Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
Подобного рода амбиции, несмотря на всю их обманчивость в последний период польского присутствия на Украине, лежали в основе сотрудничества с властью, а также попыток придать видимость благородства своей деятельности, направленной исключительно на прибыль. Мейштович писал, что Сельскохозяйственное общество «было воспринято как заменитель уже полвека как упраздненного древнего института шляхетских сеймиков» 1487 .
Некоторые из этих так называемых польских сенаторов осуществят свою мечту в 1906 г., когда благодаря крайне консервативной избирательной процедуре займут место в Государственном совете. Правда, уже в Петербурге альянс с царским престолом представил их цели в истинном свете 1488 . На коронации Александра III в 1883 г. польское дворянство представляли князь Сангушко, граф Орловский и граф Грохольский. В 1888 г., когда царь по пути в Холм, где репрессии против бывших униатов достигли апогея, остановился в Ровно, польские аристократы 12 уездов поспешили к нему на прием. Среди приехавших были Сангушко, Потоцкие, Радзивиллы, Плятеры, Любомирские, Валевские, Четвертинские, Еловицкие и многие другие. Двумя годами позже «Kraj» опубликовал полный восхищения и одобрения отчет Ю. Карвицкого о праздниках в честь императора в том же городе по случаю военных маневров. В статье подчеркивалось, что Ровно было частным владением князя Любомирского, что на торжество прибыл князь Фердинанд Радзивилл, которому принадлежали огромные владения в Олыке, и что все приглашенные польские дворяне губернии прибыли вместе с русскими дворянами. Польские дамы в роскошных нарядах наблюдали за маневрами из своих экипажей. В 1892 г. стало известно, что польский сахарный магнат Ярошинский подарил из своей каменоломни в Гневане гранит для памятника Николаю II, который был установлен перед Киевским университетом. Красноречивый символ 1489 .
1487
Meysztowicz W. Gawedy. S. 18 – 24.
1488
Об оживлении жизни в этом слое общества см. в моей отдельной статье: Beauvois D. Odrodzenie zycia. S. 158 – 164.
1489
Kraj. 1883. № 19. S 16; 1888. № 13; 1890. № 41. S. 3 – 4; 1892. № 20. S. 14.
Обзоры экономической деятельности, которые печатал «Kraj», подтверждают, что в ситуации тотального паралича общественной жизни даже самые незначительные собрания поляков рассматривались в качестве демонстрации их силы. Интересно, что, когда в 1884 г. волынский губернатор созвал в Житомире по три представителя землевладельцев от каждого уезда, чтобы они сами распределили между собой возросший земельный налог, Ю. Карвицкий расценил это как проявление особой чести. В его комментарии виден характерный для этой среды сервилизм: «Они трудились лишь над предложенной на рассмотрение темой, потому что сразу поняли, что этот первый шаг, сделанный администрацией с целью узнать их мнение, может иметь важные последствия в будущем» 1490 .
1490
Ibidem. 1884. № 24. S. 14; 1888. № 13. S. 15.
Когда же в 1890 г. «благодушие» властей возросло настолько, что было разрешено провести первый съезд землевладельцев в Киеве, «Kraj» посвятил этому событию первую страницу, несмотря на то что численный перевес участников этого съезда был на стороне русских помещиков. Власти позаботились о приглашении помещиков из Черниговской, Полтавской и Харьковской губерний. В то же время среди организаторов были и поляки – Михальский и Лыховский. Это позволяло надеяться на получение дополнительных преимуществ поляками; их группа экономического давления была тем самым усилена. Однако в материалах съезда не стоит искать польские требования, которые бы выходили за рамки групповых интересов. Участники съезда добивались скорейшего размежевания чересполосицы и сервитутов, льготных земельных кредитов, более низких железнодорожных тарифов. С этими требованиями они надеялись обратиться в сельскохозяйственную комиссию во главе с Плеве в Петербурге. Отчет о съезде для придания ему местного колорита завершала поговорка на украинском языке, призывавшая к объединению усилий: «Громада – великий чоловік!». С этого времени съезды собирались каждые два или три года. К ним приурочивались большие сельскохозяйственные выставки. На втором съезде 1892 г. было отмечено, что поляки выступали чаще всех, а самое сильное впечатление произвело выступление Мечислава Джевецкого, которое было названо «гордостью наших хлебопашцев». Он прославился достижениями в механизации работ в собственном имении, а также несколькими брошюрами на русском языке о сельском хозяйстве, в частности о «дешевых способах выращивания сахарной свеклы». Тематика, едва ли достойная внимания польского сенатора! 1491 В начале XX в. были созданы отделения Общества во многих уездах, а сельское хозяйство Правобережной Украины заняло достойное место на Всероссийской выставке в 1913 г. в Киеве.
