Горькая правда
Шрифт:
— Нет, я сделала ее, чтобы угодить моему бойфренду.
— Крайтону?
— Нет, что вы! Это же было сто лет назад! Сразу после школы, перед университетом. В тот год я немного тронулась мозгами из-за одного парня. Рок-музыканта. С головы до пят в татуировках. Он все время наезжал на меня — хотел, чтобы я тоже сделала татуировку, и я так помешалась на нем, что согласилась. Надоела она мне до чертиков! В том смысле, что летом из-за нее платье без рукавов не наденешь.
— А, по-моему, очаровательно. Словно бабочка только что порхнула к вам на плечо.
— К сожалению, у нее в узоре крыльев — инициалы Брюса.
— Я не разглядел.
— Стоит кому-нибудь на вечеринке их заметить, и от этой темы уже не отвертеться.
— Да, понимаю, это, наверное, надоедает. А ее нельзя вывести?
— Только путем пересадки кожи. — Она стягивает халат с плеча и косится на татуировку. — Ничуть не побледнела. На всю жизнь заклеймил меня, дурень чертов.
Адриан подходит к Фанни, чтобы рассмотреть татуировку.
— Б. Б., — читает он.
— Брюс Бакстер.
— Больно было?
— Ужас!
— А сейчас?
— Совсем ничего не чувствую.
— А знаете, прелестный узор, — Адриан ведет пальцем по контуру татуировки.
Он касается Фанни впервые, если не считать официального рукопожатия при знакомстве, и в этом прикосновении есть что-то интимное, почти эротическое. Оба явно ощущают, что подошли к опасной черте: они застывают на месте, уподобившись фигурам на античном фризе. Палец все еще лежит на плече Фанни, словно Адриан, как лепидоптеролог, с увлечением изучает интересный образец. Взгляд Фанни прикован к пальцу Адриана. Ни он, ни она не прерывают молчания. Его прерывает Элинор.
— Я вам помешала? — бросает она с порога кухни.
Адриан круто поворачивается и отскакивает от шезлонга. Фанни натягивает на плечо халат и встает.
— Элли! — восклицает Адриан. — Ты так рано. Я не слышал, как подъехала машина.
— Она заглохла у деревни. Я пошла пешком через поле.
— Это Фанни Таррант.
— Я догадалась, — говорит Элинор.
— Привет, — произносит Фанни, но Элинор даже не смотрит на нее.
— А мы как раз из сауны, — лепечет Адриан.
— Как мило, — сухо замечает Элинор.
— А что с машиной?
— Не знаю. Наверное, бензин кончился.
Фанни едва сдерживает смех. Адриан ловит ее взгляд и тоже улыбается.
— Я что, сказала что-то смешное?
— Нет, просто… неважно.
— Я лучше пойду оденусь, — говорит Фанни, — извините. — И выходит в кухонную дверь.
— Я не ждал тебя так рано, — обращается Адриан к Элинор.
— Это заметно, — отрезает Элинор.
— Элли! Не говори глупости.
— У Розмари очередная мигрень, поэтому я уехала домой рано, — объясняет Элинор. — Ну, и какова она в обнаженном виде?
— Понятия не имею. Ты же знаешь, в сауне совсем темно.
— Ну а в душевой?
— Мы не принимали душ вместе. Я остался в сауне после того, как она… — Адриан делает нетерпеливый жест. — Не понимаю, почему я должен играть в эту дурацкую игру. Пойду переоденусь.
Сделав несколько шагов в сторону кухни, он передумывает, поворачивает назад и через холл идет к лестнице.
Погруженная в свои мысли Элинор стоит некоторое время, ухватившись за край обеденного стола. Затем медленно обходит глазами комнату, как человек, который ищет вещественные доказательства. Ее взгляд падает на кофейный столик с магнитофоном Фанни, она берет его, вертит в руках, словно пытается дознаться, что там внутри. У миниатюрного устройства нет микрофона. Она переводит взгляд на приютившийся среди полок музыкальный центр. Зеленый глазок горит — система включена. Элинор подходит и нажимает кнопку "пуск". Раздается шипение вертящейся пустой ленты. Тогда Элинор на несколько секунд включает перемотку, потом "остановку" и снова "пуск". Из микрофона по очереди доносятся голоса Адриана, Фанни и ее собственный голос:
— Не знаю. Наверное, бензин кончился… Я что, сказала что-то смешное?
— Нет, просто… неважно.
— Я лучше пойду оденусь, извините.
Элинор включает перемотку еще на несколько секунд. Потом снова "остановку" и "пуск":
— …Рок-музыканта. С головы до пят в татуировках. Он все время наезжал на меня — хотел, чтобы я тоже сделала татуировку, и я так помешалась на нем, что согласилась. Надоела она мне до чертиков! В том смысле, что летом из-за нее платье без рукавов не наденешь.
— А, по-моему, очаровательно. Словно бабочка только что порхнула к вам на плечо.
Элинор кривится и выключает запись. Она отходит на несколько шагов от музыкального центра, но тут же возвращается — за следующей порцией. На этот раз, прежде чем нажать "пуск", она отматывает назад побольше. Из микрофона доносятся слова Адриана:
Показалось, что одним ударом мы покончим с ревностью, собственничеством. Это были 6о-е, мы, знаете ли, воображали, что перекраиваем сексуальные отношения человечества. Поэтому на следующий вечер я испарился, а Элли отправилась в постель с Сэмом. Я с ним потом никогда об этом не говорил. А мы…
Элинор резким движением выключает магнитофон, оборвав запись на полуслове. Она быстро дышит. Она ошарашена. Потрясение тут же уступает место гневу. Примерно через минуту в дверях появляется переодетый Адриан. Брюки он заправил в носки.
— Отвезу на велосипеде канистру бензина, посмотрю, заведется ли машина, — говорит он. — Элинор стоит к нему спиной не отвечая. — Где ты ее оставила? С нашего конца деревни? — Элинор все так же молчит. Тогда он входит в комнату. — Элли? — нетерпеливо бросает он.