Город, стоящий у солнца
Шрифт:
— А Вы, госпожа? — это был, как ни удивительно, Гром.
— Демоны и их рабы возвращаются на своей земле, — холодно бросила Найт.
В мучительном ожидании прошло больше часа. Матросы-безымянные возились на корме с каким-то монструозным агрегатом, в носовой части подготовка чего-то дико похожего на американский «вулкан» подходила к концу — там был и капитан, и первый помощник, непрерывно слышалась крепкая брань, ускорявшая работу. Нас уже «вели» — пока ещё осторожно, не высовываясь из-за облаков. Ещё через час томительного — скорей бы уже сдохнуть, это всё равно лучше чем ждать — ожидания нам выдали дополнительный боезапас, стрелки и обслуга заняли места у гатлингов… И я вдруг
— Огонь! Огонь!
Это оказалось на удивление музыкально. Сначала забухал кормовой гатлинг — бархатисто, мощно, как бас-гитара. Второй, чуть поменьше размерами, а оттого более звонкий и ритмичный, вступал реже — видно, стоявший за ним стрелок был не в пример опытней и экономил патроны. А во всём этом барабанной дробью — наши ружейные выстрелы. Чем-то походило на Chop Suey от System of a Down.
«I, cry, when angels deserve to die…»
Они спикировали первый раз — о огненные клинки срезали как косой двоих или троих безымянных. А эти крылатые, они ещё и умудрились разбросать шары, которые разбиваясь выпускали в мир записанные в них душеспасительные беседы. Они, и впрямь, что ли считают нас «заблудшими овцами» и «несчастными жертвами»?
Один из них, выходя из пике, попытался схватить блондинистую Настю — но получил метательный нож в горло — тяжёлая винтовка девушке категорически не понравилась — и скатился по инерции за борт. Ещё одному послал пулю вдогон наш гитарист. Пуля оказалась быстрее.
— Шевелись! Они продолжат атаковать, пока хотя бы одного из вас можно будет «спасти»! — проорала Ира мне в ухо, и тут же высадила все пять патронов по заходящему на третий круг пернатому.
— Отказ от спасения — фраг?
— Схватываешь на лету!
Я прицелился в другого крылатого — но тот внезапно превратился в огненный шар — понёсся вниз.
— Что это было, бля?!
— На Грома глянь!
А наш очкарик и впрямь зажигал. Такое чувство, что он выплёскивал на этих летунов всю свою боль, унижения, всё, что слышал и «получал» во время ночных «бесед» с куратором. Один из пернатых, кстати, упал ему под ноги — и Гром вместо того, чтобы добить его сразу, поставил ногу ему на горло, прострелив предварительно обе руки, чтоб не дёргался. Руки он держал как-то странно: одна ладонь впереди, с тремя расставленными буквой W пальцами, правая — между ней и лицом. Только увидев, что ангел, влетевший в продолжение «этой линии» запылал и понёсся вниз, я понял, что это должно символизировать «корону» — совмещённые мушку и целик механического прицела. Я услышал резкий звук сзади, обернулся — и от неожиданности всадил в хитрого пернатого пять пуль кряду. И не убил, кстати! Все выстрелы попали в руки и крылья, но враг рухнул к моим ногам.
— Вы сами избрали свой путь, — прозвучало откуда-то сверху, и наши враги рванулись ввысь.
— Этих не добивать! — приказала Найт, — Оставьте нас наедине!
Приказ есть приказ — да мы и сами были рады смыться с открытого пространства куда-нибудь в трюм. Жаль только, даже сквозь толстые доски мы слышали их жалобные крики. Ну, а потом подошёл помощник капитана и улыбаясь сообщил, что «всех просють».
