Городская Ромашка
Шрифт:
На широком лугу у самой деревни люди остановились. Мужчины вынесли столы, женщины заставили их кушаньями. Ромашка ела немного, больше поглядывала по сторонам, чаще всего взгляд ее останавливался на спокойном лице Мирослава. На Злату он не смотрел. Один раз глянул - как только приехали - и больше не смотрел.
После молодежь затеяла танцы, а вскоре на лугу веселились все от мала до велика. Музыка была такой веселой, такой заводной, что Ромашка, стоя немного в сторонке и не решаясь присоединиться к всеобщему веселью, притопывала ножкой в такт. Тура окружили молодые девушки и увели в самый центр, Димка тоже недолго стоял рядом - побежал веселиться со здешними мальчишками. Тетушка Звана оживленно беседовала с круглолицей
А по дороге вдоль реки неторопливо удалялась одинокая светлая фигура.
Он ушел так незаметно, что даже Ромашка не сразу поняла, что его уже нет рядом. Девушка враз погрустневшими глазами следила, как постепенно скрывается из виду силуэт Мирослава, растворяясь в сгущающемся сумраке. Больше всего на свете ей хотелось сейчас побежать следом, но девушка осталась стоять на месте.
– Ромашка, пойдем! Пойдем с нами!
Разрумянившаяся Веселинка, не дожидаясь согласия, просто взяла Ромашку за руку и повела за собой, заводя хоровод. Ромашка растерялась так, что и не сопротивлялась даже, а после и сама не захотела уходить из веселого круга. Лишь изредка в голове проносилась мысль: "Как же он там, один?"
Тетушка Звана, как и многие взрослые, уехала домой пораньше. И уж только когда молодежь вдоволь наплясалась, последние гости покинули Долину Ручьев. Тур правил, и в повозке позади него сидели, кроме Ромашки и Димки, еще двое парней да Милана с Веселинкой. Все были уже настолько сонные, что клевали носом, и только Тур еще держался.
Повозка сбавила ход, и Ромашке почудилось сквозь наползающую дремоту, что кто-то запрыгнул к ним на повозку. Она разлепила сонные глаза - рядом с Туром, спиной к девушке, сидел Мирослав. Он принял поводья из рук Тура, который уже едва мог бороться со сном. Ромашка разглядела, что волосы Мирослава были влажные. "В речке купался" - решила девушка. Хотелось подобраться к нему поближе, но Ромашка поборола в себе это желание и все-таки заснула. Устав не столько от работы, сколько от танцев и переполняющих душу впечатлений, Ромашка спала крепко, и не проснулась даже тогда, когда повозка остановилась, и Тур на руках отнес ее в дом.
Долгие, солнечные дни уходящего лета были наполнены радостью. Ромашка наконец-то чувствовала себя своей. Ну и пусть она пока не умеет очень многого - учится ведь, да учится старательно, к тому же лучше тетушки Званы учительницы ей было не сыскать. Ромашка во всем старалась помогать матери Тура, и постепенно многое перестало казаться ей сложным и непонятным. Девушка уже без боязни входила и в курятник, и в хлев, и за вышивку бралась, правда пока лишь с тем, чтоб на следующее утро снова ее распустить да начать заново. А еще у Ромашки подруга появилась - Веселинка, добрая, смешливая девушка, несколькими годами младше самой Ромашки. Веселинка заходила за ней по вечерам перед тем, как отправиться к старым яблоням, где собиралась молодежь под практически незаметным присмотром кого-то из старших. Тур на этих посиделках присутствовал часто. Мирослав с ним ходил всего-то два раза, и сидел, тихо беседуя о чем-то с другом. Ромашка поначалу немного смущалась при нем, но это быстро прошло, и девушка больше не ощущала скованности в присутствии Мирослава, только тепло и радость от того, что он рядом.
И вот настал день, когда из Родня прибыл гонец и сообщил, что последний из добровольцев вернулся, и назавтра состоится Совет. Рано утром отправились в Родень. Путь был не близкий, но повозка катилась быстро. Тур снова правил, а Димка во все глаза наблюдал за ним, имея в виду и самому вскорости научиться. Ромашка смотрела по сторонам, а тетушка Звана негромко беседовала с Мирославом, выехавшим в Родень вместе с ними.