1491
Ibidem. 1890. № 6. S. 1; 1892. № 10. S. 13.
Следует подчеркнуть, что в Сельскохозяйственном обществе в Киеве принимала участие только самая богатая группа землевладельцев. В 1888 г. оно насчитывало всего 530 членов, т.е. не более 260 поляков из трех губерний, которые представляли 3 тыс. польских помещиков Украины. Как мы знаем, примерно при таком же количестве «граждан» существовала так называемая шляхетская «демократия» в начале XIX в. И хотя выборы уже давно не проводились, число «лучших» людей в этом регионе оставалось на удивление стабильным.
Вплоть до 1911 г., когда наконец в этих губерниях были введены земства с ограниченным участием поляков, их общественная роль сводилась к участию богатых землевладельцев в экономических инстанциях. До самого конца богатая элита считала, что такая активность является разновидностью общественной деятельности, хотя в действительности речь шла по-прежнему лишь о форме защиты собственных интересов. Во всех воспоминаниях о том времени собственная деятельность характеризуется именно таким образом. Например, Леон Липковский посвятил этой теме даже отдельную главу под названием «Моя общественная работа». Он также именовал этот вид деятельности «патриотическим трудом». В чем же заключалась эта работа? Она сводилась в его случае к участию в санитарной комиссии во время падежа скота, а также при отборе и поставке лошадей в армию, в раскладке налогов, в выкупе чиншевых земель, к заседанию в суде присяжных. После 1902 г. Липковский занимался созданием «маргариновых земств», заседал в комитетах по реализации столыпинской реформы, принимал участие в ревизии сервитутов, в подготоке контрактов с французскими мукомолами, в перестройке сельскохозяйственного училища в Умани. Таким образом, вся его деятельность была связана с интересами крупных помещиков 1492 . Жизнь крупнейших польских землевладельцев в 1914 г. ничем не отличалась от 1795 г.: Ubi bene ibi patria 1493 .
1492
Lipkowski L. Moje wspomnienia. S. 171 – 179.
1493
Ubi bene ibi patria (лат.) – Где хорошо, там и отечество. (Прим. пер.)
Можно только сожалеть о том, что свидетельства, дошедшие до нас, касаются лишь самой богатой группы землевладельцев и практически не содержат информации о других помещиках. Представляется, что не столь богатые, хотя все же достаточно зажиточные помещики (например, знакомый нам мемуарист Тадеуш Бобровский) были склонны вести тихую жизнь, хозяйничая на нескольких сотнях десятин. Правда, и в их случае никто не вспоминает о жестоком отношении к крестьянам и к безземельной шляхте. Владельцы имений средней руки могли совершать действия, свидетельствующие об их немалых познаниях и даже мудрости; их отличала умеренность и готовность к взаимовыручке. Нередки были случаи, когда сотоварищи приходили на помощь помещику, которому грозило банкротство или передача наследства в казенную собственность. Эти акции приобретали характер скрытой «патриотической деятельности», значение которых в тогдашних условиях было велико. Бобровский в конце своих воспоминаний перечислил тех, чьи фамилии должны были бы стоять в почетном списке исполнителей «муравьиной работы», относя к ним и себя: З. Прушинский, А. Садовский, З. Червинский, З. Старорыпинский, В. Гурский, Т. Орликовский, Л. Модзелевский, Л. Янковский, В. Чарновский, М. Васютинский. Все они заслужили почет и признание, «посвятив свое время, свой труд, а не раз и кровные деньги, помогая советом попавшим в беду, заботясь о сиротах, миря врагов, разбираясь в сложных взаимоотношениях и интересах сограждан. Каждая такая услуга в силу того отчаянного положения, в котором оказалось наше распыленное общество, приобретала общественное значение» 1494 . Может, и так, но все ли были в таком, как он писал, «отчаянном» положении?
