Гордость Карфагена
Шрифт:
Грек кивнул.
— Он муж моей сестры.
Какое-то время они оба обдумали возникшую ситуацию, и затем Силен спросил:
— Что я должен сделать?
Сапанибал ожидала Имаго Мессано в своем саду — в огороженном уголке, расположенном на дальнем конце их семейного дворца. Покои старшей дочери Дидобал не были такими роскошными, как в период ее брака с Гасдрубалом Красивым, но они по-прежнему соответствовали вкусам Сапанибал . Приемный зал переходил из дома в сад почти без границы между ними. Она сидела на каменном стуле под тенью нескольких высоких пальм. Вода вытекала тонкой струей из большого резервуара, скрытого за стеной, и вливалась в маленький пруд, который находился за ее спиной. Поросший камышом и водяными лилиями, он служил обителью для нескольких декоративных рыб и ужей, ставших толстыми и ленивыми от щедрости их хозяйки.
Она попросила Имаго о встрече по трем деликатным причинам. Во-первых, он был членом совета и, следовательно, лучшим источником информации, обсуждаемой там. Во-вторых, она знала его как человека, абсолютного преданного их семейству. Между прочим, это было редкостью среди нынешней карфагенской аристократии. В-третьих, он всегда относился к ней с почтением как к вдове героя и никогда не отказывал ее просьбам. Сапанибал не часто общалась с мужчинами до своего брака с покойным супругом. Иона не замечала большого интереса к себе в те годы, которые последовали за его кончиной. Она объясняла такую пустоту отношений особыми свойствами своего характера, высоким положением семьи и непревзойденной репутацией братьев. К тому же, Сапанибал не отличалась красотой. Учитывая эти обстоятельства, она дорожила дружбой Имаго и проявляла к нему явную симпатию.
Сапанибал не стала подниматься со стула, когда советник вошел. Наблюдая за ним, пока он шагал по полированным гранитным плитам в свободных развевавшихся одеждах, достаточно постаревший, чтобы неуклюжесть юности трансформировалась в степенное спокойствие, Сапанибал вдруг почувствовала, что ее пульс ускорился. Она давно обещала себе, что не будет показывать Имаго, насколько сильно он нравился ей. Она влюбилась в него еще в девичестве, и некая искра того раннего восторга сохранилась в ее сердце. Мессано не был воином, но под командованием ее отца он участвовал в подавлении мятежных наемников. Это требовало немалого мужества, поскольку те сражения были отмечены неописуемой жестокостью. Конечно, он знал, что означала бы власть разношерстной толпы вооруженных нищих — грабежи дворцов, насилие и ужасную смерть для всех аристократов. А он тогда был молод, его ожидала славная карьера. То, что он подверг себя опасности, подтверждало его отвагу, хотя с тех пор Имаго вел пассивный образ жизни. Впрочем, не так давно он еще раз проявил свой характер, дав Фабию Максиму достойный ответ, когда тот объявил Карфагену войну.
— Добро пожаловать, Имаго Мессано, — сказала она. — Спасибо, что ты решил порадовать меня своим визитом.
— Не за что, — садясь на стул, ответил он. — Мне приятно выполнять просьбы Баркидов.
Сапанибал предложила ему легкие закуски и освежающие напитки. Какое-то время она вела светскую беседу, расспрашивая советника о его здоровье и об успехах детей. В разговоре они оба избегали печальных упоминаний о его покойной жене. Затем Сапанибал попросила его рассказать о дебатах в совете. Прежде чем отвечать, Имаго пригубил лимонад, который принесла ему служанка. Мессано в наслаждении закрыл глаза.
— У меня пристрастие к горьковатым напиткам, — признался он.
Открыв глаза, Имаго взглянул на Сапанибал.
— Ты, конечно, знаешь о том, что приключилось с твоим братом Ганноном. Совет получил известие о его поражении в битве с римлянами и последующем пленении. Потеря десяти тысяч солдат — это не пустяк, а значительная неудача. Кроме всего прочего, она серьезно затруднила наше положение в Иберии.