За спиной Найт на палубе стоял кто-то из безымянных с большим кубком в руках и внушительных размеров бутыль. Сама госпожа куратор держала в руках два чёрных плаща, покрытых обгоревшими перьями, так поразивших
— Это вам. Законный трофей. — он протянула один мне, другой Грому, — В наших кругах вещь редкая, статусная, можно сказать, — и увидев наши удивлённые лица, она пояснила, что это — всё что осталось от крыльев наших врагов. Знак победы и триумфа.
— Вы готовы стать среди нас своими. После этого никто не будет больше никогда претендовать на ваши души и вашу свободу. Кроме того вы переходите под нашу юрисдикцию, и светлые ничего не смогут вам сделать. Вы рады?
— Да, госпожа куратор, — откликнулись мы хором. Просто сказали то, что от нас хотели услышать. Искренне ли? Найт это не волновало.
— Хорошо. Тогда последняя формальность: напишите на этих листах свои самые главные страхи, свои недостатки и слабости. У вас есть пять минут, время пошло. Я написал… Неважно. Никому не нужно знать об этом, кроме меня. Мои старые страхи останутся там, и никому не следует о них знать. Через пять минут госпожа куратор собрала листы, сожгла и развеяла пепел по ветру:
— Без боли, без тоски, без слабости. Через смерть к вечной жизни. Да будет Тьма благосклонна к своим новым детям, — раб тем временем наполнял кубок, и на последней фразе подал его госпоже куратору.
— Пейте. Все, по кругу, пока не осушите кубок до дна, — велела она, и сделала первый глоток.Ну, мы и отпили по глотку, собственно, чего уж там?
— Странное оно какое-то, — поморщилась Ира, — как будто слегка разбавлено.
— А ты в этом разбираешься? — удивился Гром.
— Видимо разбирается. Оно было разбавлено. Их кровью. Рада приветствовать вас в нашем мире!
Я думал, меня сейчас стошнит, остальные выглядели поражёнными, испуганными, но каждый делал новый глоток, когда снова приходила его очередь. Мерзкие всё-таки создания — люди. Ну или мы пятеро, по крайней мере. Я всю жизнь не понимал «как можно», откуда в человеке оказывается столько звериного и нечеловеческого. Ну я-то не такой, я хороший!
И вот мы убивали — я видел азарт в их глазах и сам, наверное, выглядел не лучше. Мы убили врагов и выпили их кровь — и ничего, никого не стошнило. Никто не возмутился, не сказал «стоп» ни себе, ни другим. Может мы и впрямь демоны, были ими всегда, только прятались до поры в человеческом обличье? Плевать. После того, как ритуал нашей «инициации» был завершён, на палубе появились бутылки вина и коньяка, закуска, гитара… Никого не мутило, никто не испытывал ни малейшего дискомфорта.
— Между первой и второй…
Остаток плавания я помню плохо. Всё так смешало, переломало, перекрутило в памяти: вот Гром разливает, Капитан готовится произнести тост — над нами, вроде, светит солнце. А вот мы уже поём под гитару. Под светом далёких звёзд. Нестройно, но весело:
« — Мы — лёд под ногами майора!
– Мы — лёд под ногами майора!
— Мы лёд под ногами майора-а-а-а…»
А затем, кажется, снова капитан, он, оказывается тоже умеет играть, играет что-то про бунт на судне — Высоцкого — и плачет. Он нормальный мужик, человек. Никакой не падший ангел, а что шрамы — так он тут дольше нас всех. Его где-то в тысяча семисотых убили. Был парень, сын генерала колонии на Невисе, Джеймстауна, что ли. Поссорился с отцом, купил шхуну, хорошую — двухмачтовую, с двумя десятками пушек. По морю как чайка летала, только… Не захотели бывалые матросы под сопляком ходить — ночью горло перерезали и концы в воду. Снова светло — только это не день, это мы границу территориальных вод Тёмного Берега пересекали. У тёмных граница так граница — где-то миля горящей нефти на поверхности воды. Отчего судно не загорелось, не знаю — можете даже и не спрашивать. Чудо.