Гори во мне
Шрифт:
Его пальцы в моих волосах, такие легкие касания. Я прикрыла глаза, чтобы сильнее ощутить. Он собрал распущенные локоны в пучок на макушке и перевязал каким-то шнурком, оголив шею. Провел по ней рукой, чуть надавливая, заставляя меня наклонить голову вперед. Я вдруг вспомнила наш разговор в саду у Шварцвальдов. Кит говорил, что набьет мне ворона. По телу пробежала волна дрожи. Вот что он хочет сделать сейчас. Вплести свою магию мне под кожу. Навсегда. Я прикусила губу, чувствуя легкую панику. Да, это не кольцами обменяться. И я ничего не знаю о последствиях. Пальцы судорожно перебирают шкуру, на которой я сижу, беспощадно вырывая ворс. Поздно спрашивать. Его жаркое влажное дыхание на моей коже, губы целуют подставленную шею, язык чертит дорожку до самого ворота платья. И я не могу сдержать тихий стон.
Кит начинает что-то говорить: монотонно, нараспев. Я не понимаю ни слова, но чувствую, как мозг застилает красным туманом и перед глазами все плывет, становясь нереальным. Острый укол, боль в затылке, я вздрагиваю и опять погружаюсь в красный туман. Боль притупляется, становясь постоянной, но почему-то желанной, как расчесывать комариный укус, и тело само выгибается навстречу ей. Хочу еще.
Я закрываю глаза и вижу море. Корабль. И с носа пускают ворона. И вдруг я становлюсь тем вороном, и чую все. Как с надеждой смотрят на меня моряки, уставшие от бескрайней воды, замученные стихией. Как пахнет земля вдалеке. Я лечу туда, где скалы стоят на пути волн, где есть трава и деревья, где есть жизнь, и я знаю, что мои дети пойдут за мной. И они будут жить.
С корабля меня зовет кто-то. Я оборачиваюсь и вижу Кита. Неожиданно так близко, что могу разглядеть голубые крапинки в его радужке.
— Лес, Лесси. Все, — он трясет меня за плечи, и море, бушующее вокруг меня, исчезает. Все явственней проступают очертания комнаты в простом деревянном домике. От печи идет жар. И Кит сидит на шкуре со мной и крепко обнимает.
— Ты как? — в его глазах беспокойство. И еще что-то. Я не могу понять.
— Хорошо, — бормочу, — Наверно…Не знаю. Голова кружится.
— Тебе поспать надо. Утром все пройдет. Обычно пара часов и все.
Он подхватывает меня на руки и относит на кровать. Аккуратно опускает на простыни, устраиваясь рядом. Глаза сами собой смыкаются, я смотрю на него сквозь непроходящий туман. Кит улыбается и убирает выбившуюся прядь у меня со лба.
— Обычно легче переносят. Ты просто прям совсем девочка-девочка, Лесси. А у нас мужская энергия рода, агрессивная, вот тебе и тяжело. Хотя знаешь, разное бывает… Моя мать пыталась убить отца после церемонии, — он вдруг рассмеялся, — Так что лучше спи, а то мало ли.
— Я видела ворона, — пробормотала уже сквозь дрему. Обняла Кита, придвигаясь ближе и утыкаясь носом в плечо, — Он искал землю.
— Нашел?
— Да.
— Это хорошо, — его взгляд, моментально серьезный, изучающий, — Спи.
Глава 6. Сон и явь
Я закрываю глаза окончательно и падаю в темноту, вязкую и жаркую. Неясные образы проносятся пред внутренним взором и тут же исчезают, не давая их ухватить, распознать. Шум моря вдалеке опять. Все ближе. Вот уже и соль губах, и ветер треплет волосы. Стало зябко. Чувство пронзительного горя окутывает меня. Я открываю глаза и вижу скалистый берег, покрытый редкой травой и куцым кустарником. Прибой облизывает берег. Свинцовое небо давит на виски. И песнь, протяжная, заунывная, пронизанная неизбывной тоской, плывет надо мной, проникает в душу, заставляя дрожать сильнее, чем от промозглого ветра.
