Гори во мне
Шрифт:
Неожиданная мысль ледяной иглой пронзает внутренности. А вдруг он тоже видит? Нужно проснуться, проснуться немедленно, и его разбудить! И спросить, что это такое, черт возьми!
Меня окутывает тьма и пустота. Я просто вишу в пространстве, пытаясь определить хотя бы собственное тело. Существую ли я? Когда не за что ухватиться ни взглядом, ни сознанием, это перестаешь понимать. Реальна ли ты, если реальности нет. Нет ни звуков, ни образов, ни запахов. Я пытаюсь двигаться, но не понимаю, получается или нет. Ужас. Я умерла наверно. И этот ужас, страх смерти сковывает меня безраздельно. Я жмурюсь призрачными веками и открываю глаза.
Я лежу в высокой траве. Небо. Такое голубое. Ни облачка. Но мне оно кажется черным. Солнце в зените слепит нещадно, от долгого взгляда на него перед глазами плывут кровавые круги. Железный привкус на губах. Смердит невыносимо.
Мы просто мясо. Все тлен. Жизнь хрупка и бессмысленна. И глупо, неожиданно кончается. Всегда. Смерть всегда нелепа. И уйти красиво невозможно. Тебя вырвет, ты обмочишься, расплачешься и позовешь мать. Даже если у тебя уже внуки. И вороны выклюют твои глаза.
Я вдруг осознаю, что это не мои мысли. Медленно поворачиваю голову и вижу Кита. Он весь в крови и пахнет от него ужасно, чем-то кислым. Следы крошек на подбородке он вытирается рукавом. Его рвало только что. Китен лежит в траве, раскинув руки и ноги, и смотрит прямо на солнце, даже не моргая. Его глаза слезятся от нестерпимого света, но это помогает отвлечься от мыслей о только что пережитом.
Его первый бой. Это ужасно. Смерть ужасна. Ужасна и бессмысленна. И люди как скот. Оказывается, их можно разделывать так же, как свиней. Просто набор костей, мяса и жира. Человеческий жир почему-то желтый. Он сегодня это очень хорошо разглядел. И глаз может смешно болтаться, как на ниточке. Кита опять замутило, он согнулся от того, как сильно скрутило пустой желудок, но уже было нечем. Лишь выдохнул глубоко через рот.
— Эй, вот ты где, — рядом неожиданно оказывается Арн. Садится рядом и берет травинку в рот. Он уже совсем взрослый. Лицо украшает короткая борода, из заплетенных длинных волос выбилось пару прядей. Он тоже в крови и в грязи, весь потный, жилет сзади разодран и виднеется кровь. Но похоже его это мало беспокоит.
— Ворон тебя любит, ни царапины, — хмыкает старший, толкая Кита в бок, тот только улыбается криво, опустив взгляд на свои сапоги.
— Хотя это просто чудо, мелкий. Дерешься ты отвратно, у меня пару раз чуть сердце из груди не выпрыгнуло, — Арн смеется, и в голосе звенит облегчение.
— За собой бы лучше следил, — ворчит Китен, выразительно косясь на разорванный на спине жилет с запекшейся кровью на ткани.
Старший кивнул, не став возражать. Они замолчали, легли вдвоем в траву и уставились на солнце.
— Что, рвет? — тихо поинтересовался Арн.
Кит не ответил. Это было очевидно.
— Ты привыкнешь, в первый раз всегда… Так.
— Тебя тоже? — Кот повернулся к брату и даже дыхание затаил в ожидании ответа. Ему так важно было знать, что с ним все нормально. Что он не слабак.
Арн помолчал, щурясь, играя травинкой во рту.
— Кому расскажешь, убью, — еле слышно пробормотал, — Но я вообще обоссался.
Кит даже привстал, рот округлился до идеальной «О», а глаза широко распахнулись.
— Да на меня бугай один бежал с топором, я его не сразу заметил. Повернулся, а он замахивается уже. Орчище, матерый. Глаза дикие, огромные такие, что я свое отражение видел. Я попятился и просто упал. И меч сам собой под углом ему прямо в пах. Топор рядом с головой просвистел. Я и… Страшно было, п…ц.
Арн засмеялся. Кит тоже. Так искренне, заливисто, почти до истерики. Я почувствовала, как его начало отпускать, и небо снова становится голубым, а трава зеленой.
— Клянусь, не расскажу…Ссыкун!
За что тут же получил в ухо. Ответил. И они завозились, пыхтя, перекатываясь в густой душистой луговой траве.
Картинка снова померкла.
Вязкая тьма поглощает меня. Я уже не сопротивляюсь, просто жду с замиранием сердца, прислушиваюсь в пустоте.
Женский смех. Он доносится раньше, чем появляется картинка перед глазами. Меня сковывает тревожным предчувствием, капелька холодного пота сбегает вниз по позвоночнику. Только не это. Лучше еще один бой. Сотня боев. Я пытаюсь зажмуриться крепко, сопротивляюсь, закрываю уши руками, но все тщетно. Спертый воздух, пропитанный духами и мускусом, заползает в легкие. Голоса, смеющиеся, рычащие проникают в уши. Красноватый мутный свет обжигает глаза.
Я сдаюсь и озираюсь, цепенея.
Большая комната, едва освещенная странными свечами, дающими алый неровный свет. Зажжённый камин, карточный стол. Повсюду мягкие глубокие диваны, кресла, пуфики. И кровать за прозрачным ничего не скрывающим пологом, огромная, с витыми столбиками и балдахином.
За карточным столом играет трое молодых мужчин. Они раздеты практически полностью, пьяны, веселы и взлохмачены. Одного из них я признаю. Это Хьорд, брат Кита. На коленях он держит девушку в ничего не скрывающей прозрачной накидке. Я вижу, как через тонкую ткань он грубо мнет ее темный сосок, а она улыбается только и ластится к нему как кошка, потираясь о пах. Мужская ладонь сползает ниже и накрывает кучерявый лобок, сжимая его. Девушка стонет, прикрывая глаза, и часто дышит.
— Вскрываемся, — Хьорд кидает карты на стол, его партнеры разочарованно охают, и он, ухмыляясь, забирает ставку. Девушка шепчет что-то на ухо ему, нежно перебирая волоски на мужской груди, но Конуг лишь мотает головой.
— Дай доиграть, — отталкивает ее руку чуть грубо, — Если так свербит, сама к ним иди.
— Ну и пойду, — та возмущенно фыркает и встает с колен.
Плавной походкой, покачивая пышными бедрами, направляется к кровати, за прозрачным пологом которой угадывается возня.
Мое сердце болезненно замирает. Я точно знаю, что Кит там. Я чувствую его. Чувствую его эмоции. Но все как-то странно. До этого во всех видениях они были такими яркими, заполняющими все кругом. А сейчас лишь бледный отголосок. Похоть, туман в голове от вина. И больше ничего. Ни симпатии, ни злости, ни радости. Ему плевать. Просто инстинкты, никак не влияющие на мозг.
Я медленно подхожу к кровати, кидаю на нее быстрый взгляд и впиваюсь ногтями в ладони. Их даже не двое.
Боже, зачем мне это знать. Зачем? Я всегда понимала, что он не монах, что его опыт мягко говоря обширней, чем мой. Но одно дело догадываться, другое- вот так…