Гориллы в тумане
Шрифт:
Мураха осторожно притронулась пальчиками правой руки к джинсам и стала обнюхивать их. Икар и Пентси с любопытством следили за отважной путешественницей, а я сидела затаив дыхание, не смея шевельнуться. Когда Мураха приготовилась к восхождению на мои колени, Пентси лениво встала, зевнула и глянула на меня как бы с извиняющейся улыбкой. Затем неторопливо приблизилась, сделала вид, что ее заинтересовала попочка Мурахи, понюхала ее, лизнула, бережно подобрала дитя и понесла обратно. Я сочла поведение Пентси в высшей степени деликатным.
Пентси и Икар улеглись в прежних позах, но в глазах Мурахи озорной блеск жажды приключений не померк. Она снова покинула Пентси, заковыляла ко мне и стала карабкаться по ноге. Пентси со смущенным видом снова подошла и забрала малышку, избегая смотреть мне в глаза. Под тем же предлогом проверки попки Мурахи она сунула ее под мышку и медленно удалилась в окружающие заросли. Волнение от столь полного доверия горилл долго не покидало меня.
Если Пентси могла позволить Мурахе провести несколько мгновений со мной, ее отношение к другим детенышам в группе 5, пытавшимся приблизиться к ее дочери, было совершенно иным. Когда Поппи исполнилось четырнадцать месяцев, малышка пыталась «взять на воспитание» двух четырехмесячных детенышей, как год тому назад это делали Квинс и Пабло. Поппи-малолетка хитро подкрадывалась к ним короткими шажками, затем приседала, делала вид, что приводит себя в порядок, позевывала и снова подкрадывалась, если кто-нибудь из детенышей на мгновение оказывался вне объятий матери, хватала его и удалялась. Казалось, что Шинда, присосавшийся к Маркизе, как пиявка, мало интересовал других детенышей в группе 5. Это могло быть вызвано разницей в поле или непредсказуемой реакцией Маркизы.
Квинс, чей материнский инстинкт был развит сильнее, чем у любой другой молодой самки, сильно огорчалась, когда Маркиза или Пентси не позволяли ей ласкать или таскать их детенышей. В то время Квинс исполнилось семь лет, и через год она переходила в разряд взрослых. У нее и ее трехлетнего брата Пабло были насупленные лица, как у шимпанзе. Когда их не подпускали к малышам, они отходили обиженные, с отвисшей нижней губой — необычным для горилл выражением лица.
Начало 1977 года совпало с тяжелым временем для Пабло — отлучением от груди, когда на него посыпались все шишки, ибо остальные члены группы все чаще подвергали детеныша дисциплинарным взысканиям. У самца был такой вид, будто он никак не может понять, что происходит с окружающим миром, которым он столь успешно управлял на протяжении трех лет. Будь Пабло человеком, то собрал бы свои любимые вещи — блокноты и фотопленку — в мешок и ушел на все четыре стороны в поисках новой семьи, где бы его приняли как следует.
Самым хорошим временем для него, пожалуй, были те два-три дня в месяц, когда у матери начинался менструальный цикл. В такие дни Лиза переставала отсиживаться в стороне от группы, а кокетливо призывала своих сородичей поиграть с ней. На третьем году жизни Пабло ее груди сильно отличались друг от друга по размерам. Левая, облюбованная Пабло грудь сильно увеличилась, а пустая правая свисала плоским мешком. В эти дни Пабло предоставлялась возможность спокойно сосать грудь, потому что Лизу отвлекало повышенное внимание со стороны остальных членов группы. Однако Бетховен по-прежнему ее заигрывания отвергал.
Хотя Так пыталась сделать все, чтобы ублажить Пабло, вступая с ним в игры и ухаживая за ним, когда у него портилось настроение, стало очевидным, что чаша терпения Эффи переполнилась из-за его непрестанных приставаний к Поппи. Однажды Пабло дернул Поппи за ногу и неосмотрительно укусил за руку Эффи, когда та заворчала на него. Поступи он подобным образом с любым другим членом группы, ему бы здорово влетело, а Эффи продолжала сжимать Поппи в объятиях. Тогда Пабло осмелел, снова приблизился к Поппи, сел на безопасном расстоянии от Эффи и начал корчить рожи. Через несколько минут Поппи сама подошла к нему и заскулила, когда игра приняла грубый характер. Эффи зло захрюкала, и Пабло поспешно ретировался. Мать успокоила Поппи, проказница вернулась к Пабло, и все снова повторилось. На этот раз Эффи оттащила Поппи за руку, куснула Пабло и вернулась к себе в гнездо с внучкой под мышкой. Расстроенный наказанием Пабло присел и целую минуту бил себя по голове. Лицо его кривилось в гримасе, а глаза были прищурены. Наконец он встал на ноги, окинул Эффи и меня разгневанным взглядом и, хныкая, пошел искать маму Лизу.
