Город на крови
Шрифт:
Ермаков гнал и гнал машину, обгоняя попутные колонны грузовиков, санитарные обозы, многочисленные группы беженцев. Иногда он останавливался, чтобы расспросить водителей попуток, где находятся ближайшие воинские части. Но водители знали лишь о том, что какая-то стрелковая бригада воюет возле Расховца.
Наконец, Ермаков увидел движущуюся навстречу легковую машину. И тут же затормозил, чувствуя, что ему, наконец, повезло. Оказалось, что в этой машине находится направлявшийся в расположение 111-й бригады офицер связи штаба 40-й армии, с которым Ермаков был знаком. Как тот сообщил, передавая Ермакову пакет от замкомандующего 40-й армией генерал-майора Жмаченко, 111-й бригаде по-прежнему предписано оборонять Расховец. Нужно было держать коридор отхода 121-й стрелковой дивизии, которая всё ещё сражалась на передовом рубеже. Лишь в том случае, если 121-й пройдёт по дороге через Расховец, 111-я бригада получит права на отход.
Вернувшись в штаб подполковника Дрёмова в половине четвёртого, под грохот оглушительной канонады, Ермаков передал ему пакет и устное сообщение. Тот, хмуро кивнул, прочитал приказ, и посмотрел на Ермакова так, словно ждал от него чудесного совета.
–Знаете, что происходит там? – комбриг указал в окно. – Очевидно, противник подтянул резервы, в том числе пехотные. При этом «кавалерийские» атаки их танков закончились. Немцы действую уже осторожнее и потому намного опаснее. Теперь их танки лишь показываются нашим орудиям и тут же прячутся за другими подбитыми танками, едва наши начинают артиллеристы по ним стрелять. После этого немцы концентрируют огонь исключительно на только что стрелявших батареях, так что расчёты не успевают откатить орудия на вторые позиции. К тем участкам, где у нас образовываются орудийные бреши, немецкие танки подходят углом, чтобы огонь из противотанковых ружей приводил к рикошетам. После этого начинается охота за расчётами ПТР.
–Но наши ещё держаться!
–Пока держатся. Но бои стали по-настоящему ожесточенными. На отдельных участках нашу пехоту сильно потеснили. Эти позиции удалось вернуть контратаками рот резерва, но с большими потерями. Значительная часть артиллеристов убиты или ранены. Вместо них к орудиям встали пехотинцы.
Наконец, Ермаков понял, зачем комбриг затеял с ним этот разговор.
–Приказ – есть приказ, – медленно произнёс Ермаков. – Людей жалко, всех нас – но вы правы, когда приказываете им стоять до конца. К тому же, село почти окружено, так что в светлое время суток нам всё равно не уйти. Будем ждать 121-ю дивизию, а заодно и ночи!
–Да, по-другому нельзя, – удовлетворённо произнёс Дрёмов и пристукнул ладонью по лежавшей на столе карте.
Когда Ермаков перебежками добрался до начала хода сообщения у северо–восточной окраины и пошёл по нему, то и дело прячась от взрывов за бруствером, он вдруг подумал, что там, впереди – лишь разбитые орудия и трупы. Когда же он увидел «свой» расчёт в целости, а возле него Скоробогатова, то едва не запел от радости. Артиллеристы тоже были рады его появлению.
–19 танков уже, и пехоты побили не менее батальона! – крикнул ему Скоробогатов, который был контужен. – Из штаба бригады посыльный прибегал. Сказал, что все УСВ и полковые пушки разбиты. Но «сорокопяток» ещё три целых: кроме наших двух, там, слева ещё одна. И петеэрщиков хватает. Так что держимся. Вы, товарищ майор, сходите на левый фланг! Может, офицеров там всех побило.
Ермаков махнул рукой и побежал по ходу сообщения налево, куда указывал старший лейтенант. Бежать было тяжело – то и дело встречались участки, где стенки прохода были снесены в результате прямых попаданий.
Миновав перепаханный снарядами участок, где раньше, как помнил Ермаков, находилась батарея УСВ, он пробежал ещё около ста метров и, наконец, увидел впереди «сорокопятку». Справа от траншеи откатывались, ведя огонь на ходу, несколько немецких танков.
