Госпожа поневоле или раб на халяву
Шрифт:
— Не смей… — я набрал в рот воздуха, выдохнул, попытался успокоиться. Мышь же не виновата… Она же не знает… — Короче, не буду я размножаться! Не контрольно, не бесконтрольно, не этим… как его… от почки… И я не мелочь! И уж тем более не антиквариат! Мне в пересчете на ваш возраст двадцать один год, ясно?! И… И… И вообще… — я все же отбросил договор, соскочил с дивана… сделал пару кругов по комнате и только потом сел обратно. — Дальше сама читай.
Но мышь читать не стала, даже договор не подобрала с пола. Придвинулась вплотную, и неожиданно провела рукой по моим волосам, даже не погладила, а… как-то пропустила сквозь пальцы, ласково и приятно. Потом второй рукой за подбородок развернула мое лицо к себе. И посмотрела на меня без насмешки и унижающей, противной жалости… В ее взгляде было только сочувствие и понимание.
— Ну ты чего, чертенок? Плюнь и разотри, понял? Подумаешь, придурки какие-то написали полную фигню. Они там много чего понаписали, одно другого пакостнее. Вот пусть им и будет стыдно, мордам неумным!
Гнев, распирающий меня изнутри, опасно сконцентрировался в глазах… на всякий случай я их закрыл, боясь расплескать собравшиеся вылиться эмоции… и кивнул:
— Хорошо…
Алена:
— Будем дальше разбираться, или ну его нафиг и пойдем чаю попьем? — вот же придурки, в самом деле! Кто только договор этот составлял? Не стала бы я черта терроризировать его чтением, но там действительно было много непонятного, еще больше подозрительного и до фига чего просто противного.
Пока чертяка отлеживался после своей эффектной, блин, кульминации (он меня даже напугал слегка столь бурным проявлением чувств и не только), я тоже приходила в себя.
В себе было неуютно, непонятно и местами даже незнакомо. Какие-то старые образы и чувства полиняли до полной прозрачности, какие-то новые повылазили из всех щелей и по-хозяйски устраивались на освободившемся месте.
Чтобы хоть немного призвать к порядку этот разгул и разброд, я занялась делом. Чертячьим, конечно, каким же еще. Поднять, напоить, умыть… сам помылся, молодец. А то выглядел после отдирания тушки от пола откровенно хреноватенько. Словно его не трахнули, а заездили до полусмерти.
Нет, надо срочно садиться и читать сопроводительную документацию. Сразу надо было, с этого, по-хорошему, вообще следовало начинать! Но я ж, блин, то в сомнениях, то в стремлениях, то пороть, то трахать, мать их крылатую за хвост и об забор!
Пошла, нашла и села изучать. Елки-горелки, это ЧТО? Я когда на кухне бегло пробежала документ глазами, прежде чем Светлюка шугануть, такого разнообразия… "полезной" информации как-то не заметила. Или у меня глюки, или буковок в договоре стало больше. Заметно больше! Да чертов свиток вообще стал длиннее чуть ли не втрое!
Сжав зубы, начала с самых первых пунктов. Ну, тут все знакомо и понятно. Предъявитель сего… данной особи… бюрократы в нимбах. Особые приметы. Хм… а где у него там родинка? Чего-то я не заметила на чертячьей заднице никаких особых примет. Ну, я и не приглядывалась. Ага… видовая принадлежность. Демон-оборотень, в скобках уточнение — заблокировано. Ну наааадо же… аж целый демон, а я все чертенок да чертенок. Интересно, в кого он оборачивается? В колючее или в ядовитое? Или оба пункта сразу? Спрошу потом. Тут пока все понятно.
А вот дальше… Кто вообще придумал этот идиотский документ? Он сам пробовал все эти пункты соблюдать? Особенно когда формулировки одна "прекраснее" другой. Мало того, что противные, так еще и туману полсвитка.
В общем, когда слегка ожившее чертушко выбралось из душа, я как раз думала, что лучше: сразу спустить в унитаз эту… бюрократическую оргию или все же попробовать разобраться.
Разбирались вместе. Причем, то ли я уже немного привыкла к этому неожиданному вторженцу, то ли, блин, во мне гены какого-то рыцарственного предка проснулись не вовремя. Неправильные какие-то гены, с транспарантом "трахнул — женись" на всю ДНК.
Тьфу-тьфу-тьфу на них, я как представила Владиса в белом платье и кисейной фате на макушке, поджидающего меня у дверей страшного места по имени ЗАГС, едва сдержала иррациональное желание взять билет на самолет и рвануть из родной квартиры куда-нибудь не ближе Австралии. Питером, тут, боюсь, дело не решить, догонит…
Ффух… придумается же! А вот поди ж ты, после всех этих совместных пертурбаций и обоюдного секса — он меня в мозг, я его в зад… Короче! Как-то проще с ним стало, что ли. Почти как со своими ребятами в компании. И вот здесь притаилась одна большая… большаааая такая… подлянка.
Нет, строить я могу и своих, если надо. И в лоб дать при случае, и истерику проигнорировать. Даже повоспитывать, в принципе, могу, хотя не люблю ужасно. Но вот пороть и трахать "своего парня", даже не в смысле "любимого", а просто друга… короче, фиговее некуда.
Да понимаю я, что этому вреднючему существу до настоящей дружбы, как на улитке до Китая! В теории лет за сто доползти можно, вот только я так долго не проживу. Но гнобить и строить на пустом месте не хотелось. Ну и не буду.
Вон, он договор почитать хочет, вот и будем разбираться.
Нда… дальше первого раздела мы не ушли. Уж больно пункты подлючие, за какой не зацепись — или стошнит, или плакать хочется. А еще мелькает странное ощущение на периферии, словно я забыла что-то важное и не могу вспомнить. Раздражает ужасно, причем возникает это чувство ровно в тот момент, когда мы вдвоем смотрим в договор.
Часть этого раздражения выплеснулось прямиком на идиотский пункт о размножении. Ну и чертенка, похоже, забрызгало. Сидит теперь злющий, надутый, а глаза на мокром месте. Если бы просто психанул — послала бы, а сейчас не могу. Ну, дурной, да, воспитывать и учить — моей жизни точно не хватит. Но издеваться — это лишнее.
И снова я мельком отметила, что после сегодняшнего вечера мне легче и проще находиться рядом с ним. И дразнить могу, и утешать — рука спокойно тянется взъерошить еще влажные после душа волосы. Хорошо взъерошиваются, сразу дыбом, очень соответствует настроению.
— Ну, так чего, там пирог остался, с малиной. Пойдем?
— Пойдем, — улыбнулся Владис, как-то по-мальчишески робко и беззащитно. — Только… насчет пирога я бы не был так уверен.
— Весь слопал? — не знаю, чего в моем голосе было больше, восхищения или ужаса. — Ну ты троглодиииит!