Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
Между тем генерал-губернатору Анненкову было прекрасно известно о существовании в Киевском университете – еще до окончательного подавления восстания – организации польских студентов. 6 мая 1864 г. в представленном ему подробном полицейском отчете говорилось о существовании т.н. «Польского общества», отделения которого были представлены во всех трех губерниях. В отчете также отмечалось, что эта группа существовала одновременно с украинскими, но фактически не взаимодействовала с ними. У польских студентов была собственная касса, библиотека, театр, они проводили творческие вечера и дискуссии 1333 . Это не помешало несколько впавшему в детство генерал-губернатору еще 4 августа 1864 г. невозмутимо объяснять Валуеву, что поляки имели все основания добиваться разрешения преподавания на польском языке, ведь еще в 1859 г. они хотели подать всеподданнейшее прошение об этом, воспользовавшись пребыванием Александра II в Каменце 1334 . Известно, что «нелепые» мысли стоили Анненкову должности. Ему на смену в конце года пришел А.П. Безак, который вместе с попечителем Киевского школьного округа А.П. Ширинским-Шихматовым более строго взялся за школьное дело. В свою очередь, каждый из губернаторов с усердием поспешил заверить нового генерал-губернатора в следовании рекомендациям министра. 25 декабря 1865 г. волынский губернатор М.И. Чертков сообщал Безаку с инквизиторской радостью, что ему удалось найти польский букварь, в котором на странице 53-й Богоматерь именовалась «польской королевой», на странице 74-й утверждалось, что надо любить Польшу, на странице 85-й – что нужно любить землю, по которой течет река Висла, a на странице 78-й было написано, что междоусобицы могут быть причиной утраты независимости, далее же объяснялось, что шляхту погубила взаимная вражда. Это был букварь, изданный в Варшаве в 1862 г. Губернатор делал вывод о необходимости положить конец подобной пропаганде, запретить польский алфавит, продажу книг и контролировать тех, кто мог пересекать границу с Царством Польским. 14 марта 1866 г. Безак проинформировал об открытии, сделанном Чертковым, министра Валуева, что не могло не способствовать еще большему рвению волынского губернаторa. Через три дня, 19 марта 1866 г., Чертков выслал Безаку отчет, полный новых открытий. Так, в книжном магазине Константина Будкевича был найден варшавский «Популярный сельский календарь», где 12 ноября 1866 г. праздновалось как день памяти о пяти братьях-поляках, убитых за три года до этого. В «Букваре для польских детей» 1335 во всех текстах для чтения, молитвах, литаниях и в катехизисе было подчеркнуто слово Польша. Был также перехвачен «Букварь для сельской детворы» некоей Марии П., с небольшими историями, песенками для обучения счету, официально изданный в Житомире на средства того же книжного магазина Будкевича. На этом букваре даже стояла виза киевского цензора О. Новицкого от 27 февраля 1862 г., а издан он был в университетской типографии. Губернатор был так возмущен процветавшим либерализмом, что в шифрованной телеграмме просил Безака запретить издание и продажу каких-либо польских календарей. Такой запрет генерал-губернатор и наложил 16 января 1867 г. После этого новый волынский губернатор, генерал И.В. фон Галлер, приказал немедленно (20 января) конфисковать 88 экземпляров этих книг у Будкевича, переживая, что тому уже удалось продать 768, в том числе в Бердичеве. Через неделю у купца Литова в Житомире было конфисковано 38 экземпляров русско-польско-немецкого альманаха, изданного в Одессе 1336 .
1333
Восстание 1863 г. T. 2. С. 322; ЦДІАУК. Ф. 707. Оп. 261, 1862. Спр. 7.
1334
Восстание 1863 г. T. 2. С. 351 – 361; ЦДІАУК. Ф. 472. Оп. 1. Спр. 10.
1335
Elementarz dla dzieci polskich, Warszawa 1862.
1336
ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 815. Спр. 498.