Сапанибал почувствовала, как на ее затылке поднялись волосы.
— Насколько я знаю, у моего брата не было выбора. Римляне высадились в Эмпориях, и греки приняли их с радостью. Что ему оставалось делать? Он сражался, защищая наши интересы. Если бы совет заботился о своих генералах, то уже начал бы переговоры о его освобождении. Почему их не ведут?
Имаго задумался над ответом. Его руки были украшены тяжелыми кольцами с драгоценными камнями. Пока он, размышляя, барабанил пальцами по колену, кольца звенели почти как броня.
— Вряд ли римляне отпустят генерала из плена. Ведь он, вернувшись домой, на следующее утро снова выйдет на поле боя. По этой причине мы и не торгуемся с ними. Время покажет другие пути.
— Нет, не время покажет пути, а Ганнибал. Если Карфаген направит ему подкрепление, он снова станет непобедимым. Я не сомневаюсь, что тогда он сам освободит Ганнона.
Имаго вздохнул, демонстрируя свое отношение к женским фантазиям.
— Будем надеяться, что все так и будет. Я могу лишь сказать, что совет решил направить подкрепление в Иберию. Об Италии и речи не шло.
— А как же Ганнибал?
— Когда ситуация в Иберии стабилизируется, Гасдрубал сможет примкнуть к старшему брату.
Сапанибал вскинула вверх открытую ладонь. Это движение, словно трюк заклинателя змей, заставило Мессано умолкнуть.
— Советникам следовало бы проявлять большую дальновидность. Наша сила заключена в Ганнибале! Его успех в Италии будет гарантировать безопасность для Иберии. Но его необходимо поддерживать дополнительными отрядами солдат. Вы же не будете этого отрицать?
— Все очень сложно, моя дорогая, — сказал Имаго и улыбнулся, предлагая ей сменить тему.
— Только не для меня. Скажи мне, что тебе известно, и я укажу на ошибки в суждениях старейшин.
Имаго задумчиво помолчал, но затем, вероятно, решил, что женская сообразительность ему скорее всего по вкусу.
— Многие в совете не одобряют действий твоего брата, — ответил он. — Они боятся, что война поставит нас в опасное положение. Иберия едва управлялась под твердой рукой Ганнибала. Теперь, когда он воюет в Италии, иберийцы могут восстать против нашей власти. Тем более, что их вождям сейчас показывают плененного Ганнона. Совет боится, что римляне вытеснят нас из Иберии. И они волнуются за Карфаген. Им не хочется обнаружить у ворот пару римских легионов, если твой брат по каким-то причинам потерпит поражение.
— Между прочим, война была объявлена не Ганнибалом. Это решение принималось здесь, в Карфагене — причем тем самым человеком, с которым я сейчас разговариваю.
— Да, но... Наш народ консервативен. Мы не хотим завоевывать мир. И поэтому Ганнибал не нравится многим советникам. Они мечтают только о том, чтобы удержать остатки империи. Мы уже потеряли Сицилию, Сардинию и Корсику. Теперь бы удержать Иберию...
— ...которую завоевала моя семья, — напомнила Сапанибал .
Мессано поджал губы.
— Пусть так. Ив этом тоже заключается большая проблема. Лишь некоторые смогут переварить возвращение победоносного Ганнибала. Иногда ревность сильнее, чем разум. Ханноны, как никогда прежде, настаивают на мирном договоре. Они боятся, что твой брат добьется своей цели. Победа над Римом принесет нам баснословное богатство, но в то же время она обессмертит имя Ганнибала. Величие всегда создает врагов, Сапанибал. Ханноны ненавидят и боятся Ганнибала не меньше, чем боялись и ненавидели Гамилькара. Я говорю это для того, чтобы ты поняла, как трудно сейчас людям, преданным твоей семье. Мы должны проявлять большую осторожность.