Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)

Бовуа Даниэль

Чацкий, который, как уже отмечалось, в 1786 г. был королевским казначеем и соответственно членом Финансовой комиссии Речи Посполитой, уже тогда имел представление о численности шляхты в коронных землях. Во время последнего раздела Речи Посполитой он чуть было не потерял одно из своих имений. Из-за его «якобинских» взглядов Екатерина II подарила принадлежавшее ему Брусиловское староство (оно охватывало 11 деревень, расположенных в 60 верстах от Киева) графу И.Е. Ферзену, победившему Костюшко, однако тот по-рыцарски отказался от подарка. Подобные чувства не были знакомы Тутолмину, который, невзирая на визит вежливости Чацкого к П. Зубову, завладел Брусиловом. Впрочем, назло Тутолмину, Павел I в конечном счете вернул имение Чацкому после того, как тот вместе с группой поляков принял участие в его коронации в 1797 г. в Москве. С 1803 г. Тадеуш Чацкий со всей страстью окунулся в дело организации польской школьной системы в трех губерниях Правобережной Украины: он основал знаменитую гимназию в Кременце (в будущем – Кременецкий лицей), также принимал крайне активное участие в культурной и общественной жизни украинских губерний. Будучи маршалком луцкой шляхты, именно он надоумил Ворцеля написать прошение царю от Волыни, впрочем, именно здесь на Волыни ему нравилось бывать больше всего, особенно в принадлежавшем ему имении в Порыцке, где его, как и в прежние времена, звали новогрудским старостой. До сих пор считалось, что пребывание графа в Петербурге в 1807 г. было вынужденным, чем-то вроде домашнего ареста, и связано с его симпатиями к Наполеону. Кутузов, новый (после Тормасова) киевский военный губернатор, который после Аустерлица попал в немилость, действительно выслал Чацкого в Харьков, а оттуда под охраной отправил в Петербург 192 . Похоже, однако, что друга Чарторыйского, который прибыл в Петербург как подозреваемый, встретили как специалиста, чьи знания могли быть успешно использованы. В 1800 г. он прославился как автор работы «О литовских и польских законах, их духе, источниках и т.д.», в 1805 г. написал «Исследование о евреях», перевод которого Коллонтай поручил Малавскому 193 , поэтому его присутствие в Комитете по благоустройству евреев и шляхты было не только оправдано, но и объясняет изменения в направлении его работы.

192

Chmielowski P. Tadeusz Czacki. Jego zycie i dzialalno's'c wychowawcza. Petersburg, 1898. По вопросу о спорах Чацкого с Тутолминым и возвращении ему Брусилова Павлом І см.: РГИА. Ф. 1374. Оп. 4. Д. 266. Л. 3 – 22. На тему изменения отношения к Чацкому со стороны царских властей, которым было важно лишь удалить с Волыни наиболее активных граждан, а также о проявлении подчеркнутой вежливости со стороны царя см.: Przybylski R. Krzemieniec. Opowie's'c o rozsadku zwyciezonych. Warszawa, 2003. S. 82 – 86.

193

Hugona Kollataja korrespondencya listowna… T. III. S. 347 – 382. (Вместе с двумя первыми главами по истории евреев.) Вопреки тому, что пишет Л. Базылев (Bazylow L. Polacy. S. 68 – 69). Тадеуша Чацкого не вызвали в Комитет, в который якобы входили Кочубей, Лопухин и Новосильцов, он сам заседал в нем вместе с ними!

В начале 1807 г. работа Комитета над правами шляхты оживилась в связи с настоятельными требованиями министра финансов графа А.И. Васильева, которому не терпелось получить указ Сената. Новосильцов обратился к Кочубею с просьбой созвать Комитет и найти выход из тупика 194 . Сановники, используя отсрочку до 1808 г., в первую очередь подвели итоги всех предварительных мероприятий. Продолжая исходить из того, что в девяти присоединенных губерниях проживает не более 218 тыс. душ мужского пола, как было заявлено в 1800 г., они пришли к выводу, что завершить проверку в установленный срок невозможно; при этом сослались на аргументы, представленные волынским и киевским предводителями. Среди прочего отмечалось, что выбран неподходящий момент для слишком явных действий. Члены Комитета решили, что проверку должны пройти 190 тыс. душ мужского пола, у этих людей не следовало вызывать беспокойства об их дальнейшей судьбе, поскольку это будет воспринято ими как угроза для своего прежнего существования. Подобное беспокойство таило в себе, естественно, политический подтекст: отмена крепостного права, признание свободы народа, внедрение Кодекса Наполеона в Княжестве Варшавском вынуждали Россию вновь, как при Екатерине II, разыграть карту вольностей – шляхетских вольностей, добавив к ним, как увидим, долю экономического либерализма.

194

РГИА. Ф. 1147. Оп. 1. Д. 517. Л. 2 – 16 – Журнал заседаний Комитета от 22 августа 1807 г., в будущем еще обратимся к его содержанию.