Что уж говорить об учебных заведениях, если за печатным польским словом велась такая слежка! Одной из первых забот Безака, о чем он сообщал министру народного просвещения, было «усиление и упрочение народного образования на русских началах». В этом отчете от 30 октября 1865 г. перечислялись уже принятые (но еще не доведенные до конца) меры: открытие в трех губерниях 11 прогимназий для мальчиков (вместо бывших уездных школ), учреждение стипендий для лучших учеников народных школ, оказание финансовой поддержки государством тем русским, которые хотели открыть частные учебные заведения, открытие в каждой губернии по 15 двухклассных православных школ со сменами для девочек, открытие 120 народных училищ в каждой губернии, а также семинарии для подготовки учителей этих школ. Создавалась также общая дирекция народных училищ 1337 .
1337
Ibidem. Оп. 816. Спр. 157.
Чуть позднее Безак поддержал представленный попечителем министру проект создания в юго-западных губерниях пяти женских гимназий. Вот как он обосновывался: «При полном отсутствии в крае женских школ, устроенных в русском духе, все женское образование перешло в руки лиц польского происхождения. Заведения, ими содержимые, могли бы и могут называться скорее школами для распространения польских тенденций и мятежных стремлений, чем знаний, основанных на религии и нравственности… [что очень важно] в деле обрусения края, так как главными двигателями мятежа доселе были преимущественно женщины…» 1338 Особое беспокойство Ширинского-Шихматова вызывала оторванность украинского крестьянства от российских властей и помещиков, и он несмело выражал пожелание о введении всеобщего начального образования. В письме к генерал-губернатору он писал, что крестьянские общества, которые выразили бы желание открыть народную школу, могли бы получать от Министерства государственных имуществ бесплатный лес для ее постройки. Попечитель призывал волости подписывать соглашения, а мировых посредников и православных священников принимать в этом деле участие. Он был убежден, что в деле привлечения на свою сторону украинских крестьян еще многое предстояло сделать: «Народное образование в Юго-Западном крае тогда только пойдет правильно и успешно, когда учебное начальство и духовенство вполне сольют все свои усилия по ведению этого дела» 1339 .
1338
Ibidem. Оп. 816. Спр. 59 – Письмо Безака к Толстому от 31 марта 1866 г. Эти планы не были реализованы сразу. В 1870 г. «Журнал Министерства народного просвещения» сообщал, что в 1868 г. было 11 гимназий и 4 прогимназии в Киевском учебном округе, в среднем в них училось по 246 человек. См.: Zasztowt L. Kresy 1832 – 1864. S. 227 – 228.
1339
ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 816. Спр. 59 – Письмо Ширинского-Шихматова к Безаку от 29 апреля и 23 августа 1866 г.
Усиливавшаяся политика русификации до поры до времени не ставила под сомнение польское присутствие в Киевском университете. Но вскоре об этом снова заговорили. Первым это сделал Ширинский-Шихматов в докладе, который Безак приложил к отчету за 1865 – 1866 гг. 1340 Он писал, что, хотя в 1864 г. количество учащихся поляков уменьшилось до 1/4 от общего числа студентов, уже в 1865 г. они составляли 1/3 всех студентов, a в 1866 г. предполагалось дальнейшее увеличение их числа, т.е. практически возвращение к состоянию до восстания, когда польское студенчество составляло 52,6 % от общего числа. По его мнению, поляки, успокоившись, естественным образом вновь стали ценить высшее образование и связанные с ним преимущества. До восстания они еще могли выбирать между Киевом и одной из столиц империи, теперь же, когда доступ поляков в столичные университеты был ограничен нормой в 10 % от общего числа студентов, они обратили внимание на Киев, где такого ограничения не было: «Надобно опасаться, что этот университет подвергнется наводнению польского элемента». Он полагал, что масса польских выпускников гимназий трех губерний «снова приобретет в нем то преобладание, которое имела года три тому назад», и университет Св. Владимира приобретет «польский характер». Он не верил, что открытие нового университета в Одессе могло что-то изменить, так как он находился слишком далеко. Ширинский-Шихматов писал: «Нельзя не предвидеть, что все эти обстоятельства отзовутся большим вредом для общерусских интересов края, еще недостаточно окрепших и объединившихся, чтобы собственной тяжестью дать успешный отпор враждебным влияниям» 1341 . В связи с этим он предлагал не превышать достигнутого уровня, т.е. 1/3 от общего числа студентов, или чуть повысить эту планку по сравнению с разрешенной долей поляков в столичных университетах. Столь «мягкий» numerus clausus 1342 не удовлетворил в Петербурге членов Комитета министров – обсуждение этой проблемы совпало с очередной антипольской волной, вызванной покушением Каракозова. Александр II принял 22 апреля 1866 г. предложение об ограничении числа польских студентов в Киеве до 1/5 от общего числа 1343 . 29 июля товарищ министра народного просвещения И.Д. Делянов добился от императора дополнительного ограничения, согласно которому в эти 20 % следовало включить также вольнослушателей, чтобы они и не пытались сдавать экзамены 1344 .
