Городская Ромашка
Шрифт:
Он хотел подняться, но Тур положил ему руку на плечо.
– Ты погоди, - сказал он.
– Я ведь не все тебе сказал. А-то говоришь-то ты все складно, да только все равно… Я же вижу, что обидели мы тебя, да и Ромашка переживает.
Мирослав остался сидеть на траве.
– Сильно болеет?
– тихо спросил он.
– Сильно, - вздохнул Тур.
– Мать говорит, что ничего страшного. Ну, ей лучше знать, она в этом понимает. Ты знаешь… Ромашка пошла бы к тебе сестрой, да это… Нехорошо это было бы. Ты понимаешь, Мирослав, лучше пусть уж моей сестрой будет. Меня-то она не любит.
– Как же?
– брови Мирослава чуть
– Братом назвала, а ты говоришь - не любит?
– Ну… как брата она меня любит. И тебя любит, но по-другому…
Мирослав медленно повернул голову, посмотрел на Тура, вновь отвернулся к реке. И закрыл лицо ладонями.
Наутро Ромашка проснулась рано, за окном пели птицы, первые лучи едва-едва освещали помещение. Голова не болела, и температуры тоже вроде не было. Ромашка села. Тело казалось необычайно легким, но когда девушка встала на ноги, коленки задрожали и едва не подогнулись. Придерживаясь за стенку, Ромашка вышла в горницу. Тур с Димкой уже позавтракали, и тетушка Звана послала их на огороды, а сама сидела на лавке под окном, вышивая сыну новую рубашку.
– Как ты, дочка, получше?
– с улыбкой спросила она.
– Да, кажется да, - ответила Ромашка и тоже опустилась на скамью.
Мать Тура отложила вышивку и пошла к печке. Вскоре перед Ромашкой стояла тарелка с дымящейся кашей и кусочками мяса.
– Ешь, девочка, ешь. Тебе бы теперь сил набраться…
Ромашка не хотела бездельничать, но руки были еще слабы, и непослушные пальцы не хотели даже иголку держать как следует. Девушка покормила собаку, посидела немного во дворе, глядя за реку, туда, где на огородах Тур с Димкой урожай собирали. Она видела лишь несколько белых точек, и которые из них - ее названные братья, не разглядела.
На свежем воздухе Ромашка почувствовала себя куда лучше, и даже решила, что вполне может прогуляться туда, за реку.
– Я пойду, пройдусь немного, - сказала она матери Тура. Тетушка Звана посмотрела на нее внимательно, а потом кивнула:
– Иди. Только уж пока не бегай.
И Ромашка пошла. Сначала ноги переступали как-то неуверенно, но потом стало легче. Девушка, чуть щурясь, глядела по сторонам, солнце ласкало ее лицо. Она не услышала шагов за спиной и обернулась лишь тогда, когда ее окликнули:
– Ромашка!
Девушка сначала удивилась, увидев Мирослава, потом робко, нерешительно улыбнулась. Он был такой светлый - и штаны из невыбеленной ткани, и сорочка, вышитая красным узором по рукавам и у ворота, и волосы… Только лицо хмурое. Мирослав виновато опустил голову:
– Прости меня, Ромашка, я не знал…
Отчего-то Ромашка не смутилась, наоборот - ей стало так хорошо и легко, словно с плеч упала тяжелая ноша. Молодец все-таки Тур, не послушал ее, трусиху, поговорил…
– Все хорошо, - тихо сказала Ромашка.
– Обидел я тебя…
Ромашка не ответила. Ей нечего было сказать. Она-то и не обижалась вовсе: сама виновата, надо было сказать все, как есть, а не ждать, пока Тур за нее решит.
– К Туру идешь?
– спросил Мирослав, и девушка кивнула.
– Ходишь еле-еле… Я провожу.
Глава 18
Настало время сбора урожая, и всех жителей Вестового и еще нескольких ближних поселений пригласили на праздник в Долину Ручьев. В Вестовом люди больше скотину разводили да рыбачили, но когда приходила пора сеять пшеницу или собирать урожай, жителям Долины помогали все. И праздновали потом вместе.
Ромашка к тому времени как раз окончательно поправилась. Тур сдержал слово и учил Ромашку рыбачить. Они целый день сидели втроем - куда же без Димки - на берегу Родны, и Ромашке даже удалось самой выловить трех-четырех рыбешек, в то время как Тур с Димкой ведро наловили. После полудня к ним присоединился Мирослав. Ромашка увидела его не сразу, а, встретившись с ним взглядом, - смутилась. Ей очень хотелось знать, что же теперь Мирослав о ней думает, но читать мысли Ромашка не умела, к сожалению, а может и к счастью, потому скоро и оставила всякие попытки.
Мирослав, как ей показалось, чувствовал сам огромное облегчение оттого, что все, наконец, разъяснилось, и вел себя так, будто не было ни обиды, ни объяснения после, то есть, рассудила Ромашка, по-прежнему относился к ней как к сестре. Или как к хорошему другу. Это дорогого стоило, и Ромашка даже радовалась - теперь у нее есть два настоящих друга. Вернее три: Димку девушка тоже зачислила в друзья.
Этим вечером Ромашка и узнала, что назавтра все они приглашены на обжинки. Праздник обещал быть шумным и многолюдным, так как в Долину Ручьев ехали не только из Вестового, но и из Дубнянки, и из Гористого. Ромашка радовалась предстоящей поездке ровно до того мгновения, как вспомнила, что в Долине Ручьев живет Злата. Как ни странно, первая мысль Ромашки при этом была рождена не ревностью. "Как же Мирослав?
– подумала она.
– Каково ему будет ее видеть?" И Ромашка вечером, после ужина, сообщила Туру свои подозрения:
– Он не поедет.
– Поедет, - сказал Тур.
– С утра ведь будем помогать, дожинать, последние снопы вязать. Поедет, это точно, а вот останется ли на праздник…
Утро была жарким, ясным. На запряженных лошадьми бричках люди ехали по несколько семей, весело разговаривая, то и дело над дорогой, идущей вдоль реки и иногда ныряющей в лес, разносилась песня, поддерживаемая многоголосым хором. Девушка нашла глазами и Мирослава. Он ехал вместе с родителями немного позади, и девушка впервые смогла разглядеть его мать. Любима была женщиной еще молодой и красивой, над большими карими глазами - черные ниточки бровей, темная коса уложена вокруг головы. Любима и Вояр, родители Мирослава, действительно смотрелись красивой парой. И благополучными супругами, любящими, заботливыми…
У Мирослава вид был нельзя сказать чтобы грустный, но девушка подумала, что в ехать Долину Ручьев у него нет никакого желания. Хотя, может, Ромашка и ошибалась? Увидев ее, Мирослав улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Тур махнул ему рукой.
В тот день Ромашка устала и вымоталась, правда больше всего именно из-за жары, а не оттого, что перетрудилась. Народу было много, и работа спорилась. Когда, наконец, был связан последний сноп, традиционно украшенный васильками, над полем зазвенели песни да заиграли дудки. Разом усталость прошла, и захотелось тоже петь и плясать. Мужчины подняли дожинок и понесли к деревне. Впереди всей процессии Ромашка разглядела красивую девушку с длинной косой золотых волос, в которых, словно среди колосьев зрелой пшеницы, голубели искусно вплетенные васильки. Ромашка сразу узнала Злату.