Горячее лето
Шрифт:
Проходит час, больше. Уже в глазах Алексея пестрит, и кажется ему, что это не вода течет, а он плывет вместе с землей, а вода стоит на месте. Нет, Днепр живет, дышит, двигается. Даже, кажется, волны — и те шелестят, как живые. Вдали от берега они жаднее, бездушнее, а ближе к берегу — ленивей, крылатее. И касаются берега извилистыми длинными, узкими, как у змеи, полосами и тут же умирают.
— Ну что, Алеша, не клюет?
Татьяна отрывается от книги.
— Почему-то не клюет. То ли погода
Наживил свежего червя, поменял глубину, ждет.
— Словно в воде рыбы совсем нет. А ведь в прошлом году на этом месте десятка три хороших окуней взял и подлящика вытащил. Ну ничего, вечером мы ершей наловим. Да, может, и верховодка пойдет.
Татьяна сидят у самого дуба. Кто-то смастерил здесь скамейку. Ей уже не хочется читать. Где-то совсем рядом закуковала кукушка. Татьяна прошептала: "Кукушка, кукушка, скажи, сколько мне лет жить?" Кукушка куковала долго. Татьяна считала, считала и сбилась.
— Алеша! Я буду старухой! — И рассмеялась.
— Кукушка предсказала?
— Да. Может, купаться будем, Алеша? Все равно не ловится.
— Еще немножко, авось клюнет.
— Ну ладно, лови, а я пойду за цветами.
За тридцать метров от реки — поляна, усыпанная яркими цветами, над которыми кружились пчелы. Большой рыжий шмель подлетел к голубой ее панамке, покружился и, сердито зажужжав, улетел.
"За цветок мою голову, глупый, принял и обиделся, что ошибся".
Скоро она собрала целый букет цветов.
— Я тебе сейчас венок сплету! — крикнула Татьяна.
— Давай!
Она подошла к скамейке и стала выбирать цветы с длинными стеблями.
— Ну вот, — сказала она, соединяя концы, — готово.
Прибежала и надела венок Алексею.
— Ой, какой ты смешной! Как Нептун! — рассмеялась, прижимаясь к нему. — Алеша, ну хватит ловить!
— Ладно. Вечером для ухи наловим. За день она прикормится.
Алексей оставил удочку, обнял Татьяну.
— Алеша, кругом же люди, — прошептала Татьяна. — Пошли лучше купаться…
К вечеру небо очистилось от облаков. Лениво выползла луна, подсвечивая все вокруг бледно-матовым, чуть-чуть золотистым светом. Хочется полной грудью вдыхать запахи цветущих трав и воды, прислушиваться к спокойному шепоту реки.
Невдалеке прошла женщина.
И тут же вслед пробежал мужчина. Алексей успел его разглядеть. Гладко зачесанные волосы, пиджак, наброшенный на плечи, белая, расстегнутая рубашка. Знакомый профиль. И женщина вроде знакомая. Волосы, завязанные в узел.
"Постой, да это же Вербин, — догадался Алексей. — Ну да, он. Его профиль. А женщина похожа на Ирину. А может, это его жена? Я ведь никогда ее не видел. Как похожа на Ирину Владимировну! А не все ли мне равно? Ведь в их семьях что-то не ладится".
А все-таки спросил:
—
— Нет. А что?
— Вроде наши, заводские. Тоже с ночевкой приехали.
На той стороне Днепра, в городском парке, еще гремел оркестр. Молодежь веселилась.
Потом, спустя минут десять, у самого берега проурчала моторная лодка, проехала мимо и остановилась невдалеке.
Алексей отметил про себя: "Казанка" с мотором "Ветерок". Десятисильный. Конечно, Вербин. А все жалуется, что купил, а ездить некогда".
На ночлег они устроились основательно, словно рассчитывали прожить здесь, по крайней мере, месяц: выбрали место посуше и поровнее, не слишком далеко от Днепра.
И пока оборудовали палатку, разводили костер и чистили плотвичку и колючих ершей для ухи, наступила ночь.
В палатке Татьяна потянулась к Алексею, шутливо проговорила:
— Алеша, это первый наш дом… — Умолкла, затаилась. Но это продолжалось недолго. — Алеша, как быстро проносится время, — снова отозвалась она. — Кажется, совсем недавно мы ездили за подснежниками, а прошло с тех пор больше четырех месяцев.
— А мне кажется, что то было только вчера…
— Нет, Алеша, этот месяц пролетит быстро, — не умолкала Татьяна. — Уже три дня сплыло. Через двадцать семь — мы поженимся. Я буду твоей женой. Совсем-совсем… Ты знаешь, Алеша, я еще не говорила ничего отцу. Для него это будет гром средь бела дня!
— А я сообщил матери в письме. Я и раньше он о тебе писал.
— И я, матери сказала, а к отцу как-то страшно подходить. Может, ты скажешь?
— Я уже недавно говорил.
— Ну и что? Он согласен?
— Ты же знаешь. Это был другой разговор. Так сказать, производственный. О том разговоре знаю не только я, но и весь завод.
— Ты поступил правильно, Алеша! Хотя, может, где-то и переборщил. Трудно идти напролом.
— Конечно, сейчас от главного инженера мне достанется. Не укладываемся. Чем качественнее, тем дороже. Это было, есть и будет. И я не отступлю!.. Плохо, что некоторые руководители превращаются в выжимал. Выжмет план — хорошо! Даже могут выдвинуть такого руководителя. А он и жмет, вместо того, чтобы пораскинуть своими мозгами. Правда, такие тоже с треском вылетают.
— Алеша, давай не говорить хоть здесь о производстве, — перебила Татьяна, — а то еще поссоримся.
— Нет, я давно хотел тебе это сказать.
— Алеша, чтобы ни случилось между тобой и моим отцом, помни: я всегда с тобой.
"Мать говорила, — вспомнила Татьяна, — что отца голыми руками не возьмешь. Он всегда будет прав".
— А все-таки я поговорю с папой, — продолжала Татьяна, — время ведь идет. Не будем же мы заявление из загса забирать…