Городская Ромашка
Шрифт:
– И оставишь мать и Ромашку без присмотра?
– спросил Тур.
– Как же я тогда биться смогу, если буду знать, что некому приглядеть за ними? Я-то на тебя надеялся, Дмитрий…
Димка хотел что-то возразить, но умолк на полуслове и виновато опустил голову. Тур обнял напоследок мать, Ромашку и, подчеркнуто по-взрослому пожав руку Димке, зашагал к месту сбора.
На подходе Тур махнул кому-то рукой, и Ромашка сразу увидела ответный взмах. Мирослав сидел на повозке, а рядом с ним - еще несколько человек, и всех их девушка знала хотя бы в лицо. Были там и двое молодых парней, что вечерами приходили под старые яблони, и грозный черноусый сосед, отец Радмилы, и старший брат Миланы. И Ромашке вдруг стало страшно, по-настоящему страшно. Как когда-то, еще живя в городе, она вдруг поняла,
Тур как раз подходил к повозке, но Мирослав смотрел уже не на друга, а куда-то поверх его головы, где на пригорке замерли три фигуры в светлых одеждах - мать Тура и его названные брат и сестра. Взгляд Мирослава остановился на бледном лице девушки с пепельно-русыми волосами, спускавшимися немного ниже плеч. Серые глаза Ромашки смотрели прямо на него, огромные, полные беспокойства - это даже издалека видно. Мирослав уже знал от отца все подробности переданного патрульным Соколом сообщения, потому понимал, что бой им предстоит нелегкий, знал также и то, что любой из тех, кого сегодня провожают, может не вернуться домой, но… На лице его сама собой появилась улыбка, и Ромашка, увидев эту улыбку, немного успокоилась и тоже робко улыбнулась, сдерживая просящиеся на глаза слезы.
А спустя два часа после того, как мужчины-воины покинули Вестовое, на дороге показались повозки с жителями соседних поселков. Тетушка Звана пошла встречать соседей, а спустя какое-то время вернулась и привела с собой еще четверых человек - женщину с двумя детьми - взрослой дочерью да маленьким сыном, - и стареньким отцом. Женщина держались спокойно, а вот дочка ее постоянно прятала зареванное лицо и не переставала всхлипывать.
– Мы как раз свадьбу играть собрались. Уж и жених приехал из южных выселков, а тут такое… Муж мой да дочкин жених остались там, воевать будут.
При этих словах девушка еще громче зарыдала. Тетушка Звана смотрела на девушку с жалостью, но раз и мать утешить не смогла, то куда уж ей пытаться.
Ромашка все это время стояла чуть в сторонке. Димка, что сидел на лавке, при виде незнакомых людей придвинулся к ней поближе, а после принялся дергать за платье и делать какие-то малопонятные знаки, явно пытаясь обратить внимание девушки на что-то очень, с его точки зрения, важное. Девушка успокаивающе похлопала его по плечу. Оставив Димку сидеть на лавке, Ромашка к безутешной невесте и, приобняв ее за плечи, сказала тихо:
– Пойдем, Злата, пойдем со мной.
От удивления Злата перестала плакать и подняла на Ромашку поразительно-синие глаза.
– Ты меня знаешь? Откуда?
– Сейчас расскажу. Пойдем пока ко мне в комнату, там и поговорим.
Мать Златы смотрела удивленно, как девушка с коротко стрижеными волосами беспрепятственно уводит ее примолкшую дочь. Прежде, чем дверь за ними закрылась, до слуха женщины долетел негромкий, спокойный голос:
– Да и ты меня видела пару раз, может, не запомнила. Я городская, с Мирославом вместе пришла…
Глава 20
Благодатной тишины не было и в помине. Мелодичное журчание множества ручьев едва слышалось за ржанием лошадей, скрипом колес, голосами мужчин - командами, распоряжениями да тревожными разговорами. Сивер спрыгнул с повозки и неторопливо пошел через лагерь, глядя по сторонам. Уже стемнело, и бойцы разжигали костры да располагались вокруг них на желтеющей траве.
