Горячее лето
Шрифт:
— Да, жаркое лето, — промолвил Алексей.
— Не то слово, Алексей Иванович. Не жаркое, а горячее.
— Пожалуй, вы правы, Николай Тимофеевич, горячее лето, хоть и делаем машину для Севера.
Глава двенадцатая
Изобретением Михаила заинтересовались Ручинский, Олег, Светлана, Федор. Каждый из них внес свои соображения по усовершенствованию блока. Даже молчаливая Венера, и та дала дельный совет.
— Хорошее твое предложение, Михаил, — наблюдая, как ловко тот обрабатывает
— Да разве оно мое, Алексей Иванович? — Живые светло-серые глаза заблестели. — Его целая бригада создавала.
— Но оно же твое. Ребята просто подсказывали, и только.
— А я бы назвал это комплексной бригадой рационализаторов. Будем работать вместе, — предложил Михаил.
"А что, Михаил прав, — рассуждал Алексей. — Ведь с изобретением блока родилась сама комплексная бригада рационализаторов. Только бы определить туда всех наиболее талантливых людей. А они пусть будут своего рода штабом. Создадим широкую творческую лабораторию, где не только будут изобретать, но и учиться пользоваться новыми приспособлениями, изготовленными у себя в цехе".
Радужное настроение у Алексея слова испортилось. Экономисты доложили, что на шестнадцать процентов допущено повышение себестоимости изготовленных деталей и агрегатов. Инженерно-технический персонал будет лишен премии. Вот тебе и повышение качества продукции. А тут еще освоение новых деталей для "Сибиряка". А все почему? Да потому, что зачастую цех снижал себестоимость за счет качества. А теперь предстоит процесс обратного действия.
— Таня, что у тебя там с начальником цеха? — спросила Октябрина Никитична, как только дочь вернулась с работы. — Ты что, с ним дружишь? Увлеклась?..
Мать об Алеше говорит. Да без Алеши она себя и не мыслит. Он давно вошел в ее сердце. Тогда, во время размолвки, она не находила себе места, ночи напролет не спала. Вся извелась. Рядом быть с ним, думать о нем, думать о нем просто приятно. Ей нравилась его улыбка. Нравилось, что он не похож на других. Принципиальный. Даже главного инженера не побоялся. Другие боятся слово ему сказать, а он говорит напрямик. Ну и пусть будет таким… Молчаливый? Ну и что же. Ей нравилась его походка. Твердая, ровная. Она бы его узнала по походке среди тысяч.
— Ты об Алексее Ивановиче?
— А о ком же еще.
— А-а-а…
— И это после того, как он отцу ножку подставил! Подвел!..
— Ты сама говорила, что если бы не Алексей Иванович, отец замерз бы в новогоднюю ночь. Было это или нет?
— То давняя история. А сейчас другое дело. Сейчас он нахрапом против отца идет.
— Я знаю, о чем ты, мама. Отец сам виноват. Новая автомашина не могла выйти с недоделками. Даже полуоси — и те не из того металла. И при чем тут Алексей? Не мог он иначе поступить.
— Отец не глупее вас, — отпарировала Октябрина Никитична. — Значит, он заручился документами.
— Акты комиссии? Так? Да только свистни, подхалимы все подпишут. Лишь бы кто отвечал. Такие, как Алексей Иванович, не подпишут. Он правду-матку в глаза режет.
— Ошибаешься
— Я, дура, сплетням поверила. Сплетням. Понимаешь?
— И давно он тебе приглянулся?
— Давно.
— II что ты в нем нашла? Видела я его на днях. Ну, парень как парень. В годах уже. Ничего примечательного. Такими хоть пруд пруди. И рост средний. Белесый какой-то, — пренебрежительно пожала плечами Октябрина Никитична.
— А мне и нужен обыкновенный. И чтобы белесый… Папа разве великан? А ты же его полюбила?
— Папа — совсем другое. Интересный в молодости был. Это сейчас он располнел.
— Значит, любила папу?
— Конечно. Разве без любви вышла бы замуж?
— Вот и я люблю Алешу.
— Ой, чует мое сердце недоброе. Отец сказал, что, если только подружишься с ним, он и дочкой тебя не назовет. А ты папу знаешь!
— Мамочка, не терзай себя. Все уладится. Я с папой поговорю. Он меня поймет.
— Только не сейчас. Он не в духе. Трубка клокочет…
"А если отец не разрешит, тогда что? — тревожилась Татьяна. — Придется сбежать из дома и уехать с Алешей на БАМ. Трудностей я не боюсь. А вдруг он не захочет ехать? Алеша окончательно заболел реконструкцией цеха. Он и ночью, наверное, бредит ею. А может, подождать регистрироваться? Нет, ждать не будем. Что, мы маленькие? Да и у него есть своя комната. И потом что это за такие практические мысли? С Алешей куда угодно пойду. Квартира… При чем тут квартира? При чем тут отец? Конечно, хотелось бы как у людей. Чтобы с шумной свадьбой, чтоб фата, чтоб кричали "горько"! Да что я все предрешаю. Я ведь еще серьезно не говорила с отцом. Правда, не начинала этот разговор потому, что звала его мнение об Алеше. А может, пусть Алеша сам поговорит с ним? Как мужчина с мужчиной. Нот, нет, и должна сначала… И немедленно. Ведь с Алешей все ужо решено. А остальное должно уладиться".
Еще в начале апреля все решилось, а вот в загс заявление не подали. Тогда они ездили за подснежниками. Был воскресный день. Солнце грело ласково. Природа ликовала. Полая вода реки еще заливала многие луга и овраги. Воздух наполнен весенними терпкими запахами травы и леса. Птицы радостно встречали весну.
Крепко взявшись за руки, они шли по опушке рощи. То поднимались по косогору, то опускались к берегу.
— Лебеди! — остановившись, прошептала Татьяна.
Алексей тоже увидел в затоне большую стаю ослепительно белых птиц, которые величаво и легко скользили по водной глади. Время от времени взмахивали своими огромными крыльями и распускали их, как паруса. Они были похожи на белоснежные гидропланы.
— Белые лебеди! — произнес Алексей.
— А летом их тут не бывает.
— Они здесь отдохнут, подкормятся и полетят дальше.
— Это правда, что лебеди в одной парс на всю жизнь?
— Говорят, что когда самка погибает, то лебедь поднимается высоко в небо, складывает крылья и камнем падает на землю. Разбивается.
— Вот это верность! Прожить бы так всю жизнь!..
— Лебедушка ты моя! — Алексей нежно обнял Татьяну. — Мы должны прожить лучше!..