Горькая радость
Шрифт:
— Мама сказала, что он большая шишка.
Лина замахала руками:
— Подожди, Эдда! Меня больше интересует, из каких он Бердамов? Из тех, что живут в Корунде, или просто однофамилец из Англии? Насколько я знаю, у старика Бердама нет наследников, кроме нашего доброго самаритянина, который опекает Грейс и ездит верхом вместе с Эддой.
От сладостного предвкушения у Китти по коже побежали мурашки — аудитория умирала от любопытства, а у нее в запасе целый ворох новостей.
— Представляете, он родной внук старого Тома от его сына Генри. Все здесь знают, что шестьдесят лет назад Том рассорился с сыном, тот уехал в Англию и никогда не общался с отцом. Лет двадцать назад
— Да, Том жутко переживал по этому поводу, особенно после того, как Джек Терлоу так его подвел, — дополнила Лина.
— Ну, так вот, письмо из Шотландии оказалось неверным! — с торжеством провозгласила Китти. — Вскоре после приезда в Англию Генри женился на богатой вдове и мог начихать на денежки старого Тома. Он основал преуспевающую страховую компанию, а семья его жены делала большие деньги на производстве хлопчатобумажных тканей. Тридцать три года назад у Генри родился сын. Жена умерла во время родов, и Генри чуть с ума не сошел от горя. Мальчика, которого назвали Чарлзом, забрала семья жены.
— Но разве после смерти Генри Том не навел справки? — удивилась Эдда. — Это просто смешно.
— Во время крушения была страшная неразбериха. Тело Генри опознали, но о его жене и сыне ничего не было известно. Поскольку она умерла, а ее семья отдалилась от Генри, никто не знал, что он ехал в этом поезде. В детстве фамилия мальчика нигде не всплывала. Поскольку никто о нем не спохватился, власти решили, что, кроме старика Тома, у Генри родственников нет, и известили его о смерти сына. Тем временем сын Генри Чарлз жил и процветал в Ланкашире. Он учился в Итоне и Оксфорде, а потом получил диплом врача в Гае. Похоже, мама знает о нем все. Когда пару лет назад она узнала о его существовании, то немедленно выяснила все подробности.
— Все это сказки! — усомнилась Тафтс. — Иначе Мод растрепала бы это по всему городу.
— Нет, она решила никому не рассказывать — угадайте почему?
— Угадать несложно, — ехидно улыбнулась Эдда. — Мод прочит богатого доктора тебе в мужья, Китс.
— Если бы давали призы за проницательность, все были бы твои, — вздохнула Китти. — Ты абсолютно права. В любом случае у нас еще уйма времени. Хотя телеграммы долетают к нам за час, но чтобы доплыть от Саутгемптона до восточного побережья Австралии, по-прежнему требуется шесть недель. И если бы не имя, у помми вряд ли был бы шанс стать нашим главным врачом.
Когда Эдда на следующий день навестила Грейс, ее реакция была такой же. Эдду прикомандировали к операционной, которая была не слишком загружена, и, созвонившись с Грейс, она решила ее проведать. Недавно родившая сестра жаждала общения. И что за судьба у нее такая — беременеть всякий раз, когда Бер снимает штаны?
Та часть Эдды, которая любила Грейс, была счастлива убедиться, что скоропалительный брак Грейс оказался вполне удачным: они с Бером были прекрасной парой, преданно любили друг друга, тосковали в разлуке и обожали своих сыновей, Брайана и Джона. Брайан родился 2 апреля 1928 года, а Джон на год и два месяца позже — 1 мая 1929 года. Хотя они не были близнецами, разница в возрасте была незначительной, что давало надежду на их близость в будущем. И действительно, Брайан, светловолосый малыш, который рано начал ходить и говорить, был очень привязан к своему брату, двухмесячному крохе, такому же белобрысому и скороспелому. Правда, кое-кто пророчествовал, что погодки будут всю жизнь недолюбливать друг друга, но таковы уж люди.
Патронажную
— Беру опять повышают зарплату, — сообщила Грейс, когда они с Эддой пили чай, намазывая на булочки джем и взбитые сливки. — Честно говоря, мне здорово повезло! Мальчишки у меня сто очков дадут любому ребенку, я живу в прекрасном доме, у меня отличный непьющий муж — а ведь это такая редкость! Вот только деньги на хозяйство утекают, как пивная моча.
Эдда рассеянно кивнула — она уже привыкла к этим вульгарным выражениям. Но вот перед племянниками она просто таяла, тайно надеясь, что хоть один из них унаследует ее здравый смысл и сможет разбавить весь этот сироп. Пока все в порядке, Грейс с Бером парят в небесах, но что они будут делать, случись какая-нибудь катастрофа? Эдда признавала, что та часть ее натуры, которая недолюбливала Грейс, была бы не прочь, если бы у них с Бером случилась какая-нибудь временная неприятность. Нет, «недолюбливала» не то слово. Она любила Грейс, но с некоторыми оговорками, которые усугублялись всякий раз, когда она в очередной раз убеждалась, как не приспособлена к жизни и глупа ее сестра. И как этот дурак Бер балует ее.
Взять хотя бы рождение детей! Бер как-то разоткровенничался, сказав, что у них с Грейс получается ребенок всякий раз, когда они занимаются этим.
— Поэтому я решил завязать, пока мы не сможем позволить себе еще одного и, главное, пока Грейс как следует не отдохнет. Значит, нам придется воздерживаться, пока малыш Джон не подрастет. Когда ему стукнет два, мы снова займемся этим.
— А ты обсуждал этот вопрос с Грейс?
— Она одобряет. Грейс меня любит, и это ей тоже нравится, но несколько минут удовольствия кончаются двумя годами мороки, а Грейс не очень-то уважает беспорядок.
— Беспорядок по большей мере создает она сама! Но вы вольны поступать как вам угодно.
Эдда больше не возвращалась к этому предмету, но если эта парочка и вправду завязала, хаоса в их жизни не стало меньше.
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила Эдда Брайана, сидевшего у нее на коленях.
— Машинистом, — серьезно ответил малыш, жуя булочку с джемом. — На большом паровозе.
Эдда расхохоталась:
— Меня это не слишком удивляет.
— Когда Бер бывает дома, мы берем их с собой в депо. А как у вас дела с Джеком? — поинтересовалась Грейс, отводя взгляд.
— У нас?
Эдда сделала вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Но вы же встречаетесь уже несколько лет. А ты, похоже, не делаешь никаких шагов.
— Я не собираюсь, как ты выражаешься, «делать шаги». Я не хочу замуж и детей тоже не хочу.
— Но ты должна! — сердито сказала Грейс. — Разве ты не понимаешь, что осложняешь мне жизнь?
Глаза Эдды, всегда чуть странноватые, иногда таили в себе угрозу, как, например, сейчас, когда она впилась взглядом в сестру.
— Каким же образом я осложняю тебе жизнь, дорогая? — сладким голосом проворковала она.