Горбун лорда Кромвеля

Сэнсом Кристофер Дж.

– Я не делал этого, сэр! Я только заигрывал с ней, больше ничего! И не я один. Она была распутницей. Она искушала меня!

– Дайте мне сказать. Смотрите мне в глаза!

Не вставая с колен, он посмотрел на меня безумными глазами. Слегка подавшись вперед, я произнес:

– Мне нужна правда. От этого зависит ваша жизнь. Так как было на самом деле? Искушала ли она вас или вы сами к ней приставали?

– Она… она была женщиной, сэр. Само ее присутствие было искушением! Меня повсюду преследовал ее образ. Я только и делал, что думал о ней. Сатана

то и дело ставил ее на моем пути, чтобы искушать меня. Но я покаялся. Я исповедовался и раскаялся!

– Сейчас меня меньше всего заботит ваше покаяние. Вы приставали к ней даже после того, как аббат велел вам оставить ее в покое. Это правда? Во второй раз на вас был вынужден пожаловаться брат Гай.

– Но после этого я больше к ней не подходил! Аббат пригрозил меня выгнать! Клянусь кровью Иисуса, после этого я оставил ее в покое. Клянусь Его святой кровью!

– Аббат не передал это дело в руки приора?

– Нет, ведь приор…

– Ну, говорите же. Что приор?

– Он был замечен в том же грехе. А также казначей.

– Так. А кто еще? Кто еще отравил жизнь этой девушке и приблизил ее конец?

– Не знаю, сэр. Клянусь, не знаю! После предупреждения аббата я обходил лазарет стороной. Клянусь Пресвятой Девой…

– Пресвятой Девой! – в негодовании фыркнул я. – Спустись она нынче на землю, вряд ли присутствие таких, как ты, было бы для нее безопасным. Прочь отсюда!

Он поспешно вскочил с колен и понесся обратно в прачечную.

– Вы напугали его до смерти! – с ухмылкой произнес Марк.

– Иметь дело с такой трусливой деревенщиной, как он, легко. Другое дело приор с казначеем – этих голыми руками не возьмешь. Гляди, дверь. Значит, отсюда можно выйти, не проходя мимо проклятых собак.

Мы вышли во двор. Столкновение с собачьей сворой вновь встало у меня перед глазами. Я почувствовал слабость, и теперь настал мой черед ненадолго прислониться к стене, пока мое внимание не привлек гул голосов.

– Господи, что там случилось на этот раз?

Люди столпились, чтобы поглазеть на процессию, которая направлялась к воротам. Двое монахов несли статую святого Доната, облаченного в римскую одежду, со скрещенными на груди руками и скорбным выражением лица. За ними следовал брат Джуд с кожаной сумкой. Завершал шествие брат Эдвиг, на котором поверх сутаны был надет зимний плащ, а на руках были перчатки. Они приближались к сторожевому домику, где их поджидал Багги, чтобы открыть ворота.

– День подаяний, – произнес Марк.

К тому времени как мы подошли к воротам, Багги уже открыл их. Толпа, стоящая по другую их сторону, смотрела на статую, которую вынесли на плечах двое служек. Достав свою суму, брат Джуд торжественно произнес:

– Внемлите! Это образ нашего покровителя, священного нашего заступника на небесах, претерпевшего мучения от язычников. Образ святого Доната! Да свершится это подаяние во имя его великой милости! Помолитесь ему за отпущение своих грехов!

Мы стали протискиваться сквозь толпу. Здесь

собралось добрых полсотни облаченных в жалкие лохмотья старых вдов, нищих и калек. Было видно, что скудная одежда не согревала их, ибо все они посинели от холода. Окружив полную фигуру госпожи Стамп, отдельной группой стояли дети, на лицах которых не было ни кровинки. Несмотря на то что день выдался холодным, от этого сборища бедолаг, которые проковыляли добрую милю, чтобы добраться сюда из города, разило невыносимой вонью. После обращенного к ним призыва брата Джуда они покорно поклонились и осенили себя крестным знамением.

– Что вы делаете? – резко одернул я монаха, когда нам с Марком наконец удалось пробраться к нему сквозь толпу.

– Ничего… просто раздаю подаяния, сэр…

– Вы требуете, чтобы эти несчастные люди поклонялись куску дерева.

Брат Эдвиг сделал шаг вперед.

– Но только в память о его святой доброте, сэр.

– Он призывал их молиться статуе! Я слышал это собственными ушами. Уберите ее! Сейчас же.

Опустив статую, монахи поспешно унесли ее прочь. Брат Джуд, которого била заметная дрожь, жестом велел раздавать подаяние. От меня не укрылось откровенно насмешливое выражение, мелькнувшее на лицах некоторых горожан.

– Подходите вперед, – вновь произнес монах дрожащим от волнения голосом. – Подходите за подаянием и хлебом.

– Не толкайтесь, не толкайтесь, – воззвал к порядку Багги, когда нищие один за другим двинулись к раздающему милостыню.

– Подаяние состояло из фартинга, самой мелкой монеты, и скудной пищи – яблок, хлеба и прозрачных кусочков бекона.

Тем временем ко мне подошел брат Эдвиг.

– М-мы не имели в виду ничего дурного, сэр, – сказал он. – Это всего лишь древняя церемония, смысл которой давно изгладился из нашей памяти. Мы обязательно ее исправим.

– Давно пора было это сделать.

– М-мы раздаем милостыню каждый месяц. Это наша святая обязанность. Будь иначе, эт-ти люди вообще в своей жизни не увидели бы мяса.

– При ваших доходах, мне думается, вы могли бы выделить больше средств на благотворительность.

Лицо брата Эдвига внезапно потемнело от гнева.

– Чтобы лорд Кромвель прибрал наши деньги для своих дружков! Это, по-вашему, называется благотворительностью?

Он отчеканил эти слова без намека на заикание, потом развернулся и быстро пошел прочь. Люди бросали на меня любопытные взгляды, пока мешок, в котором побрякивали монеты, вконец не истощился.

Я облегченно вздохнул. Гневная выходка, которую я себе позволил во время церемонии, сыграла мне на руку: по крайней мере, люди узнали, что среди них находится эмиссар короля. Тем не менее всплеск эмоций окончательно лишил меня сил. Миновав двор, я направился в сторону дороги, возле которой в окружении детей, поджидавших взрослых, стояла госпожа Стамп. Увидев меня, она сделала реверанс.

– Доброе утро, сэр.

– Не могли бы мы с вами поговорить с глазу на глаз? Будьте так любезны, подойдите сюда.