Госпожа министерша
Шрифт:
Васа (в изумлении). Не хочешь? Ну, знаешь, этого я от тебя не ожидал. Я, брат, считал тебя умным человеком. Постой, я тебе не все сказал. Мне Живка еще вот что говорила: если ты по-хорошему оставишь жену, ты, дружок, получишь в награду повышение на класс. Подумай! Получишь повышение! Теперь выбирай, что ты предпочитаешь: жену или класс?
Чеда. Я предпочел бы и жену и класс.
Васа. Тертой редьки тебе! Ты хочешь и арбуз и дыню?
Чеда. Подождите, я не все сказал. Еще больше я хотел бы жену
Baca. Ух! Если ты начнешь как на аукционе набавлять, то, пожалуй, скажешь еще, что тебе нужны две жены и четыре класса. Так, приятель, не бывает! Чего не бывает, того не бывает! Нет, ты послушай меня хорошенько и здраво рассуди. Видишь ли: жену ты всегда сможешь найти, а класс, ей-богу, – нет. А всякий разумный человек смотрит, как бы прежде всего схватить то, что трудно достается. Разве не так? Вот, братец. Если ты человек практичный, ты не будешь увлекаться теориями. Ведь поразмысли здраво: жена – это теория, а класс, братец ты мой, – практика. Так ведь?
Чеда. Слушайте, дядя Васа, я выслушал вас от начала до конца и знаю все, что вы мне скажете… Я вас, дядя, весьма ценю и уважаю, поэтому и хочу быть откровенным и скажу вам, разумеется, по секрету, на что я решился. Так вот я решил: зубному врачу-свату глотку засыпать зубами, Никарагуа – уши отрезать, а вам, дорогой дядя, – разбить нос!
Васа. Чеда, сынок, ты меня удивляешь, я не вижу, чтобы мой нос был в какой-нибудь связи с этим делом.
Чеда. А тогда не суйте его в дела, которые вас не касаются.
Васа. Хорошо, хорошо, больше я не стану вмешиваться. Но только смотри, не пожалей, если с тобой случится что-нибудь такое, чего ты не хочешь.
Чеда. А вы и об этом подумали?
Васа. Мы не думали, но, знаешь, раз я самый близкий человек, у кого же Живке спросить совета, как не у меня. А я, как человек, опытный в таких делах, говорю: «Знаешь что, Живка, переведи ты этого лодыря в Иваницу, увидишь, как он запоет».
Чеда. Значит, это вы ей посоветовали?
Васа. Э, если б кто другой, она бы и не вспомнила.
Чеда. Хорошо, дядюшка, купите себе сейчас же пластырь для носа, а я буду готовить чемоданы, чтобы отправится с женой в Иваницу.
Васа. Да что Дара с ума, что ли, сошла, туда ехать: у нее отец – министр, а она поедет в Иваницу.
Чеда. Послушайте-ка, сударь. Идите позовите сюда вашу племянницу, госпожу министершу, и мы сразу рассчитаемся.
Васа. Ну, так нельзя! Прежде всего Живка приказала сообщить тебе, что с этого момента она больше не считает тебя своим зятем, не хочет с тобой разговаривать, как с зятем, а если у тебя будет к ней какое-нибудь дело, можешь прийти, как посторонний, передать через прислугу свою визитную карточку, просить принять и разговаривать с ней только официально.
Чеда. Так и приказала? А не говорила ли она вам, что мне надо надеть цилиндр?
Васа. Ну, и цилиндр.
Чеда. Может быть, и перчатки?
Васа. Разумеется, и перчатки.
Чеда. Очень хорошо, тогда передайте,
Васа, Живка.
Васа качает головой, недовольный опасностью, которая грозит лично ему, и бормочет что-то, ощупывая свой нос. Затем берет со стола папиросу, вставляет в мундштук и закуривает.
Живка (в дверях). Васа!
Васа. Поди, поди сюда!
Живка. Он ушел?
Васа. Ушел!
Живка (входит). Ну, ради бога, что он говорит?
Васа. Что говорит? Ничего. Если б ты слышала, Живка, как я с ним умно разговаривал, то поверила б, что всякий другой человек сдался бы. Но он, братец мой, невероятно упрям.
Живка. Значит, он не хочет добром?
Baca. И слышать не желает! Он даже грозит отрезать уши, засыпать глотку зубами и разбить нос. Мне он посоветовал сегодня же купить пластырь – ведь последняя его угроза ко мне относится.
Живка. Э, раз он добром не хочет, мы ему покруче завернем.
Васа. И это я ему говорил.
Живка. Сегодня же постараюсь перевести его в Иваницу.
Васа. И это я ему говорил.
Живка. А он что?
Васа. Говорит, что поедет и в Иваницу, но увезет с собой и жену.
Живка. Тертой редьки ему!
Васа. И это я ему говорил.
Живка. Что?
Васа. Да вот, тертой редьки ему…
Живка. Он думает, что я тут с ним не справлюсь. Я ему уже замесила пирог, жду только, когда Анка затопит печку, чтобы его испечь. Дара от него отвернется и никогда даже не взглянет. Коли бог даст, ты еще сегодня это увидишь и услышишь. А ты сказал ему, что он для меня больше не зять?
Васа. Как же, я говорил, что если ему будет нужно, он может к тебе прийти только официально.
Живка. Хорошо ты ему сказал.
Васа. Слушай, Живка, теперь надо привести родню.
Живка. Опять ты с этой родней.
Васа. Я им вчера сказал, чтобы они в этот час собрались у тетки Савки, и я всех вместе приведу. Не дело их обманывать.
Живка. Ну ладно, приведи уж их всех разом, и я сниму с себя эту заботу. Только, пожалуйста, чтобы они долго не задерживались! Сам знаешь, к нам сегодня на свидание новый зять придет.
Васа. Не беспокойся, я им скажу, чтобы они покороче. (Уходит.)
Живка, Анка.
Живка, оставшись одна, звонит.
Анка (входит.) Что угодно?
Живка. Господи, Анка, как ваши дела? Вы что-то очень неповоротливы, как будто бог весть какое трудное дело заманить мужчину к себе в комнату.
Анка. Дело не трудное, нельзя сказать, что трудное, но, знаете: нужен подходящий случай, а то полон дом народу, и я никак не могу застать барина наедине.