1494
Bobrowski T. Pamietnik. T. II. S. 519. О различиях между богатейшими и беднейшими имениями см.: Pamietnik Kijowski. 1966. Т. 3. S. 76 – 95.
Подобные фразы-формулы о давних шляхетских добродетелях, или «идеале доброго человека» поэта эпохи Возрождения М. Рея, встречаются в некрологах на страницах еженедельника «Kraj». Они – словно волшебное зеркало, говорящее лишь то, что хочется услышать, и отражающее идеализированный образ всего польского общества Правобережной Украины. Приведем в пример некролог памяти Феликса Минькевича, скончавшегося в 1890 г.:
Человек с безупречным характером, имеющий большие заслуги на общественной ниве… Он приглашал за свой стол и делился своим хлебом, он рассуживал споры и мирил людей, и утирал слезы вдовам и сиротам, и напоминал об учиненной им несправедливости; а богатый и убогий, и пан, и крестьянин, и еврей имели доступ к нему и право на его время и его труд. О том, каким почетом и уважением он пользовался, свидетельствует само число в несколько сотен посреднических и полюбовных судов, в которых он принимал участие. Такая общественная и публичная деятельность, безукоризненная личная жизнь и тяжкий труд на родном поле дают ему право на повсеместный почет и добрую память 1495 .
1495
Kraj. 1890. № 47. S. 14. См. также некролог А. Садовского, умершего в 1884 г., в № 8 на с. 77, в котором сообщалось, что его смерть оплакивали и католики, и православные, и иудеи и что покойный был символом гармонии.
Интеллигенция и официалисты
Польское общество на Украине конца XIX в., столь отличавшееся по своей структуре от западноевропейского, было еще более архаичным по сравнению с российским. Между несколькими сотнями тысяч польских «крестьян», которые происходили из деклассированной шляхты, и элитой – крупными землевладельцами была достаточно немногочисленная группа, в большинстве своем благородного происхождения, которая зарабатывала на жизнь собственным трудом. Эта группа существовала, не всегда по доброй воле, в орбите крупных имений, хотя все чаще некоторые ее представители покидали эту орбиту.
Подсчеты численности поляков на Украине, сделанные Бартошевичем, Ромером и Вакаром в начале ХХ в., не внушают сегодня доверия, однако историки до сих пор на них зачастую основываются. Лишь типичной для национал-демократа экстраполяцией можно объяснить отождествление 667 581 католика (перепись 1897 г.) с поляками, жителями трех губерний, словно не существовало украинских крестьян католического вероисповедания. Не может удовлетворить и языковой критерий, применявшийся во время переписи. Наверняка поляков было больше, чем 322 954 человека, заявивших, что говорят на польском. Правда, с социологической точки зрения вторая цифра кажется более реальной, особенно если принять во внимание уровень украинизации деклассированной шляхты 1496 .
1496
Bartoszewicz J. Na Rusi polskiej; Romer E. Ilu nas jest? Krak'ow, 1917; Mr'oz T. Liczebno's'c. S. 71 – 88; Eberhardt P. Przemiany. S. 56 – 59.
В предыдущей части мы установили, что после деклассирования, осуществленного Бибиковым в середине XIX в., количество признанных польских дворян в трех губерниях накануне 1860 г. не превышало 70 тысяч, причем 9/10 этой группы были безземельными или имели несколько десятин. Через 20 лет и даже позднее это соотношение не претерпело существенных изменений. Из опубликованных в 1884 г. статистических данных узнаем, что в 1860 г. в Подольской губернии насчитывалось 14 063 человека из гербовой шляхты, в 1870-м – 14 980, а в 1882 г. – 16 685. Среди последней к помещикам принадлежало 1656 человек, т.е. та же десятая часть 1497 .
1497
Kraj. 1884. № 8. S. 7. См. также данные, приводимые в начале гл. 1 данной части, которые взяты из исследования А.П. Корелина, показавшего, что польская дворянская интеллигенция в начале XX в. должна была насчитывать в трех губерниях 70 – 80 тыс. человек, включая семьи.