Внезапно возникшее острое чувство опасности заставило Ермакова остановиться, когда до «сорокопяток» оставалось метров пятьдесят. Он увидел, как из серой дымки перед траншеей выдвигается угловатая «тройка». Точно пущенный снаряд взорвался на позиции батареи, разбив орудие и убив обоих его последних артиллеристов.
В этот момент пехотинцы в траншее закричали, махая руками, указывая вверх. Там, словно ангелы над адовой пеленой неслись над нашими позициями в сторону немцев пять нежданных штурмовиков Ил-2. Несколько десятков бомб обрушились на группу немецких танков, рассыпав её в считанные минуты; затем, штурмовики развернулись и прошли над полем в дыму и пламени, обстреливая немецкую пехоту из пушек.
Неподалёку раздался металлический грохот, земля вздрогнула так, что у Ермакова зашлось сердце. Пронзительная танковая сирена взвыла у траншеи и быстро затихла. Теперь уничтоживший «сорокопятку» немецкий танк представлял собой груду дымящегося железа. Его башня валялась на краю площадки, обе гусеницы лопнули и растянулись в стороны, словно кишки убитого зверя.
Уносящийся на восток «штурмовик» покачивал крыльями; его лётчик, явно, был доволен выполненной работой.
После того, как в пятом часу немцы, наконец, отошли, комбриг Дрёмов принял решение уплотнить оборону бригады. Остатки подразделений он отвёл в село, откуда население ушло ещё днём. За крайними домами бойцы бригады спешно вырыли окопы и устроили стрелковые точки в подвалах, пробив оттуда окна. Обе оставшиеся «сорокопятки» Дрёмов разместил на восточной окраине, чтобы простреливать подходы к дороге, ведущей от Черемисиново через Расовец. Это позволяло прикрыть части 121-й, если бы они, наконец, появились у села.
Все работы велись под непрерывной бомбёжкой. И, хотя «петеэрщикам» и пулемётчикам удалось свалить ещё два пикировщика «Юнкерс», потери бригады от бомбёжек продолжали увеличиваться.
В 18.00 началась четвёртая атака на Расховец. К немцам к этому времени подошло новое подкрепление, так как уже сразу шесть групп танков, каждая численностью до 30 единиц, поддержанных большими десантами, пошли в наступление на село. Очень скоро группы наступавших достигли новой линии обороны бригады. Танки были остановлены расчётами противотанковых ружей, но всё равно пехота противника ворвалась в окопы. Впервые за день в расположении бригады начался ближний бой, то и дело доходивший до рукопашной. Ни одна, ни другая сторона пленных в этой бою не брала.
Теперь немцы уже не отходили, лишь подкрепляли подразделения, ведущие жестокий бой на окраине села.
Трём немецким танкам удалось прорваться через позицию 2-го батальона. Два из них были тут же сожжены бутылками с горючей смесью, а третий, получив в упор множество пробоин от пуль ПТР, взорвался и сгорел.
Но к дороге, ведущей к Расховцу от Черемисиново, немецким танкам подойти не удалось из-за точного огня двух прикрывавших дорогу советских орудий.
С наступлением сумерек накал сражения лишь усилился. Бойцы 111-й бригады сражались упорно и яростно, не зная ещё, что около шести вечера 121-я стрелковая дивизия, к которой так и не пришла на помощь 14-я танковая бригада, начала отступать от передовой к реке Кшень.
Теперь путь понёсшей большие потери 121-й дивизии шёл на восток, по автодороге, ведущей через село Расховец к мосту через реку Кшень. От Черемисиново до Расховца всего 16 километров, но этот путь был для дивизии непростым, так как ей приходилось вести непрерывные арьергардные бои с преследующими её немецкими танковыми частями.
Лишь около девяти вечера колонны 121-й приблизились к Расховцу, где всё ещё продолжался бой. К этому времени на северной окраине села танками были раздавлены последние защищавшие этот рубеж расчёты ПТР, и теперь немцы постепенно продвигались вглубь села, преодолевая сопротивление рассыпавшихся по нему разрозненных подразделений бригады.