Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия

Воронцова Марина

– Итак, высокая комиссия, вы собрались для того, чтобы вынести приговор этой ведьме, донье Инесс Боскана-и-Альмагавера, - доминиканец сделал широкий жест рукой, указывая, кому именно следует вынести приговор.
– Напоминаю вам, что эта ведьма долго водила за нос святую церковь, изображая набожность.

Конечно, от этого ее преступление становится еще отвратительней. Ее сестра, Алонцаде Бальбоа, награжденная в прошлом году жалованной индульгенцией доминиканского ордена, как самая бдительная католичка этой местности, вчера послала ко мне гонца с письмом, где сообщила, что, - тут отец Бартоломео развернул свиток, исписанный довольно убористым почерком, - читаю: "Моя сестра, донья Инесс

Боскана-и-Альмагавера, является злобной ведьмой. Колдовской силой она привлекает к себе мужчин. Чары ее таковы, что мужчины могут совершить акт любви только с ней, но не с законной женой. Готова присягнуть, что эти слова - правда. Как злобная ведьма, донья Инесс посещает шабаш, откуда возвращается в очень веселом расположении духа и с новыми драгоценностями, очень большой цены. Моя сестра похищает некрещеных младенцев, чтобы умываться их кровью и сохранять свою дьявольскую красоту. В том, что ее красота - есть не более нем дьявольское наваждение, нетрудно убедиться. Будучи от природы дурнушкой, да еще и тощей, Инесс всегда пленяла сердца мужчин и могла иметь столько любовников, сколько пожелает. Я же, как набожная католичка, хоть и весьма миловидна, за всю свою жизнь возбудила страсть только в своем законном муже. Но так как моя сестра, донья Инесс Боскана-и-Альмагавера, является злобной ведьмой - она решила отнять у меня мужа при помощи колдовства, Инесс приворожила дона Хуана де Бальбоа. Он хоть и христианин, но не смог противостоять колдовству. Так же донья Инесс извела своего мужа дона Карлоса Боскана-и-Альмагавера, тоже при помощи колдовства. В довершение всего, когда я раскрыла ее коварные планы и пришла спасти своего мужа от греха прелюбодеяния, она пыталась меня убить. Она сделалась невидимой и напала на меня. Однако мне удалось; отпугнуть ее молитвой. Без всякого сомнения, донья Инесс, которую отказываюсь считать своей сестрой - злобная ведьма. В этом клянусь своим вечным спасением и присягаю на библии".

– Какая чушь!
– воскликнула Люба.
– Алонца - ревнивая дура! Ее муж сам пришел ко мне в спальню! Он сам ко мне приставал, а я... я сопротивлялась, как могла!
– мадам Вербина вытаращила глаза и прижала руки к груди.
– Тут появляется эта ненормальная и начинает палить в меня из арбалета!

Однако присутствующие вообще не обратили на подсудимую никакого внимания и спокойно продолжили "спасать ее душу".

– Начнем допрос. Отвечай, несчастная, как давно ты стала ведьмой?
– спросил отец Бартоломео.

– Я не ведьма! Никто не может быть признан ведьмой иначе как по решению суда!
– возмутилась Любовь Алексеевна, которая от такого "начала" тут же пришла в себя.

– Занесите эти слова в протокол! Настоящая ведьма всегда отрицает, что она является ведьмой! Попытка запутать священный суд - лучшее доказательство ее вины!

– Чушь!
– в Любе проснулся зверь.
– Я требую, чтобы вы провели экспертизу!

– Занесите в протокол - она произнесла непонятное слово. Вне всякого сомнения - это было заклинание! Попытка навести на вас дьявольское слабоумие!
– отец Бартоломео закатил глаза и забормотал какую-то тарабарщину на латыни.

– Да вы сейчас произнесли сотню непонятных слов! И всю дорогу проявляете дьявольское слабоумие!
– вошла в раж Люба, - пусть занесут в протокол, что ты тоже сказал заклинание!

– Вы слышите? Она не понимает слов молитвы! Ведьма!
– затопал ногами блюститель веры.

