Горькое молоко -2. Тюремный шлейф
Шрифт:
Юрка снял с головы свою фуражку, покрутил её в руках.
– Если нравится мой картуз, я могу тебе Валерка её задарить, но с обязательной заменой. Соглашайся пока я добрый, будешь в ней порхать, как урка, – уговаривал Лоб на выгодный обмен Салёпу, – а я на работу устроюсь, сразу тебе твою верну.
– Мне не жалко, если размеры угадаем, то давай поменяемся.
Пока они примеряли головные уборы, в хату вошёл Балта, переминаясь с ноги на ногу, он посмотрел с тревогой в глаза Беде, кивая головой, чтобы он вышел за дверь.
– Говори, не бойся, все уже знают, – догадался Беда, о чём хотел ему поведать Балта. – Я рассказал, но они мне не верят, хочешь, я тебе помогу. Ты видал Вербицкую? Продолжай теперь сам.
– Нет,
Беда возмутился принесённой новости, а мальчишки рассмеялись.
– Я пойду им сейчас разгон устрою, сплетницы беззубые, – негодовал Сергей. – Я бы таких старух на пенсию, ни за что не отпускал, будь моя воля. А заставлял работать полный световой день, чтобы времени на сплетни не хватало.
– О чём ты говоришь Беда, все наши сарайные бабки в жизни никогда не работали, – шепелявя, произнёс Дюк. – Посуди сам, Ханойка из дворянского рода, Пылева из подкулачников, Зарубина жена полковника в отставке, да и другие старухи с подобными биографиями.
– Зря ты Колька так говоришь, – возмутился Архип, – Марья Васильевна Конакова хорошая и правильная бабка. Она моя соседка я много знаю и про её семью, и про неё саму. Она коренная москвичка. У неё отец был польский еврей, мать – русская. Девичья фамилия была у неё Татур. Когда ей исполнилось 19 лет, у неё умерла мать. А отец вскоре женился на молодой жене, которая младше Марии Васильевны была на два года. Марья Васильевна после с ним отношения порвала, взяла фамилию, и отчество дяди со стороны матери. И стала Марией Васильевной Васильевой. Работала она в «Московском Автогуштрессе» бухгалтером. У неё с молодости был сильный характер. В революцию ходила в красной косынке. Два раза была на приёме у Ленина. Всегда говорит, что умнее человека в жизни не встречала. А затем она вышла замуж за морского офицера Якова Николаевича Конакова из Кронштадта. Повелась на красавца с кортиком и из Москвы поехала за ним. Он был коммунистом и там попал под мятеж, где его контузило. После чего его списали на берег, и они приехали в наш город. Дед Яков умер четыре года назад, а Марья Васильевна порхает как девочка и думаю, многих старух переживёт, потому что все её деяния на добро устремлены.
– Да брось ты Архип, – зашепелявил опять Дюк, – все бабки у нас одним миром мазаны. Их хлебом не корми, дай только посплетничать.
– Без них скучно жить, сказал Балта, – а ты Колька вообще без них как лютик завянешь. Ты про них больше говоришь, чем они о тебе.
– Нужны мне эти старухи, чтобы я базары за них вёл, просто ясность иногда вношу относительно их прослойки, – отговорился Дюк. – Пошли лучше за голубями на чердак, – предложил он, – наловим и отварим в котельной. Давно не ели их.
– Поздно уже, на улице скоро темнеть начнёт, – сказал Беда, – не успеем ничего сделать. Домой пора собираться, завтра в школе переполох будет за наши причёски. Директор обратил внимание на меня и на замечание не поскупился. Думаю, что мы не одни придём на занятия в таком облике. Пацаны, которые проспорили ставки на хоккее, тоже остригутся. Подвели торпедовцы своих болельщиков.
– Все считают, если бритоголовый, значит бандит, – заметил Балта, – а мы сегодня из – за хоккея постриглись. Проиграли наши автозаводцы Спартаку, а спорили с ребятами с Моховой. И никому мы естественно подражать не собираемся, мы честь пацанскую блюдём.
