Гордость и предубеждение (др. перевод)
Шрифт:
Мистера Бингли не пришлось долго уговаривать остаться на ужин; а когда он уже собирался домой, была достигнута договоренность – главное, между ним и миссис Беннет, – что завтра утром он придет, чтобы поохотиться вместе с ее мужем.
После этого дня Джейн больше никогда не вспоминала о своем равнодушии. Ее сестры о Бингли не обмолвились и словом, и Элизабет отошла ко сну со счастливой уверенностью, что все непременно должно завершиться очень быстро, если мистер Дарси не вернется раньше указанного времени. А если серьезно, то она почти не сомневалась в том, что все это произошло не без содействия указанного джентльмена.
На следующий день Бингли пришел
Но вернувшись в гостиную после написания письма, Элизабет с безмерным удивлением поняла, что в своих уловках мать явно превзошла саму себя. Открыв дверь, Элизабет увидела, что ее сестра и Бингли стоят у камина и о чем-то серьезно разговаривают. Возможно, эта сцена и не навела бы на какие-то догадки, но когда они поспешно обернулись и быстро отодвинулись друг от друга, их лица сказали все, о чем был разговор. Они оказались в неудобной ситуации, и Элизабет показалось, что ее ситуация была еще хуже. Никто из них не произнес ни полслова; и Элизабет как раз собралась уйти, но тут Бингли, который, как и Джейн, уже успел сесть, вдруг вскочил, прошептал несколько слов ее сестре и выбежал из комнаты.
Джейн не стала таиться от Элизабет в ситуации, когда сказанное ею правдивое слово способно было лишь увеличить ее радость; поэтому она сразу бросилась на шею сестре и голосом, дрожащим от радостного волнения, призналась ей, что чувствует себя самым счастливым человеком на свете.
– Это невероятно! – добавила она. – Просто невероятно. Я этого не заслуживаю. О! И почему только все не могут быть такими же счастливыми, как и я!
Поздравления со стороны Элизабет прозвучали так искренне, эмоционально и радостно, что невозможно передать словами. Каждое доброе слово было для Джейн источником восторга и счастья. Но пока она больше не могла оставаться с сестрой или сказать хоть немного из того, что ей осталось сказать.
– Я должна немедленно идти к матушке! – воскликнула она. – Я никак не могу относиться пренебрежительно к ее нежной заботе или допустить, чтобы она услышала об этом от кого-то другого. Он уже пошел к моему отцу. Ой, Лиззи! Как это прекрасно – знать, что мой рассказ доставит такое удовольствие всей нашей славной семье! Я просто изнемогаю от счастья!
После этих слов она поспешила к своей матушке, которая умышленно прервала игру в карты и сидела с Китти наверху.
Элизабет, оставшись в одиночестве, смогла теперь улыбнуться при мысли о той скорости, с которой решилась эта история, месяцами служившая источником подавляющей неуверенности и раздражения.
– Вот чем закончилась пугливая осмотрительность его приятеля! Вот чем закончилось фальсификации и ухищрения его сестер! И это действительно счастливая, мудрая и уместная развязка!
Через несколько минут к ней присоединился Бингли, чей разговор с отцом был коротким и деловым.
– А где
– Наверху с матерью. Думаю, что вскоре она спустится сюда.
Бингли закрыл дверь, подошел к Элизабет и попросил ее, чтобы она пожелала им счастья и проявила свою сестринскую любовь. Элизабет эмоционально и искренне выразила свою радость по поводу их будущего родства. Они сердечно пожали друг другу руки; а потом, ожидая сестру, она выслушала все, что он хотел ей сказать о своем счастье, о достоинствах Джейн; несмотря на его влюбленность, Элизабет действительно верила в то, что все его ожидания счастья имеют под собой рациональное основание, потому что для этого у них были отличное взаимопонимание, прекрасный характер Джейн и общая схожесть чувств и предпочтений.
Это был вечер как никогда приятный для всех; лицо старшей мисс Беннет светилось радостью и выглядело еще красивее, чем обычно. Китти манерно улыбалась, надеясь, что скоро наступит и ее черед. Миссис Беннет не могла найти нужных слов, чтобы выразить свое согласие и свое одобрение, хотя уже полчаса она с Бингли ни о чем другом не разговаривала; а когда во время ужина к ним присоединился мистер Беннет, его голос и поведение хорошо демонстрировали, насколько счастливым он был.
Однако ни единое слово и ни единый намек не слетели с его уст, пока их визитер не пожелал им спокойной ночи. И как только он ушел, мистер Беннет обратился к своей дочери с такими словами:
– Джейн, я поздравляю тебя! Ты будешь очень счастливой женщиной.
Джейн сразу же подошла к нему, поцеловала и поблагодарила за доброту.
– Ты – хорошая девушка, – сказал в ответ мистер Беннет, – и мне приятно думать о том, что ты так удачно вышла замуж. Я нисколько не сомневаюсь, что вы хорошо будете ладить друг с другом. У вас, конечно, похожие характеры. И ты, и он настолько покладисты, что вы всегда сможете договориться; столь легкомысленны, что любой слуга сможет вас обмануть; такими щедрыми, что ваши расходы всегда будут превышать ваши доходы.
– Надеюсь, что этого не будет. Безрассудство и легкомыслие в денежных делах будут неприемлемыми и непростительными прежде всего для меня.
– Расходы будут превышать доходы?! Мой дорогой мистер Беннет, о чем вы говорите? – воскликнула его жена. – У него же четыре или пять тысяч фунтов дохода в год, а то и больше!
И потом, обращаясь к дочери:
– Моя дорогая, моя дорогая Джейн! Я так счастлива! Сегодня ночью я не смогу сомкнуть глаз! Я знала, что так и будет. Я всегда говорила, что именно так и должно произойти. Может ли такая красота пропадать напрасно! Помню, когда я впервые увидела мистера Бингли после его приезда в Гертфордшир в прошлом году, то подумала, что вы можете стать хорошей парой. О! Он – самый красивый молодой человек на свете!
Викхем, Лидия – обо всех забыли. Теперь ее любимым ребенком была, вне всякого сомнения, Джейн. В тот момент она была безразлична ко всем остальным. Вскоре младшие сестры Джейн начали интересоваться теми выгодами, которые им могли перепасть благодаря ее предстоящему замужеству.
Мери спрашивала разрешения пользоваться библиотекой в Недерфилде, а Китти умоляла, чтобы каждую зиму там устраивались балы.
Понятно, что с тех пор Бингли стал бывать в Лонгберне ежедневно; он часто приходил еще до завтрака и всегда оставался после ужина, кроме тех случаев, когда какой-то явно злобный и нехороший сосед, заслуживающий бесконечного осуждения и презрения, приглашал его на обед и Бингли считал своим долгом такое приглашение принять.