1340
Ibidem. Отчет попечителя был составлен в конце марта или в начале апреля 1866 г.
1341
Tabi's J. Polacy. S. 34.
1342
Numerus clausus (лат.) – количественное ограничение, процентная норма. (Прим. пер.)
1343
ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 816. Спр. 157 – Письмо Дмитрия Толстого, министра народного просвещения, к А.П. Безаку от 30 апреля 1866 г. Толстой сменил А.В. Головнина на этом посту в начале апреля, сразу после покушения Каракозова.
1344
Ibidem. Оп. 816. Спр. 157 – Письмо Делянова к Безаку от 3 августа 1866 г.
Впрочем, есть основания полагать, что прием столь малого числа поляков в университет был следствием ограничений, введенных в гимназиях. Согласно перечню учащихся средних учебных заведений за 1869 г., к учебе было допущено всего 27 % католиков (1068 учащихся из 3922). Это был самый низкий процент во всех западных губерниях. В том же году в Виленском учебном округе, несмотря на последствия террора Муравьева, было принято 47 % учащихся-католиков, из которых основную часть составляли поляки 1345 . Это говорит о более суровом преследовании поляков на Украине, чем в северо-западных губерниях. Следует сказать, что второе покушение на царя (25 мая 1867 г.) в Париже совпало с проходившим в Москве Славянским съездом, где преобладали антипольские настроения, и с завершением празднования юбилея Карамзина в Академии наук (еще в декабре 1866 г. было зачитано и встречено овацией его «Мнение русского гражданина» 1819 г. – записка об опасности объединения западных губерний с Царством Польским). Не следует также забывать, что участник покушения А. Березовский был родом с Волыни.
1345
Zasztowt L. Kresy 1832 – 1864. S. 237 – 238.
Представление об атмосфере в области образования и о страхах властей перед польской угрозой на Украине дает интересная коллекция писем за 1867 г. 1346 5 января Н.П. Эйлер, киевский губернатор, обратился к Безаку с просьбой отказать в выдаче паспорта Юлии Ячевской, помещице из-под Киева, которая хотела покинуть Киевский уезд и переселиться в Варшаву, чтобы воспитывать там трех своих детей. И хотя в политическом отношении поведение женщины не вызывало нареканий, губернатору было понятно, что ее стремление уехать в Царство Польское было вызвано нежеланием отдать своих детей в русскую школу. При этом такие школы существовали недалеко от ее имения. Губернатор писал: «Нельзя не видеть желания вкоренить в детях польский фанатизм и удалить их от всего русского». Безак признал правоту своего подчиненного. Однако тогда Ячевская обратилась непосредственно к нему (30 июня 1867 г.), объясняя, что ее имение под Каневом – небольшое, малодоходное, а в Варшаве в ее собственности находится дом. На генерал-губернатора не подействовали аргументы, и он, отметив на письме «не может быть удовлетворено», оставил прошение без ответа. Было еще несколько подобных просьб вроде той, о которой писал Безаку волынский губернатор Галлер 23 февраля 1867 г. Они дают представление о преградах, которые власти чинили учащимся и студентам в их желании учиться на месте или за границей. Со временем были несколько смягчены санкции, огранивавшие отъезд. Как нам предстоит убедиться, в будущем Галиция стала убежищем для многих поляков из украинских губерний Российской империи, однако долгий период после Январского восстания, когда отсутствовала возможность карьерного роста и поездок, парализовал польскую молодежь. Например, уже упомянутый киевский губернатор просил Безака 23 марта 1867 г. запретить