Госпожа Клио. Заходящее солнце
Шрифт:
К удивлению Манко, их повели не в город и даже не в военный лагерь, а совсем в другую сторону, куда была проложена новая ровная дорога. Манко так и подмывало спросить, что же произошло за время его отсутствия (ведь законы Великого Инки, хоть и справедливы, но непредсказуемы), однако суровые лица воинов подсказывали, что лучше этого не делать.
Через час стало понятно, что направляются они к храму Солнца, только обходят его почему-то с внешней стороны. …Если мы идем в храм, это хорошо, – решил Манко, – там я расскажу жрецам о своих грехах, получу
Но дорога свернула в сторону. Манко увидел строй воинов, превращавший ее в узкий живой коридор, который тянулся на сотни вара и заканчивался у строения, которого, как и дороги, не было раньше. Воины стояли плечо к плечу, и глаза их смотрели настолько бесстрастно, что Манко чувствовал, будто проходит меж каменных стен, и жуткое ощущение собственной ничтожности заставило его опустить взгляд. Так он и шел, разглядывая грязно-желтое пирка и свои ноги, пока апу не приказал всем остановиться. Тогда он решился поднять голову.
Дверь в здание закрывала шкура пумы. Апу уверенно поднял ее и вошел внутрь. Манко решил, что наступил момент, когда можно хоть что-нибудь узнать, и повернулся к девушке, оказавшейся ближе.
– Почему Великий Инка пребывает теперь в Кахамарке?
– Ты спустился с гор или приплыл из-за моря, раз ничего не знаешь? – девушка посмотрела на него с удивлением. В ее глазах на мгновение даже вспыхнул интерес.
– Да, я приплыл из-за моря вместе с посланцами Солнца, которые помогут Великому Инке победить в войне. Но с кем он воюет? С чанка?
– Мудрый Уайна Капак, отправился навестить своего отца – Солнце, а на земле оставил править своих сыновей, – прошептала девушка, – но они затеяли войну между собой. Младший – Атауальпа, победил. Он захватил Куско и пленил старшего – Уаскара. Теперь он расправляется с теми, кто служил Уаскару.
– Значит, Великого Инки больше нет? – поразился Манко. Это известие не укладывалось в его в голове.
– Почему нет? Атауальпа стал Великим Инкой, если, конечно, Уайна Капак не вернется, чтоб вернуть старый порядок.
Одному из воинов ответ девушки не понравился. Он невозмутимо отвязал от пояса туго сплетенные волокна кабуйи, [29] предназначенные для метания камней, и вытянул ее по спине так, что на месте удара вздулся багровый рубец. Лицо девушки сморщилась от боли; она согнулась, но не закричала. Манко сразу замолчал, опасаясь, что его, как мужчину, может постигнуть участь и похуже – за пустое любопытство его могут просто проткнуть копьем и бросить труп, не укрыв камнями и не снабдив чашкой маиса и кувшином чичи. Он совсем недавно наблюдал подобное, и в Тумбесе, и в Кахасе…
29
Специальная древесная кора, из которой после вымачивания изготавливались веревки, пояса и т. д.
Впрочем, а о чем еще ему было спрашивать? Он и так узнал достаточно. Загадкой оставалось только одно – к кому из братьев Солнце отправило своих одетых в металл и управляющих огнем посланцев, к Анауальпе или к Уаскару?.. Но он ничего не успел придумать на этот счет, потому что появился апу.
– Ты и ты, идемте со мной, – он ткнул пальцем в мужчин, – Великий Инка готов вас выслушать, ибо находится в благодушном расположении. А тебя, – апу злорадно усмехнулся, поворачиваясь к девушке, – он подарил мне. Когда вернусь, я тебе напомню, как ты целилась в меня копьем. У меня есть пять янакуна, но теперь вся их работа достанется тебе, а ночью ты будешь ублажать меня как ни одна другая женщина. И запомни – если что-то будет не так, у меня под рукой всегда есть бамбуковая палка; ох, и погуляет она по твоей спине!.. – апу говорил с нескрываемым удовольствием и, видимо, мог бы долго описывать жизнь своей новой янакуна, но неожиданно его остановил голос, заставивший вздрогнуть даже стоявших в „живом коридоре“ воинов, что являлось грубым нарушением закона.
– Ничего этого не будет, – произнес пленник, стоявший рядом с девушкой, – она – дочь курака Чавина, и если Великий Инка хочет иметь подданных, а не затаившихся врагов, апу заберет свои слова назад. Так сказал я – верховный жрец Ланзона, повелевающего Крылатым Змеем.
Озадаченный, апу чуть склонил голову. Ему не хотелось отказываться от своих планов, но как вступать в конфликт с жрецом Ланзона, если Крылатый Змей уже парил совсем близко, а тягаться с ним в силе не мог никто, кроме Солнца?
Апу снова исчез за шкурой и наступила тишина, наполненная, скорее, растерянностью, нежели прежним страхом. Ранча удивленно посмотрела на жреца.
– Найплам, зачем ты это сделал? Я ж говорила, что готова принести себя в жертву.
– А я говорил, что приносящий жертвы лишь издевается над богами! – Найплам не мог, да и не пытался объяснить свой поступок. Казалось бы, Ранча виновата во многом: она так и не достала ему сосуд, не привела черную ламу и к тому же, из-за ее несдержанности происходила вся эта досадная задержка, но почему-то он был уверен, что поступает правильно. Может, такова воля Ланзона, чтоб впрямую столкнуть его с Великим Инкой и доказать, кто сильнее?..
– А кто остановит Крылатого Змея, если тебя убьют? – тревожно спросила Ранча.
– Убьют меня?!.. – Найплам расхохотался. Первый раз в жизни он сделал это искренне и открыто – раньше он никогда не смеялся, а лишь изредка улыбался собственным мыслям, – меня нельзя убить, разве ты не помнишь об этом? Я нужен Ланзону так же, как он мне; как Солнце Великому Инке и Великий Инка, Солнцу. Помнишь, я говорил, что только единство совершенно?..
Воины больше не прерывали их разговора, ибо до возвращения апу не знали, на чьей стороне окажется правда; только Манко, переводивший взгляд с жреца на девушку и обратно, вдруг сказал:
– Я тоже видел Ланзона. В Тумбесе, что находится на берегу Большой Воды.
– И какой он? – жрец смерил его недоверчивым взглядом.
– Он черный. У него нет, ни рук, ни ног, ни шеи, а голова острая, как горная вершина. Он похож… – Манко никак не мог подобрать сравнение.
– На нож, пронзающий, и землю, и небо, да? – Найплам вспомнил статую в святилище.
– Да-да, верно! Он похож на черный нож! Он явился мне, а потом исчез, растворившись в воздухе!..
– Ты говоришь правду, – заключил Найплам, поворачиваясь к Ранче, – вот, видишь, все сбывается. Он пришел, чтоб встретиться со мной.