Горькое счастье
Шрифт:
– Николенька, дорогой… – Ольга в волнении поднялась со скамейки.
– Ольга, свет души моей, – также взволнованно произнес Николай. – Я… у меня… я вам должен что-то сказать…
– Говорите, – откликнулась Ольга, вся подавшись навстречу Николаю. – Говорите, у меня сейчас сердце разорвется!
– Я знаю, что все это не ново, я понимаю, что порыв мой может быть подвергнут остракизму, осмеян толпой как банальный, но толпа не может предложить взамен этому ничего другого, ничего кроме «русской хандры»,
– И?
– Я люблю вас, вот такая приключилась со мной история! – наконец произнес Николай с облегчением, словно бы сбросив с себя тяжелый груз.
– Так ты меня любишь, да?.. – ласково проговорила она.
Он стал целовать ее платье, плечи, руки, а она смеялась и радовалась, и готова была заплакать.
– Если б ты знал… если бы ты знал, – произнесла Ольга, и на глаза ее навернулись слезы. – Неужели ты все это говорил серьезно? – спросила она с грустной нежностью и осторожно поцеловала его в волосы.
– Ты думаешь, может быть, что это минутное чувство? – сказал он. – Но это так это, совсем не так. И что за дело, если нам суждено жить друг для друга только минуту, но ведь только это и есть жизнь!
– Я так много хотела сказать тебе, Николенька, сердце мое, боже мой!.. – произнесла Ольга взволнованно. – Хотела сказать с самой нашей первой встречи там, в доме у твоей тетушки.
– Скажи мне, скажи! – воскликнул Николай и, обняв Ольгу за талию, посмотрел ей в глаза.
– Но как это сделать?! Как это сделать?! Ах, я, безумная! Что я делаю?1 – Ольга замолкла, не в силах более продолжать.
– Ну, ну, скажи мне, скажи мне все! – воскликнул в великом волнении Николай.
– Когда я увидала тебя в первый раз… Господи! Как это глупо!
– Ты любишь меня?..
– Да… – еле слышно откликнулась Ольга, опустив голову.
Николай прижал ее голову к своей груди и сказал:
– Неужели это правда? Мне трудно поверить… Господи, как я счастлив… – с этими словами он встал перед ней на колени, припал к ее ногам и прижал губы к ее руке.
– Встаньте, граф, встаньте, – прошептала она.
И тут слезы побежали из его глаз.
Она подняла его с земли, села на скамейку и посадила его возле себя.
– Николаша, мon cher ami (мой дорогой друг – франц.), – сказала она, – полно тебе плакать, что с тобою? Ты сам видишь, что я неравнодушна к тебе, так чего же ты плачешь? – щеки ее покраснели, грудь неровно волновалась.
– От счастья, – проговорил он и принялся осыпать поцелуями ее руки.
– Милый мой, – произнесла она, – я не понимаю, чем я тебе понравилась? Посмотри на меня ближе, ведь я совсем не хорошенькая… я не молода и уже не свежа как юные девы вокруг… за что же ты мог меня полюбить?
Она положила голову его на свою грудь, обхватила его стан своими руками.
– Боже мой, полно, полно тебе, – проговорила она и сама вдруг заплакала. – Бог милостив, все пройдет, все забудется… перестань же тосковать, побереги себя… ты ведь знаешь, что я не та, кто тебе нужен. Я стара для тебя, тебе нужна юная, нежная, неиспорченная прошлым девушка, а не такая как я…
– О чем ты говоришь? – произнес он взволнованно. – Я не понимаю твоих слов!
– О том, что у нас с тобой слишком большая разница в годах.
– Это правда, у нас большая разница в годах, но что же из этого?! – воскликнул он. – Неужто это может быть преградой нашим сердцам? Они ведь не хотят думать об этом, они ведь жаждут соединиться!
Она наклонилась к нему, одной рукой обняла его шею, а другой стала играть его мягкими светло-русыми волосами.
– Послушай, mon ch'eri ami (мой дорогой друг – франц.), ты знаешь, как я симпатизирую тебе, – произнесла она с нежностью. – Бог знает, чем ты умел привязать меня к себе! Кажется, нет вещи, которой бы я для тебя не сделала, нет жертвы, которой бы не принесла тебе. Но теперь, раз, в первый раз в жизни, у меня есть к тебе просьба. Выполнишь ее?
– Не сомневайся! – заверил он ее.
– Оставь меня, ищи себе другую – лучше, чище, невиннее.
– Скажи, что и ты любишь меня, как и я – тебя… – взмолился он.
– Я не могу, я не должна любить тебя.
– Я не понимаю – почему. Впрочем, я сейчас вообще плохо соображаю, – признался Николай и посмотрел ей в глаза, отчего еще больше взволновался, сердце его забилось восторгом. – Но я твердо знаю только одно – никто другой кроме тебя мне не нужен. Ни сейчас, ни после. Всё, всё в мире сейчас – это ты.
Ольга тяжело дышала, щеки ее горели. Белое платье так и ходило на ее груди, и в легкий вырез видно было, как быстро подымаются и падают розовые округлости ее тела. Каждое слово, каждый звук голоса молодого графа входил ей в душу, ответная любовь, глубокая, чистая, стремительно наполняла ее сердце. Она вспыхнула, поглядела в его серые, полные любви глаза, на его статную, красивую фигуру, от которой веяло силой и юностью, протянула без колебания ему навстречу руки и сказала: – Пойдем в дом, в мою комнату…
А потом, уже в ее комнате он, нежно обняв ее, целовал её, полный благоговения к ней, полный сознания предстоящего ему неслыханного блаженства. Сердце его дрожало от нежности и любви. Целуя ее голову, щеки, лицо, он вдруг увидел, что из глаз ее текут слезы. Это взволновало и растрогало его.
– Милая… не плачь… милая… – твердил он жалостно и мягко. – Что ты плачешь, что?
– Мне стыдно перед тобой. Ты такой чистый, добрый, и я стесняюсь говорить тебе об этом.
– О чем?
– Что я гадкая…