Некоторые польские предводители дворянства, осознав таившуюся в сложившейся ситуации опасность и стремясь избежать беспорядков (поляки в Комитете умело сыграли на страхе), согласились подтвердить многим шляхетское происхождение на основании простых свидетельств третьих лиц. В Комитете прежде всего шло обсуждение целесообразности генеральной проверки, поскольку несколько подозрительных случаев было обнаружено лишь в конфискованных государством староствах, которые в конечном итоге были немногочисленными. В целом же шляхта всегда была и должна была оставаться шляхтой, поскольку ее благородное происхождение было подтверждено сразу после перехода в состав Российской империи. Чарторыйский и Чацкий подчеркивали, что из-за нескольких упомянутых одиночных случаев было бы несправедливо требовать полной проверки. Они настаивали на том, что чиншевиков всегда признавали шляхтичами, и этот факт не подлежал обсуждению, поскольку его невозможно было доказать. Проведение же генеральной проверки было делом сложным и дорогостоящим как для государства, так и для проверяемых.

Окончательная рекомендация звучала однозначно. Нужна не дополнительная отсрочка, а прекращение придирок. Это было наиболее великодушное предложение за весь период рассмотрения шляхетского вопроса. Впрочем, оно и останется таковым на протяжении всего XIX в. Даже после отмены в 1861 г. крепостного права в России польские помещики отказывались предоставлять своим чиншевикам землю, как это предлагалось царским правительством. Чарторыйский же утверждал, что в дворянские книги должна быть записана вся шляхта и не следует принимать во внимание сомнения или подозрения отдельных землевладельцев относительно благородного происхождения чиншевиков (подобным образом в XVIII в. польские магнаты обманывались относительно намерений средней шляхты). Два польских аристократа возродили в начале XIX в. дух давней шляхетской солидарности и хотели привлечь к этому своих российских коллег. Можно представить, какой была реакция П.В. Лопухина, решившего с помощью силы проблему в Корсуне, о чем шла речь выше. Однако Лопухин смолчал: возможно, из-за стыда, а возможно, поневоле, так как приходилось принимать во внимание обстоятельства: Наполеон стоял у границ Российского государства.

Защитники чиншевой шляхты пошли на несколько мелких уступок. Например, они согласились на переселение чиншевиков на казенные земли, но в пределах губерний их проживания – они, конечно, прекрасно знали, что на Правобережье таких земель не было. Не исключалась возможность переселения чиншевиков в Новороссию, но лишь из числа добровольцев. Они знали, что мало кто из чиншевиков захочет бросить родную землю, к которой шляхта была привязана сильнее, чем крестьяне. А если все-таки добровольцы найдутся, их следовало освободить от военной службы (за исключением обязанности защищать «свои собственные границы», которые, конечно, не совпадали с границами Российской империи) и от подушного и земельного налогов.

Комитет, прежде чем дать рекомендацию Сенату «к прекращению бесполезных разысканий о происхождении чиншевой шляхты», представил предложение в духе зарождавшегося экономического либерализма. В масштабах империи, вслед за самыми ранними проектами аграрной реформы, его можно и в самом деле поставить вровень с освобождением крестьян в Курляндии или заменой барщины оброком в отдельных местностях. Это предложение в какой-то степени напоминало проект, над которым в это время, как окажется напрасно, трудился Чарторыйский, стремясь улучшить судьбу крестьян, приписанных к Виленскому университету 195 . Проект, прилагавшийся к указу (так и оставшийся неопубликованным), был новаторским для польских землевладельцев, поскольку должен был заполнить лакуны, существовавшие в Конституции 3 мая 1791 г., в которой не было ни слова об урегулировании социально-экономического положения мелкой шляхты после лишения ее гражданских прав. В отличие от проектов, содержавшихся в работе «О условиях помещиков с крестьянами», написанной крупным землевладельцем и просветителем Валерианом Стройновским (книга была опубликована в том же 1808 г.), или в предложениях М.Ф. Карпа, проект Комитета 196 не предусматривал освобождения крестьян-подданных; он признавал и подтверждал основные вольности, присущие рыцарскому сословию с момента его появления, которых большая часть землевладельцев хотела лишить чиншевиков. Если бы этот проект был реализован, он привел бы к созданию категории мелких польских свободных фермеров, чьи права были бы закреплены в письменной форме, включая право на аренду. Значительным изъяном этого проекта было то, что не уточнялся размер платы за аренду, которую землевладельцы, конечно, захотели бы сделать значительно выше по сравнению с традиционным чиншем, что наверняка вызвало бы недовольство со стороны заинтересованных лиц. Кроме того, проект предусматривал полное урегулирование жизни чиншевиков: в нем определялся размер пахотных площадей, пастбища, сада и даже тип усадьбы. Обмер земли возлагался на землевладельца, который также мог предоставлять ссуды или на время освобождать арендатора от внесения оплаты. Размер аренды должен был быть определен раз и навсегда, а владельцу запрещалось требовать с арендатора чего-либо еще, включая отработки. Арендатору гарантировалось право на выпас скота, устройство пасек и осуществление иной хозяйственной деятельности, кроме того, разрешалось варить легкое пиво для личного потребления. Арендный договор распространялся после смерти отца на его сыновей и составлялся на срок от 10 до 50 лет, что в значительной степени гарантировало стабильность. Чиншевики, со своей стороны, должны были старательно обрабатывать землю, вести строительство согласно определенному порядку. Они не имели права изготовлять и продавать алкоголь, а также рубить деревья в барских лесах, кроме разрешенных мест. Они должны были создавать запасы зерна на случай неурожая или реквизиции. Арендатор не имел права требовать большего, чем было предусмотрено договором, должен был согласиться на посредничество помещика в рассмотрении конфликтов с соседями, а в последней инстанции – с решением земского суда. В случае выявленных нарушений аренда могла быть прервана.