– Врёшь Балта. Растёте братишки, – деликатно заговорил Лоб. – Вы вспомните прошлое время. В весенние каникулы всегда обрезали деревья, что до сих пор делают. Тогда посмотрели фильм Мамлюк, да, Три мушкетёра все как один из веток делали сабли и сражались дом на дом. А сегодня вам понравился бандитский фильм, и вы пошли на жертвы, лишив себя благочинных причёсок. Это всё многогранная мода творит чудеса, принося человечеству и вред, и пользу. Мне, когда – то нравился Урбанский Евгений в фильме «Коммунист». Думал, вырасту, буду как он, а потом посмотрел «Дело пёстрых», симпатией проникся к вору Сафрону Ложкину. Перед освобождением на зоне посмотрел старую картину, «Исправленному, верить». Смотрел до слёз. Размышлял о судьбе футболиста. И пришёл к выводу, что обстоятельства сильнее человека, невзирая на то, что в большинстве случаев человек сам себе и создаёт их. Отсюда исходит, – у людей разные характеры и управляют они ими по обстоятельствам.
– Ну, ты Лоб даёшь, в тюрьме, наверное, в бочке жил, как Диоген? – удивлённо спросил Балта, – с тобой разговаривать опасно, на конфуз можно налететь.
– Быстрее на кулак нарвёшься, – улыбнулся Лоб, – вы наверняка думаете, что в колониях отбывают тупоголовые типы. Нет, ребятки, мы, бывало, книгу прочитаем, всем бараком, потом такие полезные читательские конференции устраиваем, что профессора могли бы позавидовать. Книги и в тюрьме, и на зоне уважают, и отношение к ним очень бережное. А ещё я вам скажу, лучшие библиотеки бывают только в тюрьмах. Пускай там книги после ремонта, но найти можно любой томик.
Беда, принялся обувать высохшую обувь, за ним и другие парни заспешили.
– Домой рановато ещё пока идти, пошли до кинотеатра прошвырнёмся, – подал идею он, – может, Юрку увидим. На душе неспокойно. Ему сейчас родителей разыскивает детская писательница Агния Барто.
– Интересно, найдут или нет? – загорелся интересом Лоб, – может и мне кто отца разыщет? Ведь жирует, наверное, где – то? Может где-то в Америке богатым банкиром стал, а может по ГУЛАГУ гуляет с котомкой?
– Насчёт твоего отца не знаем, а вот Юрке Балашу один ответ, обнадёживающий, уже пришёл от писательницы. Сейчас детский дом вместе с Юркой ждут окончательного подтверждения, – доложил Салёпа.
– Ладно, пацаны, пошли свежим воздухом подышим, – позвал всех Лоб.
***
…Они всей толпой вылезли из подвала и двинулись по центральной улице к кинотеатру. На улице уже смеркалось, под ногами было сплошное месиво, чавканье ботинок разносилось по всей улице. Пока дошли до кинотеатра, обувь у всех промокла, кроме сапог Лба. Валерка надел его тюремную фуражку и вышагивал в ней, как заправский жиган, но с сырыми туфлями и с большой заплатой на джинсах. Но несмотря на это у него было такое лицо и манеры, будто на голове его сидит не кепка зэка, а шапка Мономах или царская корона. Присутствие самого Лба в компании мальчишек льстило им. Особенно это замечалось при встрече с другими знакомыми городскими взрослыми парнями, у которых тоже были бритые затылки и все они поголовно были облачены в ватные куртки. Они подходили, здоровались и общались со знакомыми Лба. Общий язык находили между собой быстро. Каких – то минут хватало, чтобы закрепить знакомство на будущее Ребята потолкались, в фойе до начала сеанса, выкурив пол пачки сигарет за это время, и не встретив Юрку Балашова, все разошлись по домам.
Юрка в школе на следующий день не появился.
Ольга Рябова, – жившая с ним в одном детском доме, сообщила, что его ни вечером, ни утром не было. Раньше, за ним наблюдалось подобное явление, и этому факту особого значения не предали.
– Наверное, застрял, где – ни будь на хате с мужиками, – подумал Беда, успокоив себя.
Но на третий урок, вместо намеченной химии, в класс вошёл директор и классный руководитель.
Директор, находился во взвинченном состоянии. Он сильно нервничал, это было видно по нему. Он расхаживал по классу и дергал у себя из ушей торчащие волосы. Такая привычка за ним замечалась. Зинаида Васильевна, как всегда, пришла красивая и нарядная, но поникшая и расстроенная.