На площади уже собралось множество людей, и вновь прибывшим было не так-то легко найти место поближе к центру. А в центре площади, где несколько человек уже ставили скамьи для мудрецов Совета, сидел на траве человек в городской одежде. Черные как смоль волосы непослушно торчат в разные стороны, такая же черная щетина покрывает всю нижнюю часть лица, глаза опущены, а через лоб и правую бровь спускается к скуле широкий рубец. "Видать, в пути некому было помочь, залечить" - подумала Ромашка, с жалостью глядя на нового человека.
– Сивер, - услышала Ромашка голос Мирослава.
– Значит, это он.
– Сивер?
– переспросила девушка.
– Это его так зовут?
– Да.
– Ты его знаешь?
– Да. У нас один наставник.
– Наставник? А чему он вас обучает?
– Всему, - ответил Мирослав.
В это время сидевший в центре человек поднял глаза. Они оказались ярко-голубыми, как у Тура, но на темном лице Сивера они сияли двумя яркими звездами. На последнем добровольце были обычные джинсы, потертые, местами порванные, на правой ноге, чуть выше колена, штанина немного перепачкана кровью.
– Да, досталось ему, - пробасил Тур.
Сивер обвел глазами собравшихся, и когда взгляд его скользнул по лицу Мирослава, Ромашке показалось, что на лице Сивера промелькнуло неприязненное выражение. Ненадолго взгляд голубых глаз задержался и на девушке, и она ощутила легкий холодок. Глаза Тура были теплые, а у этого человека они оказались холодными, хотя и горели огнем, но огнем не жарким, а скорее замораживающим. "Наверное, это после города он такой" - решила девушка.
Мудрецы появились на площади, и тут же воцарилась тишина. После традиционных слов приветствия и напоминания о цели собрания, Любомира произнесла имя последнего добровольца:
– Сивер из Родня.
Человек поднялся и, чуть прихрамывая, вышел и встал перед мудрецами. Самое начало его рассказа удивило Ромашку - город, где пробыл этот год Сивер, тоже окружала высокая стена. Да только на этом сходство с Ромашкиным городом и закончилось. Никакой, пусть даже мнимой свободы, у жителей города не было. За ними следили всюду и повсеместно, их вечно пугали каким-то страшным врагом, который вот-вот может напасть на город и всех уничтожить, и потому людей постоянно готовили к нападению. Из рассказа Сивера вскоре стало понятно, что город словно представлял собой одну большую воинскую часть, а несколько заводов в нем - и те были оружейные.
Благодаря тому, что люди, слепо подчиняясь порядку, мало смотрели на других, Сиверу удалось довольно длительное время копировать их поведение, вклиниться в серую массу и ничем из нее не выделяться.
– Я делал то же, что и другие, - говорил Сивер.
– Я не вел разговоров с людьми, опасаясь, что на меня донесут, я внимательно смотрел по сторонам и слушал. И успел услышать много такого, что отбило во мне всякое желание помогать этим людям. Дети у них воспитываются в интернатах, семьи нет, дружбы нет - ничего человеческого нет. Они живут по десять человек в помещении и никогда не бывают одни. Женщины живут отдельно от мужчин, но внешне почти ничем не отличаются. Да и ведут себя точно так же, если не хуже, особенно когда к ним приведут новенькую из интерната.
Сивер помолчал, словно говорить дальше ему совершенно не хотелось.
– Мой рассказ не будет долгим, потому что иначе он получится чересчур однообразным. Каждый день был похож на предыдущий, и можно было бы запросто сбиться со счета, если б не календарь на стене над моей кроватью - единственный показатель того, что время все-таки идет. Порой мне казалось, что я живу в этом городе уже много-много лет. Событий за все время моего пребывания там было мало - несколько раз я присутствовал при наказании тех, кого подозревали в заговоре и подготовке мятежа. Дважды я видел, как казнили мятежников. Но, самое главное, я узнал, что город готовится к войне.