Город энтузиастов (сборник)
Шрифт:
Подобный архив имелся и в том учреждении, куда обратились крестьяне со своей жалобой. Жалоба эта показалась учреждению чрезвычайно интересной для будущего историка как документ великой эпохи и была немедленно водворена на соответствующей полке с обозначением: «Слуховская волость» – среди других столь же интересных документов.
Но если историк от этого выиграл – крестьяне только проиграли. Лес таял и таял, а ответа все не было, дело не разбиралось. О подобном возмутительном случае волокиты и бюрократизма было сообщено в местную газету, но и местная газета оказалась столько же внимательной к интересам будущего историка и, несмотря на явный ущерб для живущих в наше
Юрий Степанович вернулся со Слуховщины в радостном и бодром настроении. Казалось, что все основные трудности позади – работа уже началась, и только от его собственной энергии зависит дальнейший успех. На объявленный управлением постройки рабочего городка конкурс стали поступать проекты. По идее Юрия Степановича проекты эти рассматривались самими рабочими и вот в одном из фабричных корпусов – выставка проектов. Многочисленные предложения, поправки и дополнения к выставленным проектам рабочих жилищ стали поступать о контору.
Интерес был возбужден, надо было этот интерес поддерживать, и вот: в фабричном районе – диспут на тему: «рабочее жилище».
Подробному обсуждению подвергались вопросы: строить ли большие общежития, нужны ли общие кухни, какой тип построек лучше – одноэтажный или двухэтажный, нужны ли общие столовые. Вокруг каждого вопроса разгорались споры, споры эти перешли на страницы газеты, уделявшей ежедневно столбец рабочему строительству.
Юрий Степанович, автор проекта постройки и заведующий управлением, за короткое время успел сделаться самым популярным лицом на Грабиловке и Плешкиной слободе. Этому помогали и диспуты, и доклады, и газетные статьи, и личные беседы – Бобров готов был читать доклад в любое время и в любом месте, он готов был на улице дать каждому встречному подробный ответ на все его вопросы, он, наконец, умел каждый сбой доклад и каждый ответ составить так, что его фигура, его личные заслуги выступали непроизвольно на первый план: и не было ли это заслуженным и, может быть, единственно ценным для него вознаграждением за проделанную ни работу? Ведь старое правление кооператива за два года не успело сделать и сотой доли того, что сделал Бобров за несколько месяцев. Широкая популярность в рабочих кругах создавала Боброву особую репутацию и в среде сильных губернского города.
Словом, были налицо все признаки реальности выполнения задуманного Бобровым плана, были налицо все признаки несомненной удачи – и вдруг кто-то одним росчерком пера сделал так, что из несомненной реальности проект снова стал неосуществимой химерой: из центра был получен отрицательный ответ на ходатайство о ссуде.
Может быть, только такого ответа и можно было ожидать, может быть, строители, увлекшиеся своим планом, не должны были забывать о существовании сотен других городов, в которых есть свои Грабиловки и Плешкины слободы, претендующие с одинаковым правом на широкое развертывание строительства; они, может быть, должны были знать, что средства государства невелики, что, наконец, просьба их несколько запоздала – все это, может быть, должны были они знать и предвидеть, но тем не менее отказ был воспринят ими как признак окончательной гибели дела.
Бобров, согнувшийся, жалкий, даже, постаревший, уже не мог соблюдать того тона, который был усвоен им, в роли начальника предприятия. Архитектор потерял свою обычную шутливость и мрачно играл пальцами, сложив на груди маленькие руки. В соседней комнате не было Алафертова, который решил, что теперь незачем аккуратно посещать
– Ну так что же? – в сотый раз спрашивал Юрий Степанович. – Лукьянов советует возобновить ходатайство, думает, что пересмотрят…
– Улита едет. Покрепче бы что-нибудь. Что такое бумага – к бумаге и отношение бумажное. Поехать бы кому… Ведь мы уж дело начали, расходы произвели, лес рубим…
– Немножко зарвались…
Долгое, напряженное молчание.
– Теперь так, – вслух рассуждал архитектор – мы будем настаивать, а нам скажут, почему, именно у вас. Почему не в другом месте? И ведь они правы – вот в чем штука. Ратцель прав, А впрочем…
Он лукаво посмотрел на Боброва – Бобров посмотрел на него с надеждой – А впрочем, – продолжал архитектор, опуская глаза и как бы рассуждая сам с собой – нам бы в этом деле здорово помог товарищ пожар…
– Кто?
– Пожар, – ответил архитектор. – Впрочем, это ерунда. Тридцать лет не горело, а теперь с чего…
И, нахлобучив на голову кепку, архитектор, молча вышел из конторы, предоставив Боброва его собственным мыслям.
Какие же мысли могли быть у нашего героя? Вот он держал уже, казалось, в руках сказочную жар-птицу, – а она, вильнув хвостом, вдруг улетела, не оставив нашему Ивану-Царевичу ни одного золотого перышка. Год еще, два еще – и он уже не сможет начать новой борьбы, он погибнет, он обратится в мелкую крысу советских канцелярии. Хорошее место, жена, дети, выступления с докладами, скромная слава хорошего работника и скромное уважение таких же скромных лиц…
– А что нужно? Какие-то пустяки! Ничтожная ссуда… Что это архитектор говорил о пожаре? А, ерунда! Всегда он скажет, что-нибудь… этакое…
XV
Я хочу горящих зданий…
Обычно темное окно комнаты Боброва на Грабиловке было освещено.
– Кто меня ждет? Вот не вовремя.
– Это ты, Нюра, – спросил он таким тоном, в котором чувствовалось явное недовольство.
– Ты что же, – не рад мне? – ответила Нюра с виноватой улыбкой, подавая ему руку.
– Конечно, рад, – поспешил ответить Бобров, стараясь выдавить приветливую улыбку, но вместо того только нелепо ухмыльнулся: – Давно ждешь?
– А я тут убралась у тебя. В какой грязи ты живешь! Чайник вскипятила – держу на примусе…
Бобров только теперь заметил, что в комнате действительно чисто прибрано, его вещи не валяются на полу и на столе, к лампе прилажен бумажный абажур.
– Мне ведь некогда, сама понимаешь. – И не надо. Сюда никто не заходит, я один. Зачем ты это сделала?
Нюра опустила голову, почувствовав в его тоне упрек.
– Так, от скуки…
«Зачем она пришла? Может быть, хочет здесь остаться. Этого еще не хватало!»
Неожиданный приход Нюры, которую он давно не видел, прибранная комната, кипящий на примусе чайник – все это как нельзя больше усугубляло и без того мрачное настроение нашего героя.
«Утешать будет. Как в романах – герой забывается на груди любимой женщины… Какая гадость»…
Она то и дело бросала на него покорные и любящие взгляды, те самые взгляды, которые в последнее время были ему особенно неприятны. Он привычно отвечал на эти взгляды, не ощущая ничего, кроме раздражений, и даже, пожалуй, некоторой неосознанной, покамест, ненависти.