Нынче экстрасенсы в моде, а я будущее не умею предсказывать. Никому, даже себе. Только настоящее и чуть-чуть прошедшее.
– Гена, водки хочешь?
– Хочу.
– Расскажи про меня.
Он уставился колдовскими глазищами, цепляясь и проникая через мои зрачки куда-то там аж в спинной мозг. Сначала было неприятно и тревожно, но постепенно накатили усталость и успокоение.
– Тебе плохо, Костя. Хуже, чем мне.
– Козе понятно.
– Ты военный или нет, скорее, мент.
– Гена придвинулся ближе, и теперь казалось, я тону в волшебных его глазах-озерах.
– Конечно мент. Бывший. У тебя никого нет. Ты один. Тебе некуда идти!
– Заткнись!
– Я стряхнул наваждение.
– Водку ты заслужил.
Я протянул деньги:
– Иди тащи.
Да, раздели меня отлично, как дешевую девку в кустах. Не смог я его блокировать, хотя и желания-то не было. А он уже, довольно ворча, наливал дешевый "Арак", улыбаясь предстоящему забвению.
– Тебе налить?
– Я - ликер. А ты не упадешь?
– поинтересовался я, наблюдая, как Гена выхлебал полный стакан.
– Да тут рядом.
– Женат?
– Был.
– С кем живешь?
– Один.
– Мне можно переночевать?
– Костя, мы этот вопрос уже разрешили десять минут назад. Ты что, не понял?
– Черт тебя знает. Допивай да пойдем.
Через десять минут уже теплого Гену я вел дворами, надеясь только на его автопилот. И надежда не подвела. В конце концов мы уперлись в металлические двустворчатые ворота в высоком глухом заборе. Из кармана хозяин извлек длиннющий винтовой ключ, безуспешно пытаясь найти им скважину. С моей помощью это сделать удалось, и через дверцу в воротах мы проникли во двор П-образного здания. На жилье, как таковое, оно походило мало. И все же физиогномист, шатаясь, однако уверенно тянулся к правому крылу строения.
– Костя, мы пришли!
– радостно сообщил он, телом открывая дверь.
– Вот!
На внутренней стене он долго искал выключатель, тихонько, но грязно матерясь. Тусклая лампочка наконец нехотя через пыль и паутину осветила прихожую. Здесь стояли двадцатилитровые бутыли в корзинах, и вид и цвет их были весьма подозрительными.
– Что это?
– осведомился я.
– Это не пей - вредно. Кислоты - азотная, соляная, "царская водка". Ты вообще здесь ничего не трогай.
Дальше мы прошли в довольно большое и обжитое помещение. Посередине стоял полевой, крест-накрест сколоченный стол, а вокруг пристроились, вместо стульев, лакированные чурки с наброшенными на них овечьими шкурами. Весь дальний правый угол занимали обширные двухъярусные нары, также выстланные шкурами.
– Вот мой альков. В партере сплю я. Бельэтаж твой.
Прямо находилась еще одна дверь.
– Гена, что это за берлога в центре двухмиллионного города?
– Это, Костя, мое жилье.
– Он с удовольствием вытянулся на шкурах и добавил: - А также ювелирная мастерская моего богопротивного братца. Но ты не волнуйся, сейчас он тешит свои телеса в волнах Черного моря. А я уполномочен охранять. У нас выпить нечего?
– Нет.
Приют был подходящим, и я вызвался сходить.
– Не надо!
– возразил сторож.
– Стервы сходят.