Командиры собрались отдельно у большого костра, обсуждали план завтрашнего боя. Сивер издалека наблюдал за ними какое-то время, потом сам присел на землю. Ему предстояло подумать о многом. От наставника своего Сивер знал уже ситуацию, и смог отпроситься сюда, в Долину Ручьев, лишь по той причине, что нужны были по-настоящему сильные бойцы, а таких, как Сивер, было очень и очень немного. Насколько немного, Сивер понял лишь сейчас. "Ну и где теперь наше превосходство?" - невесело подумал он. Все вооружение армии - луки да ножи. Мечей немного, только у воевод и еще некоторых воинов постарше - до сих пор хватало луков и телепатических атак, да еще в серьезных боях всегда можно было заручиться поддержкой старейшин и мудрецов.
Но все-таки не зря их обучали воинскому делу, учили сражаться любым оружием, даже тем, что изготовляют в городах - если уж случится отобрать у врага, так чтоб могли в ход пустить. И без оружия учили, да так, что в городе, потеряв все свои телепатические способности, которыми Сивер по праву гордился, он все равно чувствовал себя опытным воином среди несмышленых детей - мог скрутить любого, выстоять не то, что против троих-четверых - и десятерых бы не побоялся. Хотя, если честно, Сивер быстро отучился относиться к городским жителям как к несмышленым детям - чересчур уж страшные вещи эти дети творили.
"Что ж, если защищают сознание - будем патроны рвать. И, кажется, у них еще гранаты есть - ну и превосходно" - рассуждал Сивер. На самом деле он был довольно далек от оптимизма. Знал, что они уничтожат чужих солдат, должны уничтожить любой ценой, но в то же время прекрасно понимал, что, скорее всего, цену за победу в завтрашней битве им придется заплатить очень и очень высокую. Сивер не знал, сколько здесь еще таких, как он - обученных настоящей войне, такой, когда силой мысли, силой сознания можно не только заставить человека бежать, а еще и просто бить, бить в тело на расстоянии, целясь в слабо защищенные места. Да, на те триста человек, что собрались сегодня в Долине Ручьев, таких действительно мало. Большинство бойцов обладают лишь основными навыками телепатии, и во время атаки играют роль вспомогательной силы - вступают в дело, когда сознание противника уже ослаблено, и остается только "добить" его. Они не в силах даже пробить защитный барьер, воздвигаемый разумом на пути вмешательства извне. Сивер же, в достаточной мере восстановив силы после пребывания в городе, мог бы поразить не одного противника, но он отдавал себе отчет в том, что силы его не бесконечны, да и бить противника с такой скоростью, как делают это вражеские автоматы, он не мог. "И почему мы отказываемся от их оружия?" - в который раз за последнее время пришла мысль, но Сивер отогнал ее - наставнику бы подобные рассуждения не понравились. "Мы должны совершенствовать способности, заложенные в нас природой" - говорил наставник, и тут уж Сивер не мог с ним поспорить, но… В данной ситуации это очень походило на то, что называют "естественным отбором". Он-то, Сивер, обязательно выживет, а вот эти молодые, едва постигшие самые основы боевого искусства? Что с ними? Или же происходящее заставит быстрее подтянуться до более высокого уровня тех, кто способен это сделать?
Отпуская Сивера из Родня, наставник взял с него обещание не ввязываться в рукопашный бой пока можно будет использовать преимущества атаки сознания и воли. Возможно, наставник полагал, что Сивер принесет таким образом больше пользы, а может просто не хотел терять своего лучшего ученика, который, если бросится в бой, не будет щадить себя, движимый лишь жаждой убивать врагов? Сивер не зря считал себя лучшим, хотя иногда ощущал легкие упреки совести за подобное самомнение: из тех, кого еще называли учениками, Сивер умел больше остальных, был самым опытным, самым знающим. Правда, после его возвращения из города, отношение наставника к нему переменилось. Он больше не одобрял действий Сивера, его суждений, не радовался его успехам.
– Почему?
– спросил однажды Сивер.
– В тебе слишком много ненависти, - ответил наставник.
– Она мешает тебе здраво рассуждать.
Тогда Сивер не понял, как может быть много, и даже слишком много ненависти к врагу, который грозится напасть на родную землю. Но вот, в один злосчастный день, такой же ученик, Мирослав из Вестового, вдруг решил поговорить с ним о том, что в городах есть и настоящие люди, которых нельзя так просто сбросить со счетов, принести в жертву. Сивер не собирался долго слушать эти глупости, но вдруг появился наставник и предложил им с Мирославом обменяться воспоминаниями. Они сделали это с помощью наставника.