Гордость Карфагена
Шрифт:
Гней с улыбкой сжал пальцами свой подбородок и, казалось, задумался над проклятием.
— Проклиная меня, ты, наверное, взываешь к своим богам? А я их не боюсь. И ты тоже не доверяй им больше. Смотри, как они бросили тебя.
Он постучал в дверь и подождал, пока охранник не открыл ее. Затем, когда тяжелая створка заскрипела, он повернулся к Ганнону и еще раз обратился к нему:
— Хочешь ты того или нет, мы зададим тебе много вопросов. И ты ответишь на каждый из них. Если будешь противиться, мы подберем такую пытку, которая быстро развяжет твой язык. Видят боги, римские и карфагенские, я не пожелал бы быть в твоей шкуре в ближайшие недели.
Он закрыл за собой дверь, оставив Ганнона наедине с последними угрозами, которые эхом звучали в его голове.
После битвы у Требии на армию Ганнибала обрушилась снежная буря. Снег падал два дня. На третьи сутки с гор хлынула волна невыносимого холода. Мороз жалил. Люди могли выходить на открытый воздух, лишь покрыв лица тканью. Они шли вслепую, часто спотыкаясь и падая. Это вызывало среди них небольшое веселье, и никто уже не вспоминал об остатках римских легионов. Некоторые солдаты даже отважились на сбор добычи, оставшейся на поле сражения. М ес-то битвы превратилось в мрачное кладбище, на котором хозяйничали волки, вороны и другие неприхотливые к погоде пожиратели человеческой плоти. К сожалению, слоны, причинившие такой значительный ущерб врагу, не могли противостоять безжалостному холоду. Все они, кроме одного, погибли в течение недели. За последним уцелевшим животным по имени Кир ухаживали с особой заботой, поскольку он остался единственным подопечным Вандикара. Главный погонщик поклялся, что сохранит жизнь слона любой ценой, чтобы тот порадовался теплу итальянского лета.
Несмотря на возникшие затруднения, Ганнибал был доволен своей первой победой над римлянами. В зимние месяцы он получил несколько донесений от шпионов, и их отчеты о событиях в Риме доставили ему большую радость. Весть о разгроме облетела столицу и ужаснула самодовольных горожан. На встрече с Сенатом Семпроний минимизировал размеры трагедии и свою роль как автора этого поражения. Он заявил, что легионы потерпели неудачу по нескольким причинам — из-за неопытности многих отрядов, из-за плохой погоды, помешавшей дислокации войск, из-за морального подъема, который возник у африканцев после схватки у Тицинуса. Он заверил сенаторов, что битва под Требией была не чем иным, как незначительным печальным инцидентом.
Корнелий, прибывший в Рим несколько позже, описал ситуацию так, как он помнил ее. Отвечая на вопросы сенаторов, он говорил откровенно и прямо. Каждый из его ответов, казалось, бросал грязь на репутацию второго консула. Среди прочего он указал более точное количество погибших — свыше тринадцати тысяч убитых в бою и еще несколько тысяч скончавшихся от ран и заражения крови. На вопрос, касавшийся возможной некомпетентности Семпрония, Корнелий на удивление сенаторов сказал, что он ни в чем не винит своего коллегу. Причины, обеспечившие победу Ганнибалу, были слишком многочисленны для разумного объяснения. Ни один человек не мог бы создать такую ситуацию. Очевидно, здесь имело место вмешательство богов.
Не он один пришел к такому выводу. Вскоре в Риме начали циркулировать истории о чудесах, предшествовавших поражению у Требии, которые открыто предостерегали людей о недовольстве богов. Например, в Сардинии несколько кавалерийских офицеров сгорели при пожаре. Трое солдат в Сицилии были убиты молнией во время тренировок. В Принесте всего за неделю количество крыс увеличилось вдвое, а в Антиуме жнецы клялись, что срезанный ячмень оставлял следы крови на лезвиях серпов. В нескольких селах прошел град из раскаленных добела камней, достаточно больших, чтобы пробить голову зазевавшемуся человеку. И это были не просто слухи. Свидетели таких неординарных событий приезжали в Рим и докладывали о происшествиях Сенату. Совет Десяти проконсультировался с божественными писаниями. Согласно рекомендациям жрецов, горожане почти всю зиму воздавали подношения Юпитеру, Юноне и Минерве. Они участвовали в общественных пирах и выполняли различные ритуалы — например, осыпали цветами жертвенных свиней, закланных позже в честь Сатурна.
