Горячие деньги
Шрифт:
Я засунул портрет обратно под комод. Уверен, это место для него Малкольм определил не случайно.
В кладовой я отыскал чемодан (кладовая тоже не изменилась), уложил вещи и стал спускаться на первый этаж. И столкнулся носом к носу с маленьким человечком, который весьма решительно сжимал в руках дробовик. Ствол дробовика был направлен на меня.
Я остановился резко, как только мог.
– Руки вверх! – хрипловато скомандовал человечек с ружьем.
Я медленно поставил чемодан на пол и поднял руки, как он велел. Одет он был в темные брюки, испачканные
– Вы садовник?
– И что, если садовник? Что ты здесь делаешь?
– Собираю вещи для отца… э-э… господина Пемброка. Я его сын.
– Я тебя не знаю. И сейчас вызову полицию. – Садовник был настроен воинственно, но голос его немного дрожал, и дробовик он держал не очень уверенно.
– Хорошо, – согласился я.
Теперь он столкнулся с неожиданным затруднением: как позвонить, не переставая держать меня под прицелом?
Заметив его растерянность, я предложил:
– Я могу подтвердить, что я – сын господина Пемброка. И, если хотите, открою чемодан, и вы убедитесь, что я ничего не украл.
Немного подумав, он кивнул:
– Стойте там, значит.
Я рассудил, что, если чем-нибудь испугаю его, в доме произойдет еще одно убийство. А потому очень медленно и осторожно открыл чемодан и выложил прямо на пол отцовское белье, пижаму и прочее. Затем я также медленно достал из кармана бумажник, нашел кредитную карточку и положил так, чтобы видно было имя владельца. Потом осторожно отступил назад на несколько шагов от этой «выставки», пока не уперся спиной в закрытую на замок парадную дверь.
Подозрительный пожилой садовник прошел вперед и исследовал разложенные вещи, опуская взгляд на какие-то доли секунды, и почти не выпускал меня из виду, не оставляя никакой возможности броситься на него.
– Здесь его паспорт, – обвиняющим тоном заявил он.
– Отец просил привезти его.
– Где он? – спросил садовник. – Куда он делся?
– Я должен встретиться с ним и передать паспорт. Где он сейчас, я не знаю. – Я помолчал, потом продолжил: – Я действительно его сын. Вы, должно быть, здесь недавно. Я не видел вас раньше.
– Два года, – он как будто оправдывался. – Я работаю здесь уже два года.
Похоже, старик неожиданно решил мне поверить и чуть ли не с извинениями опустил ружье.
– Я был уверен, что дом заперт, и тут увидел, как вы поднимаетесь по лестнице.
– Непорядок, – согласился я.
Он кивнул на вещи Малкольма:
– Вы их, наверное, уложите обратно.
Я так и сделал. Садовник все еще не спускал с меня глаз.
– Вы храбрый человек, раз решились прийти сюда, – сказал я. – Вы же думали, что я грабитель.
Он расправил плечи хорошо заученным движением:
– Я служил в армии, сэр, – потом расслабился и пожал плечами. – Сказать по правде, я собирался только тихонько позвонить в полицию, а тут вы как раз стали спускаться…
– А… ружье?
– Прихватил с собой на всякий случай. Я охочусь на кроликов… так что дробовик всегда под рукой.
Я
– Отец заплатил вам за эту неделю? – спросил я. Глаза садовника загорелись надеждой.
– Он заплатил в прошлую пятницу, как обычно. А утром в субботу позвонил мне домой и попросил забрать к себе собак. Присмотреть за ними, как я обычно делаю, когда хозяин в отъезде. Так я и сделал. Только он положил трубку прежде, чем я успел спросить, как долго его не будет.
Я достал чековую книжку и выписал чек на сумму, которую он назвал – его обычная плата за неделю. Как выяснилось, звали садовника Артур Белбрук. Я отдал ему чек и спросил, нет ли здесь еще кого-нибудь, кому отец не заплатил за работу.
Садовник покачал головой.
– Горничная ушла, еще когда госпожу Пемброк… э-э… убили. Сказала, что не останется здесь ни за какие коврижки. Эта картина все время стоит у нее перед глазами.
– А где именно госпожу Пемброк… э-э… убили?
– Я покажу, если хотите, – предложил он, пряча чек в карман. – Это за домом, в теплице.
Однако повел он меня не к старой, знакомой с детства теплице в дворике позади кухни, а в глубь сада, к ажурной восьмиугольной конструкции из сваренных стальных прутьев, выкрашенных в белый цвет. Сооружение с виду напоминало причудливую птичью клетку. Оно, вероятно, было задумано как уединенный летний домик-беседка в дальней части сада. Издалека внутри домика можно было разглядеть только огромное количество цветущей герани.
– Ну и ну… – только и сказал я.
– Эх… – Артур Белбрук выразил свое неодобрение одним вздохом и отворил застекленную металлическую дверцу.
– Эта теплица обошлась хозяину в целое состояние, – сообщил Белбрук. – И притом летом здесь слишком жарко. Такие условия может выдержать только герань. Госпожа Пемброк обожала герань.
На одной из подставок стоял плоский ящик со свежим компостом, почти полный. И без крышки, чтобы удобнее было набирать компост. Коробка с маленькими горшочками стояла рядом, в некоторых уже были посажены коротенькие черенки.
Я с отвращением смотрел на этот компост.
– Здесь это и случилось?
– Как раз здесь, – начал объяснять садовник. – Бедная леди. Никому не пожелаю такой смерти, каким бы ни был человек.
– Да, – согласился я. Внезапная догадка ошеломила меня. – Это ведь вы первым ее нашли?
– Я, как всегда, около четырех часов ушел домой. Но часов в семь вышел прогуляться и решил заглянуть сюда, проверить, все ли здесь в порядке после ее ухода. Понимаете, она развлекалась, играя в садовницу. Никогда не мыла за собой инструменты, бросала где попало – в этом роде. – Он посмотрел на дощатый пол, как будто снова видел здесь тело. – Леди лежала лицом вниз, и я перевернул ее. Она была мертвой, это точно. Кожа белая, как всегда, только вся в этих розовых пятнах. Они сказали, эти пятна из-за удушья, асфиксии. У нее в легких нашли куски навоза. Бедная леди!