– А кто понимает слова этой молитвы? Пусть вот он переведет!
– Люба ткнула пальцем в главного судью.
– Или он тоже колдун?

– Я?!
– грозный судья Эймерик в один миг побелел, как полотно. Его губы затряслись, а руки начали беспомощно трепыхаться на столе.
– Прослушайте, донья Инесс, у меня дети... Пожалуйста, возьмите свои слова обратно. Лично я против вас ничего не имею... У меня работа такая... Служба...

– Что? Пособничество сатане? Арестовать его!
– отец Бартоломео обвел грозным взглядом остальных членов суда.

– Незнание латыни не является доказательством связи с дьяволом, - победно заявила Люба и скрестила руки на груди, - Иначе получается, что и вы, отец Бартоломео, были колдуном до тех пор, пока не выучили латынь! Не родились же вы со знанием латыни, а?

Доминиканец некоторое время молчал, выпучив глаза, и открывал рот, словно выброшенная на берег рыба, а затем завопил, что было силы.

– Молчать! Здесь я задаю вопросы! Молчать!

Люба пожала плечами.

– Итак, повторяю свой вопрос, как давно ты стала ведьмой?

– Повторяю свой ответ...

– Молчать! Как давно ты стала ведьмой? Люба не знала, молчать ей или говорить, и поэтому ничего не ответила.

– Так!
– отец Бартоломео положил руки на рычаг дыбы.
– Запишите, что она не отвечает на мои вопросы. По закону, мы должны применить пытку.

– Сначала вы должны доказать, что я ведьма!
– крикнула Люба, стукнув кулаком по столу.
– Правозащитницы Новодворской на вас нет...
– пробормотала она себе под нос.

– Отец Бартоломео, - раздался робкий голос главного судьи; которого взяли под стражу на его же председательском месте.

– Что тебе, несчастный?

– Думаю, мы должны испытать ее...
– трясущимся голосом произнес судья.
– Вдруг... м-м-м... вы ошиблись, - договорил он, наконец, и покраснел до кончиков ушей.

– Да! Испытайте меня! Я требую справедливого суда и следствия!
– воскликнула Люба - Вы не имеете права держать меня здесь на основании заявления какой-то ревнивой бабы! Да Алонца просто пытается спасти свой брак. Чисто по- женски, я ее понимаю, но...
– Люба прижала руку к груди.

– Молчать!
– завопил отец Бартоломео, а затем обратился к писарю.
– Запишите, обвиняемая намеренно затягивала следствие. Лишить права на снисхождение. Вот так! Когда мы докажем, что ты ведьма, никакого снисхождения! Все твои дьявольские уловки обернутся против тебя!
–

Что значит "снисхождение"?
– встревожилась Люба.

– А! Лучше сразу признайся во всех своих преступлениях, ведьма! Тогда тебя не будут пытать и сожгут быстро, на большом огне!

– Думаю, мы можем проявить снисхождение только в одном случае, - заговорил папский легат, нужно отметить, что голос у него был наисладчайший, - если донья Инесс раскается и передаст все свои владения церкви.

– Ну, - отец Бартоломео приподнял брови и сложил руки на животе, - полагаю, что тогда палач, конечно, может придушить ее, перед тем как сжечь.

– Из христианского милосердия, - добавил легат, приподняв вверх указательный палец.

– Видит Бог, как велико наше милосердие, - и отец Бартоломео снова закатил глаза к небу, забормотав что-то на латыни.

Затем перевел дух и обратился к членам суда, которые сбились в кучку и дружно тряслись от ужаса. Люба сглотнула слюну.

– Давайте все-таки соблюдем формальности, - снова подал робкий голос судья.

– Да, я тоже считаю, что донье Инесс нужно дать шанс для искреннего раскаяния, и, может быть, даже для спасения души, - покачал головой папский легат.

– Крючкотворы!
– проскрежетал отец Бартоломео.
– Сжечь ее, да и дело с концом!

– Уф... Судья стер платочком пот со лба.

– Послушайте, донья Инесс, - обратился он к Любе, после того как доминиканцы вышли, - мой вам совет, постарайтесь завтра утонуть.