195

Beauvois D. Lumi`eres et Soci'et'e en Europe de l’Est: l’Universit'e de Vilna et les 'ecoles polonaises de l’Empire russe 1803 – 1832. Т.1. Paris, 1977. Р. 129 – 130.

196

РГИА. Ф. 1147. Оп. 1. Д. 517. Л. 30 – 40 – Проект условий на отдачу шляхте земель в арендное содержание.

Из протоколов обсуждения проекта членами Комитета видно, насколько сдержанно подходили к нему русские и насколько пытались настоять на своем поляки, которых время от времени поддерживал Новосильцов. В частности, он соглашался с необходимостью освободить шляхту от военной службы, за исключением неуточненных крайних случаев, определенных правительством, тогда как его коллеги Лопухин и Румянцев занимали значительно более критическую позицию. Первый вообще неблагосклонно отнесся к приостановке проверки и выступал за предоставление двух-трех лет для ее окончательного завершения: «Дело сие без сомнения продлится на весьма долгое время и представления от сих людей притязаний на дворянство никогда не прекратятся». Румянцев же был принципиально против и сформулировал общие представления о природе русской знати в целом. Он высказывался против этого проекта, поскольку считал, что:

1. Дворянское состояние и так достаточно многочисленно в России, а после принятия этого решения оно увеличится еще на несколько десятков тысяч (что явно выходило за пределы представлений об этом слое в России).

2. Проект создал бы дополнительные трудности в плане должного обеспечения шляхты государственной службой, на которую и так сложно сейчас устроиться, на что часто жаловалось русское дворянство.

3. В конечном итоге, зачем изменять статус этой группы? «Не может быть неудобства оставить ее в оном еще по крайней мере до тех пор пока будут изысканы благонадежнейшие средства сделать ее полезной обществу». Далее, возвращаясь к давней мечте, которую никак не удавалось осуществить, Румянцев пишет о решении вопроса о шляхте с «водворением ее в незаселенных местах или иначе, на что и надлежит предварительно обратить особенное внимание» 197 .

197

Ibidem. Л. 44.

В ответ князь Чарторыйский и граф Новосильцов, тогда еще близкие друзья, выдвинули несколько шаткие, хотя с виду и убедительные аргументы. Тезис об избыточном количестве дворянства был для них неприемлем: «Сословие сие не преумножится новыми дворянами но только дворянами покойной Государыней Императрицей и покойным Императором дворянами признанными и таковыми от всех признаваемыми. Для прекращения всех существующих недоумений подтверждено будет сие их преимущество, коего лишить их ни с которой стороны не могло бы быть угодно».

Князь Чарторыйский мог вести себя столь решительно, поскольку знал, что мир с французами, т.е. и с поляками из Княжества Варшавского, вынуждал к определенным шагам в интересах поляков в России, чьи взоры, полные зависти, были обращены в сторону Варшавы. Звезда же Сперанского тогда только взошла и озарила небосклон. Петербургские салоны были очарованы новым послом Наполеона маркизом А. – Л. де Коленкуром и забыли грубость Р. Савари. Поговаривали о совместной франко-русской кампании против англичан в Индии. Все это очень не нравилось защитникам погруженной в себя и обособленной России, в частности военному министру Аракчееву, которого Александр держал для противовеса франкофилам и космополитам, однако теперь царь не мог себе позволить вызывать недовольство поляков. В ожидании дополнительной оценки проекта Государственным советом (21 января 1808 г. проект был передан тайному советнику И.А. Вейдемейеру), Сенат заслушал указ царя от 6 марта, в котором признавалось отсутствие возможности получения необходимых доказательств от шляхтичей «польских губерний», а также продлевался срок «до дальнейшего впредь распоряжения» 198 . Чарторыйскому удалось добиться значительного успеха, но меньшего, чем он ожидал.

198

РГИА. Оп. 1. Д. 346. Л. 178 – До дальнейшего впредь распоряжения. Окончательная дата не была установлена, однако от самой идеи проверки не отказались. См.: ПСЗ. Т. 30. № 22873.