Поппи была общей любимицей группы 5. В ней было что-то умилительное и неотразимое. Она была просто не способна сделать что-нибудь не так. В отличие от Пабло ее не интересовали такие незнакомые предметы, как фотоаппараты или пленки, и вполне удовлетворяли привычные окружающие предметы. Особенно малышку привлекали брошенные птичьи гнезда. Она обычно хлопала ими по груди или по земле, пока от них не оставались одни клочья. Ей также нравилось разбирать их по травинке до конца.
Иногда Поппи с удовольствием усаживалась на колени наблюдателей в ожидании ласки. Каждый раз, когда она «оказывала честь» мне или моим студентам, Бетховен, Эффи и прочие гориллы начинали хрюкать или угрожающе смотреть на нее. Бетховен нередко вылезал из гнезда, подходил к Поппи и массивной головой нежно сталкивал ее с чужих колен. Молодежь — Пак, Так, Квинс и Пабло — также беспокоилась, когда видела Поппи на коленях наблюдателей, подбегала к нам и забирала ее. Такая коллективная забота о Поппи резко контрастировала с полным равнодушием к Пабло, когда этот проказник общался с людьми.
Третьей дочери Эффи — Так — пришлось смириться с явно недостаточным вниманием матери после рождения Поппи, но я редко замечала за ней какие-либо проявления ревности к сестренке. Только иногда, когда Пак был поглощен ухаживанием за Эффи, а она с не меньшим усердием ласкала Поппи, на лице Так появлялось мрачное выражение, как бы говорящее «плохо быть не старшей, не младшей, а средней дочерью». Но врожденное добродушие Так всегда брало верх. Когда она нуждалась в физическом контакте с матерью, она просто прижималась к Эффи, даже если та ласкала Поппи. Если же Поппи играла с другими животными, возбужденная Так неслась прямо в объятия Эффи, как бы крича: «Ура, наконец-то она моя!»
Ровный темперамент Эффи не только способствовал нормальному развитию ее детенышей, но и помогал удержать свое главенствующее положение в гареме Бетховена, куда входили три половозрелые самки. Однажды, располагаясь на дневной отдых во время дождя, Эффи и Пентси соорудили большие, похожие на ванну гнезда из мохнатых ветвей гиперикума и с удовольствием разлеглись в них. Бетховен же сляпал себе гнездо кое-как и нехотя плюхнулся в него, ворча на усиливавшийся дождь. Прошло около получаса, и до него дошло, что Эффи и Пентси устроились куда лучше. Он встал, подбежал трусцой к Эффи и с укором уставился на нее. Эффи повернулась на бок, сделав вид, что не замечает главу семейства. Тогда Бетховен с обиженной миной подошел к Пентси и снова застыл в чопорной, несколько устрашающей позе у самого изголовья молодой матери, не оставляя ей ни малейшего сомнения относительно своих намерений.
Я ожидала, что Пентси послушно уступит Бетховену место, подчиняясь его немому приказу. Но вместо этого она явно дала понять, что его надежды тщетны, уставившись ему в глаза и недовольно заворчав. Бетховен немедленно ретировался и поплелся обратно к гнезду Эффи. Он стал рядом с ней с раздосадованным выражением лица. Бетховен осторожно коснулся ее плеча и принялся тормошить ее, но Эффи только плотнее прижала к себе Поппи. Так, которая тоже находилась в гнезде Эффи, теснее прижалась к матери.
Промокший до нитки Бетховен все-таки умудрился втиснуть свое массивное тело в переполненное гнездо за спиной Эффи. Большая часть туловища старого самца свисала из гнезда, и подобное положение никак нельзя было назвать удобным. Но это как будто самца не смущало, и было видно, что его устраивало компромиссное решение, ставшее возможным благодаря доброй душе Эффи.
Поскольку у Эффи и Маркизы было по ребенку, которые полностью зависели от матерей, Лиза оказалась единственной самкой, у которой периодически начинался менструальный цикл, но Бетховен продолжал ее игнорировать. Ее усилившаяся потребность во внимании приводила к резким вспышкам, и она начинала дико метаться, награждая оплеухами любого, кто попадался ей под руку. Единственным животным, которого терпела Лиза, был Пак, пассивно воспринимавший приставания старой самки. Когда Квинси исполнилось восемь лет и она вступила в ряды взрослых, менструальные циклы Лизы совпали с циклами ее дочери. Однако в отличие от матери Квинс охотно заключали в свои объятия и Зиз, и Икар, если она не была занята материнскими ухаживаниями за Шиндой и Мурахой.