студенту-медику Владиславу Олехновичу выехать на учебу в варшавскую Медико-хирургическую академию, несмотря на полученный им отказ в поступлении в Киевский университет в связи с пресловутым распоряжением о numerus clausus от 22 апреля 1866 г. Несмотря на то что губернатору было известно о существовавших ограничениях, он предлагал Олехновичу отправиться в какой-нибудь другой российский университет. В отношении студентов из семей повстанцев иногда применялся и принцип коллективной ответственности. Губернатор Геллер запретил Болеславу Недзялковскому после окончания гимназии в Житомире продолжить обучение в Варшаве. И хотя его лично ни в чем не обвиняли, его четыре брата были более чем политически неблагонадежными. Старший присоединился к венгерским повстанцам в 1848 г., после возвращения был вынужден пойти служить в армию, два других были сосланы на каторгу за участие в Польском восстании 1863 – 1864 гг., а четвертый был уволен от должности секретаря Овруцкого суда и находился под надзором полиции.
1346
ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 817. Спр. 9.
Несмотря на то что подобные притеснения поляков были по-своему эффективными, глава киевской полиции обнаружил еще одну возможность обучения на польском языке, а именно частные уроки. Новый киевский губернатор М.К. Катакази сообщал Безаку 27 сентября 1868 г., что студенты и учащиеся гимназий могли еще беспрепятственно давать частные уроки. Разумеется, больше других в этом были заинтересованы католики. Губернатор писал о них: «…хотя в данное время не заподозрены в неблагонадежности, но за них на будущее время ручаться нельзя, так как их тайные стремления неизвестны». Губернатор повторял только аргумент полицмейстера, напоминавшего ему о правительственном распоряжении об исключении поляков из рядов чиновничества, где они могли навредить русскому делу, а тем более русскому образованию. Он предлагал в связи с этим запретить им давать частные уроки, что и было сделано генерал-губернатором 8 октября 1868 г. Впрочем, вызывает сомнение тот факт, что каждый учащийся или студент действительно обращался, как того требовало это распоряжение, в университет (а тот, в свою очередь, в полицию) за разрешением. Тем не менее это является примером вытеснения польской культуры за пределы легального бытования. Подтверждение антипольского характера этих мер находим и в переписке пребывавшего с 1871 по 1881 г. на посту киевского губернатора Н.П. Гессе. 15 сентября 1873 г. он спрашивал Дондукова-Корсакова, сменившего Безака, о том, распространяется ли этот запрет на всех католиков, включая таковых из-за границы. Сам он ничего не имел против такого расширительного толкования. Как обычно, генерал-губернатор поддержал его предложение (28 сентября 1873 г.) 1347 .
1347
Ibidem. Оп. 818. Спр. 219.
Единственной для поляков дорогой к образованию, лишенной риска (но избиравшейся немногими), был переход в православие или (на Холмщине, на территории Царства Польского, официально переименованного в Привислинский край) в униатство, к ликвидации которого власти в скором времени приступили. В июле 1867 г. по просьбе волынского губернатора Безак разрешил молодому Целестину Ленчицкому, несмотря на то что его отец находился с 1863 г. под полицейским надзором за оскорбление монарха, поступить в униатскую гимназию в Холме, поскольку это заведение было уже полностью русским, т.е. контролировалось православной церковью 1348 .
1348
Ibidem – Письмо Галлера Безаку от 14 июля 1867 г.