Прекрасно, думал Ганнибал. Пусть молятся до полного безумия.
Ранней весной к нему пришла весть, что новыми консулами были избраны Сервилий Гемин и Гай Фламиний. Сенаторы призвали их вести войну самыми жесткими мерами. Им следовало взять под контроль все маршруты через Апеннины и тем самым остановить продвижение Ганнибала на юг. Для них собрали два новых легиона. Еще два оставалось в Риме, два — в Сицилии и один легион защищал Сардинию. Кроме того, два легиона продолжали действовать в Иберии. Фламиний — новый человек в Сенате и первый в своей семье добившийся консульства — буквально горел желанием сражаться. Он решил незамедлительно покинуть город и начать кампанию без традиционных церемоний, которые отложили бы его поход до середины весны.
Эти новости тоже порадовали Ганнибала. С одной стороны, религиозный пыл, с другой — самонадеянный и нетерпеливый выскочка. О чем еще можно было просить у богов?
В дни, предшествующие первым проявлениям весны, командующий проводил совет за советом, расспрашивал разведчиков и рассматривал географические карты. Каждый маршрут становился предметом долгих обсуждений. Его главными целями были Рим и южные земли, где обитали союзники республики. Трудность заключалась в выборе пути. Они могли направиться к восточному побережью, взять или обойти Ариминум и спуститься вниз по Виа Фламиния прямо к Риму. Другой путь лежал через Апеннины к этрусскому городу Фесуле, откуда они могли начать путь к югу по разным тропам — не так прямо, как по Фламинии, но это был разумный маршрут, богатый фуражом и хорошо защищенный горами. Он привел бы их к сердцу полуострова. Еще они могли бы попытаться пересечь лигурийский хребет. Ганнибал считал подобный вариант почти невыполнимым, но, тем не менее, учитывал его в связи с возможным подкреплением, которое могло быть доставлено карфагенским флотом вдоль Тирренского побережья.
Как обычно, генералы приходили к нему с различными предложениями и свободно высказывали свои мнения. Бомилькар и Магон склонялись к наступлению на Ариминум, поскольку этот маршрут предполагал сражение с консулом Сервилием. Вся Италия открылась бы им, если бы они победили его. Махарбал и Карфало советовали остановиться на центральном пути, позволявшем быстрым всадникам охватывать большие территории и сражаться в стычках, в которых они превосходили противника. Бостару понравился трудный переход через хребет на пути к побережью. Он подчеркивал выгоды от встречи с карфагенским флотом. Мономаха вообще не волновало, какой маршрут будет выбран: каждый из них вел к римской крови и этого ему вполне хватало.
Однако ни один из вариантов не устраивал самого Ганнибала. Ему хотелось чего-то более хитрого и более запутанного — того, что смутило бы римлян и ввергло их в панику.
Когда он услышал, что среди всадников Махарбала имелся человек, который знал тайные тропы через близлежащие земли, он велел привести его к нему без промедления.
В середине теплого и приятного утра этот человек был вызван в палатку командира, в которой помимо Ганнибала в тот момент находились Магон и Силен. Молодой воин вошел вслед за Махарбалом, скромно склонил голову и молча уставился на земляной пол. Его исхудавшая фигура указывала на то, что он месяцами страдал от недоедания. Парень походил на пугало, с помощью которого крестьяне гоняли птиц с полей. Его одежда представляла собой коллекцию из шкур и мехов, едва защищавших от холода. Длинные и грязные волосы давно не знали ухода. Они не опадали на спину, а дыбились вокруг головы, как львиная грива.
— Его зовут Туссело, — сказал Махарбал. — Он с нами после Сагунтума. Хороший всадник, но я не могу сказать, откуда он знает эти края.
— Ты массилиот? — спросил Ганнибал.
Туссело кивнул.
— Откуда ты знаешь итальянские земли?
Не поднимая взгляда, Туссело ответил ровным и спокойным голосом:
— Я был рабом римлян и жил в этой стране двенадцать лет. Один из моих хозяев промышлял торговлей. Мы много путешествовали, поэтому я знаю территорию. Много мест и путей сохранились в моей памяти.