Госпожа следователь
Шрифт:
Эта мысль пришла в голову не одной Клавдии. Обыскали каждый уголок Бутырок — Гаспаряна не было.
Под напором агрессивных расспросов растерянных следователей Клавдия и сама стала прокручивать в голове бредовые предположения о том, что Гаспарян хитро втерся в дело о собачке только для того, чтобы убить Харитонова. Потом она вспомнила, что Гаспарян уже сидел, когда дела о дворняге и самого Харитонова и в помине не было. Но если семеро говорят тебе, что ты пьян, — пойди и проспись. Клавдия выходила из Бутырок в полном смятении. Ее проверяли на сей раз так, словно было достоверно известно — она террористка.
«Ну теперь уж я точно вылечу с работы, — обреченно думала Дежкина. — Теперь уж я проштрафилась на все сто».
В чем особенном она проштрафилась, Клавдия вразумительно ответить не смогла бы. Напоследок в одном из коридоров ее поразила мирная картинка — прогуливается себе женщина с ребенком.
«В России возможно все, — вспомнила Клавдия слова писателя Лозинского. — Как сюда попала эта женщина — явно не заключенная, как попал ребенок, что они тут вообще делают в такой час? Тайна сия велика есть…»
У неприметного входа в СИЗО была огромная толпа. Журналисты все пронюхивают моментально. Они набросились на Клавдию с таким же рвением, как следователи в Бутырках.
— Расскажите, что произошло?
— Кто сбежал?
— Кого убили?
— Это опять мафиозные разборки?
— Не связываете ли вы это убийство с делом журналиста Колобова?
Клавдия только мило улыбалась в ответ. Конечно, ей самой хотелось сейчас остановиться и подробно рассказать этим симпатичным парням и девушкам о том, что случилось в тюрьме. Так, только факты, без раскрытия тайн следствия, без имен. Но, внушенное начальством и с годами въевшееся в плоть и кровь презрение к «этим писакам» заставляло милую Клавдию расталкивать журналистов довольно бесцеремонно.
Честно говоря, она еще не знала случая, чтобы сообщение в прессе хоть как-нибудь повредило следствию. Но такое мнение упорно бытовало среди ее коллег, и Клавдия тоже принимала его без особого скепсиса. Одним из любимых занятий в прокуратуре было читать статью о каком-нибудь уголовном деле и громко хохотать над полным неведением автора. Ни Клавдия, ни ее коллеги и не задумывались, откуда это неведение. И откуда взяться ведению, если профессионалы молчат как рыба об лед.
Впрочем, эти размышления о свободе слова и печати сейчас Клавдию волновали меньше всего, честно говоря, даже сам Гаспарян перестал тревожить ее мысли, потому что она увидела до боли родной старенький «москвичек», сиротливо припаркованный у края тротуара.
Ее почти напугало то, что в машине сидели трое. И эти трое, судя по всему, о чем-то жарко спорили.
Клавдия осторожно подобралась сзади и присмотрелась: в «Москвиче» был ее муж Федор (фу! отлегло), Ленка (это еще что такое?!) и… Игорь Порогин (мамочка родная!).
— ..А я говорю — она поедет домой! — сдерживая свою пролетарскую ярость, рычал Федор.
— Вот увидите! Вот сами увидите! — язвительно отвечал Игорь.
Ленка в беседе участия не принимала, но была, судя по всему, на стороне отца.
— Вы что здесь делаете?! — распахнула дверцу Клавдия. — А ты почему не в постели? Игорь, ты-то что? Федь, что за дела?
Ответить сразу на все вопросы, видно, не представлялось возможным, поэтому троица уставилась на Клавдию безмолвно и очарованно. Клавдия решила спрашивать по порядку:
— Что случилось, Федор? С Максом что-нибудь?
— Да нет! Ты что?! — замахал руками муж. — Просто по телевизору передали, что тут какая-то катавасия, а потом вот твой напарник позвонил… Мы и решили… У тебя как, все в порядке?
— У меня все нормально, если не считать… — Но Клавдия не стала распространяться о случившемся в Бутырках даже перед родными.
— Я знал, что вы поехали к Журавлевой, — заговорил теперь Игорь, — вот и заволновался.
— Ma, а здорово там грохнуло? — наконец вставила и Ленка.
— А ты почему не спишь? — вопросом на вопрос ответила Клавдия.
— А я тоже волновалась. Ты мне мать или не мать? — хитро спросила дочь.
— Ну все, садись, поехали домой, — Федор завел мотор.
— Клавдия Васильевна, а я адрес узнал, на который отправляли шифровки, — по-детски похвалился Игорь.
— Я сказал — мы едем домой! — уже не сдержал свою пролетарскую ярость Федор.
— Это здесь рядом, на Лесной, — подлил масла в огонь напарник.
— А я сказал — домой!!
— Вот вы кричите, а Клавдия Васильевна еще не сказала ничего. Может быть, мы ей позволим решать? — вкрадчиво произнес Игорь.
— Слушай, если ты будешь влезать в мою семейную жизнь!.. — обернулся к Игорю Федор.
— Если у вас т а к а я семейная жизнь, то… — многозначительно улыбнулся Игорь.
— Какая «такая»?! — аж зашелся муж.
— Ma, они так всю дорогу цапаются, — сказала Ленка. — Как дети.
— Помолчи! — гаркнул на дочь Федор. — И ты против отца?!
— Да кому ты нужен? — неосторожно заметила дочь.
— Ах так? Ах, значит, вот так? Ах так, значит? — однообразно заговорил Федор. — Ах, значит, так вот, значит?..
— Да, так!
— Ох, Федор Иванович, Федор Иванович…
— Всем молчать, — тихо, но внятно произнесла Клавдия.
И все действительно замолчали.
— Значит, так. Игорек, никогда больше не смейте обсуждать мою семейную жизнь. Может быть, для кого-то это прозвучит странно — я в семье счастлива. Я люблю Федора Ивановича. Он мой муж и глава семьи.
— Извините, — буркнул Игорь, — но я не хотел…
— Ленка, я тебя очень прошу, извинись перед папой. Папа нервничает, волнуется не меньше тебя. В таком состоянии люди действительно становятся похожими на детей. И это, в общем, хорошо.