Сохранение польского языка зависело от степени национального сознания в каждой семье 1349 . Однако в сложившихся условиях необходимо было надевать маску лояльности российским властям. В случае некоторых магнатов подобное показное поведение становилось почти гротескным. Графиня Браницкая из Белой Церкви предназначила огромную сумму в 287 тыс. рублей на народные школы, т.е. на русификацию украинского крестьянства, и способствовала еще большему обрусению гимназии в Белой Церкви после 1861 г. В то же время, судя по воспоминаниям Эдмунда Бжезинского, который сдал там выпускные экзамены в 1872 г., т.е. учился там с 1866 по 1872 г., можно говорить о двойственном характере этого учебного заведения. Бжезинского в 1861 г., когда ему исполнилось 7 лет, вместе с младшим братом и четырьмя соседскими детьми под руководством приглашенного учителя начали учить чтению и письму дома. Кроме имевшихся в собственности земель отец арендовал также несколько фольварков у Браницких. Мальчик читал газеты, приходившие по подписке из Царства Польского, и русскую литературу для того, чтобы подготовиться к поступлению в гимназию, но также А. Мицкевича, В. Сырокомлю, Ю. Крашевского, Ю. Коженевского, Х. Жевуского, З. Качковского, книги по истории Польши и ведению домашнего хозяйства. Бжезинский вспоминал, как понравилось ему удивительное здание гимназии с большим внутренним двором, прекрасным парком, некогда богатой польской библиотекой, с когда-то католической, а теперь православной, с позолоченным куполом, часовней. Коридоры в здании были украшены портретами царей. Частный характер этого заведения позволял принимать до 80 % польских учащихся, о степени русификации которых заботился сам генерал-губернатор, время от времени посещавший гимназию. Бжезинский вспоминал, как три брата бросились на колени перед Безаком с просьбой помиловать их отца или как «этот невзрачный человек, увешанный орденами, кичливый, чванливый, в окружении свиты» приказал отцу одного из учеников (русскому!) 25 раз ударить по лицу сына за то, что тот во время парада вел себя недостойно. Но, по всей видимости, это запугивание не было действенным: в пятом классе Бжезинского избрали председателем небольшой группы учащихся, созданной под влиянием киевского студента Ярошевича. На встречах группы мальчики изучали историю, читали стихи, учились польской грамматике. Тайная библиотека была спрятана у Казимежа Зелиньского, сына доверенного лица графини. С ним и с Людвигом Варыньским Бжезинский отправился в Петербург, но из-за numerus clausus не смог поступить на медицинский факультет. Поэтому в духе эпохи позитивизма он поступил в Политехнический институт и стал химиком, вступив там в «Украинское коло». Название было обманчивым – в кружок входили только поляки из украинских губерний. После того как его выслали из столицы за социалистические убеждения и хождение в народ, он, избежав более сурового наказания, перебрался в Вену и поступил там на медицинский факультет.
1349
О том, кто мог выслать детей на учебу в Галицию, см.: Epsztein T. Edukacja dzieci i mlodziezy w polskich rodzinach ziemia'nskich na Wolyniu, Podolu i Ukrainie w II polowie XIX wieku. Warszawa, 1998. О польском домашнем образовании с некритическим восторгом пишет М. Устшицкий: Ustrzycki M. Ziemianie polscy.
Эта краткая биография является первым примером того, как – и это мы увидим еще не раз – русские и поляки сближались на почве социалистических идей. Следует также отметить, что первые петербургские процессы над студентами показали в определенном смысле бессилие властей перед политизацией российских учебных заведений. Что же касается поляков в западных губерниях, то распоряжение Комитета министров от 27 декабря 1873 г. об усилении надзора предводителей дворянства за учебными заведениями 1350 не привело к ощутимым результатам. Среди предводителей дворянства уже давно не было польской шляхты, что могло уберечь ее от контроля и давало шанс на проявление новой солидарности между русскими и польскими студентами левых взглядов.
1350
Имперские взгляды П.А. Шувалова защищает, например, статья Т.А. Филипповой в сборнике: Казань, Москва, Петербург: Российская империя взглядом из разных углов / Ред. Б. Гаспаров, Е. Евтухова, М. фон Хаген. М., 1997.