Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Вот дьявольщина, — пробормотал он. — Не зря мне говорили, что он отважный воин! Принц, — обратился он к Гонзаго, — этой ночью я нахожусь в распоряжении вашей супруги.
— И моя супруга?.. — в ярости начал Гонзаго.
Но договорить он не успел. На пороге появилась вдова де Невера. Она была все в том же траурном облачении. При виде девиц из Оперы, крайне занимательных картин на стенах, при виде обломков оргии, перемешавшихся с обломками сражения, принцесса опустила на лицо вуаль и сказала, обращаясь к своему мужу:
— Я пришла не к вам, сударь.
Затем, подойдя к Лагардеру, продолжала:
— Двадцать четыре часа истекли, господин де Лагардер, ваши судьи вас ждут, извольте отдать свою шпагу.
— И это моя мать! — закрыв лицо ладонями, пролепетала Аврора.
— Господа, — продолжала принцесса, повернувшись к гвардейцам, — исполняйте свой долг.
Лагардер швырнул шпагу к ногам Бодона де Буагийе. Гонзаго и его приспешники стояли неподвижно и молча. Бодон де Буагийе указал Лагардеру на дверь, но тот, не выпуская руки Авроры, подошел к принцессе Гонзаго.
— Сударыня, — проговорил он, — я только что чуть не отдал жизнь за вашу дочь.
— За мою дочь? — дрогнувшим голосом повторила принцесса.
— Он лжет! — воскликнул Гонзаго.
Лагардер не обратил на его слова ни малейшего внимания.
— Я попросил двадцать четыре часа для того, чтобы возвратить вам мадемуазель де Невер, — неспешно произнес он, высоко держа свою красивую голову перед всеми этими придворными и солдатами, — и данный мне срок истек. Перед вами мадемуазель де Невер.
Ледяные руки матери и дочери соприкоснулись. Аврора со слезами бросилась в объятия принцессы. На глазах у Лагардера выступили слезы.
— Берегите ее, сударыня, — продолжал он, изо всех сил стараясь скрыть свою боль, — у нее, кроме вас, никого нет.
Аврора выскользнула из материнских объятий и подбежала к Лагардеру. Он легонько ее оттолкнул.
— Прощайте, Аврора, — продолжал он. — Завтра нам не придется сыграть свадьбу. Храните этот контракт, который сделал вас моею женой перед людьми, хотя перед Богом вы стали ею еще вчера. И пусть госпожа принцесса простит этот мезальянс с мертвецом.
Он в последний раз поцеловал девушке руку, отвесил глубокий поклон принцессе и направился к двери со словами:
— Ведите меня к судьям!
6. СВИДЕТЕЛЬСТВО МЕРТВЕЦА
1. СПАЛЬНЯ МЕРТВЕЦА
Было восемь утра. Маркиз де Косее, герцог де Бриссак, поэт Ла Фабр и три дамы, в одной из которых старый Лебреан, привратник Двора улыбок, узнал герцогиню Беррийскую, только что покинули Пале-Рояль через маленькую дверцу, о которой мы уже не раз упоминали. Регент остался у себя в спальне наедине с аббатом Дюбуа и в присутствии сего будущего кардинала готовился ко сну.
Ужин в Пале-Рояле, точно так же как и у принца Гонзаго, затянулся — такова была мода. Однако ужин в Пале-Рояле завершился все-таки более весело.
В наши дни весьма одаренные и серьезные писатели пытаются обелить память о милом аббате Дюбуа, пользуясь самыми разнообразными предлогами. Во-первых, как они считают, он был хорош, поскольку папа римский сделал его кардиналом. Но папа отнюдь не всегда назначал кардиналами только тех, кого желал. Во-вторых, потому, что красноречивый и добродетельный Массийон 146 был его другом. Этот довод звучал бы убедительно, если бы кто-нибудь доказал, что добродетельные люди не могут питать слабость к жуликам. Однако насмешница-история доказывает нам обратное. Впрочем, если аббат Дюбуа был и вправду святым, то Господь должен был оставить для него приятное местечко у себя в раю, поскольку ни на какого другого человека не обрушивалось столько клеветы.
146
Массийон, Жан Батист (1663—1742) — прославленный французский проповедник.
У принца подавали вино, бросавшее в сон. Этим утром принц спал на ходу, в то время как его камердинер помогал ему улечься, а полупьяный — по крайней мере, с виду, поклясться тут ни в чем нельзя — аббат Дюбуа пел хвалу английским нравам. Вообще-то принц очень любил англичан, но сейчас слушал вполуха и поторапливал камердинера.
— Иди ложись, Дюбуа, друг мой, — сказал он будущему кардиналу, — и не терзай мой слух.
— Сейчас пойду, — ответил аббат. — А вы знаете, какая разница между вашей Миссисипи и Гангом? Между вашими крошечными эскадрами и английским флотом? Между хижинами у вас в Луизиане и дворцами у них в Бенгалии? Знаете ли вы, что ваша Вест-Индия — выдумка, а у них там истинная страна «Тысячи и одной ночи», земля неисчерпаемых сокровищ и благовоний, морское дно, усеянное жемчугом, горы, из склонов которых торчат алмазы?
— Дюбуа, почтенный мой наставник, ты пьян. Ложись спать.
— Не проголодались ли вы, ваше королевское высочество? — со смехом отвечал аббат. — Еще только несколько слов: изучайте Англию, устанавливайте с нею тесные связи.
— Боже милостивый! — вскричал принц. — Ты уже десять раз отработал пенсию, которую лорд Стерз тебе исправно задерживает. Ступай спать, аббат.
Дюбуа взял шляпу и, ворча, направился к двери. В этот миг она отворилась, и слуга доложил о прибытии господина де Машо.
— Начальника полиции я приму в полдень, — сварливо отвечал регент. — Эти люди играют моим здоровьем, они меня просто губят.
— Но у господина де Машо важные сообщения, — настаивал слуга.
— Знаю я все эти сообщения, — перебил регент. — Он будет говорить, что Челламаре интригует, у короля Филиппа Испанского скверный нрав, Альберони хочет стать папой, а герцог Мэнский — регентом. В полдень, вернее, даже в час! Мне нездоровится.
Слуга ушел. Дюбуа вернулся на середину комнаты.
— Если вы приобретете себе англичан в качестве союзников, — заявил он, — то сможете плевать на все эти мелкие интриги.
— Да уйдешь ты или нет, негодяй! — вскричал регент. Дюбуа ничуть не обиделся. Он снова направился к двери, и та опять распахнулась.
— Господин статс-секретарь Леблан, — объявил слуга.
— К черту! — ответил его королевское высочество, ставя босую ногу на табурет, чтобы забраться в постель.
Слуга прикрыл за собой дверь, но добавил в щелку:
— У господина статс-секретаря важные сообщения.