Я поворачиваю голову на звук и вижу толпу людей, окружающих лодку. Лодка большая, богатая, вся расписанная рунами и украшенная еловыми ветками. К носу привязан настоящий живой ворон. А внутри женщина. Такая молодая, такая красивая. Ее руки покоятся на груди, и в них вложено черное перо. Глаза закрыты, на лице безмятежность и, кажется, что просто спит. Но ее не трогает уже ничто земное.
А вокруг люди. Мрачные, склонившие головы. Молчаливые мужчины и поющие женщины. И песнь их разносится вокруг, попадая в самое сердце. К лодке подходит высокий бородатый мужчина. Его могучие плечи опущены, лазурные глаза полны боли. Трое мальчишек идут за ним, младшего он держит на руках, крепко прижимая к себе. Малыш уткнулся носом в плечо отца, не поворачиваясь, и я вижу только его белые кудри, как у ангела.
Внутри защемило. Хочется подойти к ним, сказать что-то. Я вижу заплаканные лица старших детей, таких же голубоглазых, как их отец. Они мужественно шмыгают носами, пытаясь храбриться. Они мужчины, но так больно на них смотреть. Я тяну руки к ним, но я лишь дух, бесплотный призрак, меня нет рядом.
Мужчина подводит детей к женщине и велит каждому поцеловать ее. Они покорно склоняются к ней, гладят ее волосы, руки. И только младший так и не поворачивается, лишь сильнее вцепляясь в куртку отца. Тот шепчет ему что-то, перебирая светлые кудри, но мальчик лишь упрямо вертит головой. Мужчина смиряется и наклоняется к почившей сам, оставляет на ее губах долгий прощальный поцелуй и отходит.
К лодке приближаются двое воинов. Женщины начинают петь громче, ритмичней. Глухие удары по барабану, неторопливые, нагнетающие. И лодку толкают в море. Вперед выходит лучник, поджигает стрелу, обмотанную тряпкой, и пускает ее. Еловые ветки вспыхивают, озаряя небо красным.
И тут мальчик на руках отца поднимает голову и устремляет взгляд на горящую удаляющуюся лодку. Его синие глаза. В них столько ужаса.
— Мама, мама! — он начинает кричать, вырываясь, — Она горит!!! Она сгорит!! Мама, мамочка!!
Он так плачет. Я не могу на это смотреть и отвернуться не могу. Мальчик еще не понимает до конца, что такое смерть. Он видит только пожар, и что мать уплывает вдаль, из которой уже не вернется. Она умирает для него прямо сейчас. В эту секунду.
Я чувствую его животный страх. Он забивается мне под кожу, не дает дышать, проникает через рот, уши, нос. Я захлебываюсь в нем. Я жмурюсь, молясь, чтобы это прекратилось. Голова кружится, темнота. Звуки все тише, и меня отпускает.
Я слышу мальчишеские голоса, веселые, задорные. Они зовут куда-то. Так звонко смеются. Я открываю глаза и сразу закрываю снова, ослепленная солнцем. Запах хвои, цветов, трав, все вместе. Такой пьянящий. Лето. Щурюсь, озираясь.
Я в лесу. Вековые сосны стеной окружают меня. Дивное синее небо над головой. Меня затопляет ощущением счастья, ни с чем не связанным. Просто потому, что можно дышать, можно бежать, можно быть. Удивительное чувство, которое все мы испытываем в детстве, а потом оно становится недоступным, лишь редкими отголосками напоминая о себе.
Между деревьев проносится какой-то мальчишка, еще один. И я бегу за ними. Сквозь кусты и ветки, царапая кожу до крови, спотыкаясь, разрывая одежду. Но мне все равно. Азарт бурлит в крови. Нам нужно первыми раздобыть сокровище и не попасться. Я слышу, как трубит охотничий рог. Два коротких. Кто-то из наших убит. Ныряем в овраг, чтобы развернуть карту, нарисованную на коленке, и заодно отдышаться. За нами прыгает еще двое, итого пятеро. Шестого нет.