Гончие смерти
Шрифт:
Хвост, голубоватый, как и все тельце, был распушен на конце в кисточку, будто у коровы. Лапки зверька были пушистые и аккуратные.
Завидев Прошку, зверек на мгновение оцепенел, уставившись на него своими огромными глазами, а потом отступил назад и испуганно прикрыл ушами мордочку. Зрелище было до того потешное, что Прошка не удержался от смеха.
Смех его прокатился ветерком по траве и листьям, вспугнув целый рой каких-то серебристых мошек. Выпорхнув из кустов, серебристое облако понеслось над поляной, меняя форму, как ее меняют настоящие
Прошка пригляделся и с удивлением узнал в этом облачном человеке свою собственную худую фигуру. Серебристый рой мошек подражал Прошке, намереваясь сбить его с толку.
Прошка поднял руку. Облачная фигура, сложенная из тысяч маленьких, серебристых мушиных тел, тоже подняла руку. Прошка опустил руку. Опустил ее и двойник.
– Здорово! – восхищенно выдохнул Прошка.
Наблюдая за облаком, он совсем забыл про зверька, а когда вновь повернулся к нему, вскинул брови от удивления и слегка попятился. На этот раз у стены деревьев стоял не один зверек, теперь их было три. Все ушастые, с потешными мордочками и огромными удивленными глазами.
Зверьки стояли и глазели на Прошку, должно быть, пораженные его видом не меньше, чем он сам был поражен видом этих смешных зверьков.
«Вот бы поймать одного», – подумал вдруг Прошка.
Стоило ему об этом подумать, как в голове тут же сложился волнующий коммерческий проект. Хорошо бы поймать двух таких зверьков – самочку и самца и заняться их разведением. А потом продавать как диковинку по серебряной монете за штуку. Ежели они плодятся, как кошки, то всего за год можно сколотить целое состояние!
Прошка аж пропотел от волнения. Богатство стояло прямо перед ним, глядя на него по-детски любопытными глазенками и тихонько прядая огромными ушами.
«Только б не напужать», – с волнением подумал Прошка. Он сделал осторожный шажок навстречу зверькам, опасаясь, что они развернутся и удерут в лес. Однако зверьки, похоже, были слишком удивлены, чтобы думать о собственной безопасности.
«Хорошо», – подумал Прошка и сделал еще один маленький шажок. Приближаясь к зверькам, он старался двигаться как можно плавнее и все время улыбался, давая зверькам понять, что он не желает им зла.
Еще шажок… И еще… Зверьки смотрели на него с таким безмерным изумлением, что, казалось, еще чуть-чуть, и их выпученные глазки вывалятся из глазниц.
Так, шажок за шажком, вершок за вершком, он прошел несколько саженей и остановился в двух шагах от сказочных созданий.
И тут один из зверьков открыл свой потешный детский ротик и что-то чирикнул. Другие зверьки закивали головами, будто соглашаясь со своим товарищем, а затем стали пятиться к лесу, не спуская с Прошки настороженных глаз.
Опасаясь, как бы они не развернулись и не скрылись в лесу, Прошка облизнул губы и мягко проговорил:
– Ну-ну-ну… Я не сделаю вам ничего плохого. Я просто хочу с вами поиграть. Вы ведь любите играть? Любите? Кис-кис-кис.
Он протянул руку и осторожно потер указательным пальцем о большой, словно между ними было зажато лакомство. Зверьки уставились на его пальцы.
– Идите ко мне, кошечки, – коварно улыбнувшись, позвал Прошка. – Я дам вам кусочек сыра.
Зверьки переглянулись, а потом резко, как по команде, развернулись и медленно затрусили к лесу.
– Леший! – выругался Прошка и с досадой сплюнул себе под ноги. В то же мгновение из травы высунулся гибкий серебристый усик и сердито хлестнул Прошку по сапогу.
Суховерт испуганно отскочил в сторону, но усик, погрозив ворёнку, как грозят пальцем расшалившемуся ребенку, снова скрылся в высокой траве.
Прошка вытер рукавом рубахи потный лоб. В этом серебристо-голубом лесу было теплее, чем в промозглой Прошкиной избе. Голубое облако, через которое ворёнок прошел в здешний мир, висело на том же месте и приветливо переливалось, будто говорило: «Не бойся. Я все еще здесь и никуда не денусь».
Прошка немного успокоился. Повертев головой по сторонам, он снова увидел лопоухих кошек. На этот раз они не смотрели на Прошку, а, окружив большие чаши красно-голубых цветов, слизывали с лепестков нектар своими длинными, голубоватыми язычками.
Зрелище было настолько умилительное, что Прошка снова улыбнулся. Определенно, хотя бы одного зверька словить стоило. Любая купчиха отвалит за такого милягу горсть меди, а то и больше.
Прошка снова двинулся к зверькам, но на этот раз он сильно пригнулся и зашагал так мягко, как только мог. Благо, наука, преподанная ему когда-то Глебом Первоходом, не прошла даром.
Зверьки, поглощенные трапезой, не обращали на него внимания. Прошка уже примеривал расстояние для прыжка, как вдруг… что-то свистнуло в воздухе, и один из зверьков, подскочив вверх, рухнул на траву, а двое других прыснули в лес.
Из шеи упавшего зверька торчала стрела, а сам он был неподвижен. Прошка быстро спрятался за ближайшее дерево и положил пальцы на рукоять кинжала. Сердце его билось так быстро, что могло выскочить из груди.
Выждав немного, он осторожно выглянул из-за дерева и увидел маленького, худого человечка, склонившегося над убитым зверьком. Из одежды на человечке была только набедренная повязка, а кожа его была покрыта голубоватой, короткой шерсткой. Лук незнакомец уже закинул за спину, а ни меча, ни кинжала у него на поясе не было.
Прошка тоже не спешил доставать кинжал. Человек был один и совсем не походил на душегуба. Вдруг незнакомец напрягся и к чему-то прислушался.
Что-то темное стремительно выскочило из леса, набросилось на человечка, сбило его с ног и повалило на траву. Прошка не собирался ждать, чем закончится эта схватка, он развернулся и со всех ног бросился к голубоватому облаку. И тут Прошка с ужасом понял, что облако уже не серебрилось. Оно бледнело и выцветало, будто собиралось исчезнуть, растворившись в синем воздухе.