Город Последний
Шрифт:
– Я работаю… работал на Гамбургскую пароходную компанию. Писал туристические обзоры. Работа была неплохая, много успел повидать. Последним заданием были тексты о Городе – общая информация, достопримечательности, нравы местных жителей…
– Нравы местных жителей? – с интересом переспрашивает Отто.
– Да… Вот так я и оказался здесь. Почему так получилось и зачем они это сделали – я не знаю.
– Ясно, – после секундной паузы ответил он. – У меня похожая история. Только всё случилось одиннадцать
Прикидываю, сколько ему было одиннадцать лет назад. Шестнадцать, семнадцать? Самое большое – семнадцать.
– Итак, вы писали туристические обзоры. Значит, в рекламе разбираетесь.
– Более-менее.
– Хорошо. У нас есть два, даже три направления. «Искра» выходит в двух вариантах: еженедельный общегородской листок и местный журнал раз в месяц. Местный – это на Заречье, вот этот район, – ловит он мой недоуменный взгляд. – Журнал вы наверняка не видели, а с листком уже знакомы?
– Да. Он показался мне милым. Забавным.
– Такой и есть, – улыбается Отто. – В листке тоже два направления: реклама и памфлеты. Вы бы что предпочли писать?
– Могу и то, и то. А хотел бы я делать уголовную хронику.
– В листке мы это не пишем. А в журнал я вас сейчас не могу взять.
Звучит окончательно.
– Тогда, – говорю, – можно и рекламу, и памфлеты. Только нужно будет полистать архив номеров, чтобы глубже ознакомиться. С местной революционной спецификой.
– Это легко. Вы где живете?
Называю адрес.
– Центр, это хорошо. У нас там типография неподалёку, – он на мгновение задумывается. – Давайте так: вы сейчас возьмёте с десяток старых листков и просмотрите их дома. Напишете три – четыре текста в таком стиле. Про консервный завод, про работу порта, про преступное бездействие властей касательно давно известных климатических особенностей… Про намеренный изоляционизм! Отличная формулировка, кстати, – и он тут же записывает «Намеренный изоляционизм» в блокнот.
Что тут намеренного, я не вижу, но не спорю.
– Только общими словами, я вас прошу. Без конкретики. Не вникайте пока во всё это, – он внимательно смотрит на меня.
Киваю.
– Общими словами – это я запросто.
– Отлично. Если будут новые заказы на рекламу – пришлю их вам, тоже напишете. В конце недели отнесёте тексты в типографию – я вам скажу адрес – они сверстают сами, как надо. Посмотрим, что получится.
Я удивляюсь.
– Это, – говорю, – вы меня наняли? Или это такой испытательный срок?
– Это проверка, – смеётся Грюни и, глядя на мое изумлённое лицо, добавляет. – Один номер такой пакости, как листок, не жалко. Попробуем!
Это даже оскорбительно.
– А оплачиваться эта проверка будет? – грубо спрашиваю я.
– Двадцать гульденов, если номер нормальный. Пять безвозмездным авансом. Согласны?
– Согласен.
Про себя думаю, что двадцать гульденов за три – четыре текста – совсем неплохо. Месячная плата за квартиру обошлась мне в сто.
Он тут же достаёт из кармана старый бумажник потёртой коричневой кожи и протягивает купюру.
– Договорились. В перспективе я листок целиком свалю на вас, а сам займусь журналом. С оплатой решим – вы можете брать двадцать процентов от стоимости объявлений или фиксированный оклад, – он неуверенно чешет бакенбард. – Сто пятьдесят гульденов? Двести? Я просто давно не был в центре, не знаю, какие сейчас цены.
– Лучше двести, – говорю. – Или проценты. Но это позже можно решить.
– Хорошо, – он с облегчением вздыхает. – Договорились. Сейчас я вам подберу номера. И сварю кофе.
Он встаёт, подбрасывает дров в печурку – та сразу же радостно гудит. Отто тем временем неизвестно откуда достаёт пачку кофе и огромную закопчённую турку. Воду он наливает из жестяного ведра за печкой.
– Последите пока, – дружелюбно предлагает он и уходит шебуршать в коробках.
Слежу за кофе и думаю. Революционер, который не знает местных цен? Ещё поразительнее: редактор, который не знает, какой оклад предложить? Очень подозрительно.
И почему нельзя вникать в подробности? Что это у них за тайны на этом консервном заводе… Или может, Отто – скрытый оппортунист, агент местного капитала? Так сказать, забалтывает революционную повестку дня… Улыбаюсь последней мысли.
Отто возвращается с кипой рекламно-революционной «Искры». Кофе закипает.
Мне он наливает в изящную фарфоровую чашку с отбитой ручкой, себе – в железную походную кружку.
– Коньяку?
– Спасибо, я не пью. Только пиво.
– С пивом в Городе не очень, – вздыхает он. – Только привозное. Впрочем, вы попали в сезон. Корабли к нам идут.
Осторожно держа увечную чашку, пробую кофе. Похуже моего, но ничего.
– А кстати, почему вы не уехали? Ведь вы, я так понял, прибыли как раз к началу сезона отбывающих кораблей.
– Так было же задание, – удивляется он. – Я и работал потихоньку. Город – очень закрытое место. А Заречье – это вообще город в Городе. Я далеко не сразу всё узнал.
– Странно, – говорю. – А мне просто знакомый объяснил. Хотя я тут всего пару недель.
Отто бросает на меня внимательный взгляд, потом пожимает плечами.
– Повезло, наверное. А впрочем, вам всё равно в ближайшее время не отбыть…
Интересно, он пытается сказать, что мне сразу объяснили ситуацию только потому, что я всё равно не могу уехать в ближайшие пять лет? Господи, да зачем я здесь Клаасу нужен?