Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
Да и в чем будут заключаться эти приключения? Почему он говорил недомолвками? Ей придется познакомиться с жизнью, совершенно отличной от той, какую она вела до сих пор, — с блистательной, роскошной жизнью знатных и счастливых людей. «Чтобы выбрать», — сказал он. Надо полагать, выбрать между этой неведомой и ее нынешней жизнью. А вдруг выбор уже сделан?
Надо узнать, на какой чаше весов ее друг Анри. И тут она с тревогой подумала о своей матери. Выбрать! Впервые ей пришла в голову повергающая в ужас мысль: а что если матушка на одной чаше, а Анри на другой?
— Нет, это невозможно! — вскричала она, отвергая такое предположение. — Господь не допустит этого!
Она приоткрыла занавески и оперлась локтями на подоконник, чтобы свежий воздух чуть охладил ее пламенеющее лицо. На улице было небывалое движение. У входа в Пале-Рояль собралась толпа, жаждущая увидеть, как проходят приглашенные. Между двумя стенами зевак уже образовался хвост портшезов и карет. Поначалу Аврора не обратила особого внимания на это столпотворение. Что ей до суматохи и шума! Но потом в проезжающей карете она увидела двух женщин в бальных нарядах — мать и дочь. Тотчас же слезы застлали ей глаза, перед ними повисла какая-то темная завеса.
«А вдруг моя матушка там!» — подумала она.
Ведь это вполне вероятно и возможно. Аврора стала внимательней присматриваться к праздничному великолепию, доступному ей для наблюдения. Она догадывалась, что за стенами дворца все гораздо пышней и ярче. В ней возникло некое смутное желание, и оно стало расти и усиливаться. Она завидовала девушкам в прекрасных бальных нарядах, с жемчужными ожерельями на шее, с жемчугами и цветами в прическах, но завидовала не цветам, жемчугам, драгоценным уборам, а тому, что они сидят рядом со своими матерями. Однако скоро ей расхотелось смотреть: общая радость оскорбляла ее печаль. Веселые возгласы, волнующаяся толпа, шум, смех, блеск драгоценностей, долетающие издалека отзвуки заигравшего оркестра — все это тяготило ее. Она закрыла пылающее лицо ладонями.
А в кухне Жан Мари Берришон исполнял роль змея-искусителя по отношению к своей бабушке, мужеподобной Франсуазе. Слава Богу, мыть тарелок пришлось немного. Мэтру Луи и Авроре понадобилось только по одной. Зато Франсуазе и юному Берришону достался обильный ужин, которого хватило бы на четверых.
— Все-таки я сбегаю на угол посмотреть, что там, — объявил Жан Мари. — Госпожа Балао сказала, что во дворце будут устроены подлинные волшебные замки и вообще всякие сказочные чудеса. Охота хоть одним глазком взглянуть.
— Только долго не задерживайся, бездельник, — буркнула бабушка.
Берришон умчался. Гишардиха, Балао, Моренша и остальные соседки с радостью встретили его, чуть только он ступил на грязную мостовую Певческой улицы.
Франсуаза вышла из кухни и заглянула в комнату Авроры.
— Нет, каков! Уже ушел! — пробормотала она. — Барышня опять одна.
Ей пришла благая мысль составить общество молодой хозяйке, но в этот миг влетел Жан Мари.
— Бабушка! — закричал он. — Рамы для иллюминации, вымпелы, фонарики, кавалерия, дамы все в бриллиантах и расшитых золотом атласных платьях, точно на Троицу! Выйди посмотри, бабушка!
Франсуаза пожала плечами:
— Ни к чему мне все это.
— Бабушка, да пройди только до угла. Госпожа Балао называет имена всех проезжающих вельмож и знатных дам и все рассказывает про них. Это очень поучительно. Пошли, ведь до угла всего два шага.
— А кто будет сторожить дом? — в некотором уже сомнении не сдавалась Франсуаза.
— Да мы же будем в десяти шагах. Будем следить за дверью. Пошли, бабушка, пошли!
Он подхватил ее под руку и потащил за собой.
Дверь осталась открытой.
Да, они отошли всего шагов на десять. Но дамы Балао, Гишар, Дюран, Морен оказались весьма цепкими. Захватив Франсуазу, они уже не выпустили ее. Входило ли это в таинственные планы мэтра Луи? Позволим себе в этом усомниться.
Процессия кумушек, что увлекла Жана Мари Берришона к сверкающей огнями площади Пале-Рояль, прошла под окнами Авроры, но она даже не заметила ее. Она вся погрузилась в раздумья.
— Ни единой подруги, — шептала девушка, — не у кого даже спросить совета.
В этот миг Аврора услышала какой-то звук за спиной. Она быстро обернулась и тотчас же издала испуганный крик, которому ответил веселый смех. Перед нею стояла отправляющаяся на бал дама в розовом атласном домино с капюшоном, накинутым на голову, и в маске.
— Мадемуазель Аврора? — с церемонным реверансом осведомилась неизвестная.
— Уж не сплю ли я? — воскликнула Аврора. — Это голос…
Маска упала, и явилось шаловливое лицо доньи Крус.
— Флор! — вскричала Аврора. — Не может быть! Ты ли это?
Донья Крус, легкая, как сильфида, бросилась к ней, раскрыв объятия. Они обменялись легкими и быстрыми девичьими поцелуями. Случалось вам видеть, как две голубки, играя, касаются друг друга клювами?
— А я только что сетовала, что у меня нет подруги! — воскликнула Аврора. — Флор, милая моя Флор, как я рада тебя видеть! — Но тут же, охваченная внезапным сомнением, она поинтересовалась: — Как ты прошла сюда? Ведь я же запретила принимать кого бы то ни было.
— Запретила? — шаловливо повторила донья Крус.
— Хорошо, попросила, если тебе так больше нравится, — покраснев, поправилась Аврора.
— Это я называю тюрьмой под крепкой охраной, — заметила Флор. — Дверь настежь, и никого, кто мог бы крикнуть: «Стой! Кто идет?»
Аврора тотчас же вышла в залу. Там действительно никого не было, двери были открыты настежь. Она кликнула Франсуазу и Жана Мари. Никто не ответил. Мы с вами знаем, где в этот момент были Перришон и его бабушка. Но Аврора не знала. После странного предупреждения, которое, уходя, сделал мэтр Луи, что этой ночью ее ждут необычные приключения, Аврора, естественно, решила:
«Это по его распоряжению».
Она закрыла дверь всего лишь на защелку и вернулась к донье Крус, которая прихорашивалась перед зеркалом.
— До чего мне приятно снова увидеть тебя! — бросила цыганка. — Господи, как ты выросла и похорошела!
— И ты тоже, — ответила Аврора.
С радостным восхищением они любовались друг другом.
— А этот наряд? — поинтересовалась Аврора.
— Бальный туалет, моя красавица, — с довольным видом сообщила донья Крус. — Как он тебе? Не правда ли, красивый?