Гориллы в тумане
Шрифт:
Оказавшись в положении козла отпущения, Так реагировала, как любой человеческий ребенок, с которым поступили несправедливо. Ее лицо складывалось в гармошку, и она принималась жалобно плакать. Если хныканье затягивалось или становилось громким, Бетховен поворачивал в ее сторону голову и громко клацал зубами, широко раскрывая и резко закрывая рот, и Так неслась к Эффи за утешением, а потом начинала приводить себя в порядок. Таким способом Так как бы пыталась разрешить внутренний конфликт и походила на людей, которые в трудный момент почесывают затылок.
В середине 1976 года, когда Бетховен полностью оправился после серьезного ранения, он вдруг стал так озорничать, будто с цепи сорвался. Казалось,
Патриарха группы снова окружили жены и дети, тогда как Икар, достигший возраста четырнадцати с половиной лет, взял на себя обязанности сторожа группы. Однажды, выходя на контакт с группой 5, я взглянула на высокую хагению с пышной кроной и увидела Икара, спокойно следившего, как я ползу на карачках, оставив позади следопыта. До группы было метров двадцать. Икар походил на огромного серебристого панду, разлегшегося на ветви, с которой, покачиваясь, свешивались две худосочные ноги. Когда я очутилась у дерева, он соскользнул с него, как толстый пожарник, уставился на меня и тут же приступил к строительству похожего на ванну дневного гнезда на пол-пути между мной и группой. Когда он задремал, мне оставалось лишь сидеть на месте, ибо я не могла обмануть его доверия. В то время, когда молодой самец спал, я разглядела множество шрамов и заживающих ран, испещривших его массивную голову. Все они свидетельствовали о бесчисленных стычках со взрослыми самцами из других групп.
Пока я сидела в бездействии, оставшийся позади следопыт случайно наступил на ветку. Раздался едва слышный хруст, но Икар мгновенно проснулся, глянул в сторону звука, вылез из гнезда и бесшумно, как кошка, пошел в направлении хруста. Я поразилась чуткости его сна. Повезло, что Немейе не уступал Икару в бдительности. Сообразив, что к нему приближаются, молодой следопыт быстро отполз в сторону, пока Икар не успел наброситься на него.
С момента смерти Банджо прошло около четырех месяцев. Судя по активности любовных утех Икара с Пентси, мне казалось, что он достиг половой зрелости. Бетховен уже остыл к Пентси и не мешал своим отпрыскам. К тому же у Маркизы снова началась менструация, и Бетховен проникся к ней большим интересом.
Хотя я об этом не догадывалась, мать и дочь понесли почти одновременно — Пентси от единокровки Икара, а Маркиза от Бетховена. Забеременев, Маркиза стала держаться с краю группы 5, а Пентси — проводить больше времени вблизи клана Эффи. Каждый раз, приближаясь к Икару или к мачехе, Пентси давала знать о себе негромким урчанием, но избегала физического контакта с Эффи и ее детенышами.
Однажды во время длительного дневного отдыха мне удалось увидеть от начала и до конца весь ритуал сближения Пентси с Икаром, отдыхавшим рядом с матерью и сестрами. Пентси улеглась рядом с молодым самцом и принялась гладить его по спине и голове тыльной стороной правой руки. В ответ Икар протянул руку и стал нежно поглаживать шерсть на ее руке, а на его лице появилось выражение живого интереса. Через некоторое время он приподнялся, уселся и пристально уставился в глаза Пентси, вопросительно сморщив лоб
По мере того как приближались роды Маркизы и Пентси, группа 5 стала передвигаться медленнее, чтобы обе самки могли насытиться. За три месяца до родов Маркиза постоянно шла замыкающей в группе и всегда оказывалась первым членом семьи, с которым я сталкивалась при выходе на нее. Если Маркиза теряла группу из виду, мое присутствие казалось ей угрожающим, и она начинала кричать или бить себя в грудь, встав во весь рост. В ее положении бить себя в грудь было нелегким делом. Всякий раз, когда ее кулаки попадали в верхнюю часть брюха, мне казалось, что из ее необъятного чрева тут же выскочат пять близнецов. И я никак не могла отделаться от мысли, что, привяжи ее за ногу ниточкой и как следует дунь, она взовьется в воздух, словно огромный мохнатый шар, наполненный гелием.
Как-то в непогожий день в декабре 1976 года группу замыкала не Маркиза, а Пентси. Я очень расстроилась, увидев, что правая сторона ее лица была основательно повреждена. Правый глаз затек и не открывался, и из него, как и из носа, сочилась густая слизь. Вернувшись по тропе, я не заметила следов встречи с другой группой или одинокими самцами. По-видимому, Пентси вновь стала жертвой агрессии внутри группы, скорее всего, со стороны Эффи и ее старших отпрысков. Последующие два с половиной месяца Пентси проводила в одиночку поодаль от группы и часто сидела сгорбившись, обхватив себя руками и упершись подбородком в грудь.
К концу февраля 1977 года меня крайне беспокоили состояние здоровья Пентси и невероятная раздутость Маркизы. Я не сомневалась, что Пентси погибнет, а Маркиза родит близнецов. Вечером 27 февраля 1977 года Маркиза родила хрупкого малыша, которого мы позже назвали Шинда, что на местном наречии означает «превозмогающий». А тремя днями позже Пентси ночью родила крупную рыжевато-коричневую девочку Мураху, нареченную в честь недавно пробудившегося вулкана в Заире. Маркиза во второй раз стала бабушкой.
Трудно было себе представить более разительный контраст между двумя малышами — дядей Шиндой и его племянницей Мурахой. Когда я впервые увидела Шинду, он висел, прилипнув, как головастик, к брюху Маркизы, кожица его была розоватой, и на ней кое-где торчали кустики короткой блестящей черной шерсти. Единственной общей для обоих детенышей чертой был похожий пятачок на месте носа, торчащий, как у поросенка. К концу первого месяца их жизни Мураха уже оглядывалась по сторонам, и ее осмысленный взгляд останавливался на цветах и движущихся предметах, чего не наблюдалось у ее малолетнего дядюшки.
Родив почти одновременно, Маркиза и Пентси сплотились в дружную оборонительную ячейку, эффективно отстаивавшую свои позиции, особенно когда на подмогу являлись папаши — Бетховен и Икар. Впервые я почувствовала, что в случае возникновения семейных распрей они в полной безопасности. Меня также обрадовало быстрое выздоровление Пентси после рождения Мурахи.
В результате появления на свет двух малышей Лиза снова была отодвинута на второй план. Пабло приближался к трехлетнему возрасту, и у Лизы могли возобновиться менструальные циклы; однако Бетховен игнорировал ее, а другие мамаши с трудом выносили шумного Пабло. Для Пабло Мураха и Шинда были прежде всего новыми игрушками, которые следовало изучить. Его бесцеремонные посягательства на малышей вызывали серию недовольных хрюканий, привлекавших внимание Икара или Бетховена, а то и обоих сразу, и те, присоединившись к хрюканью матерей, наводили порядок.